— В большой вонючей куче самодовольства, а именно моей.

— Хватит.

— Между мной и Блейком не очень все хорошо.

Я чувствую ее тело напрягается.

— Вы что ругаетесь?

— Нет, вот именно, что нет. Вся страсть ушла из наших отношений.

Ее тело расслабляется.

— Ты глупая секси, Лана, — она хихикает.

— Ты не понимаешь, Билл, — настаиваю я.

— Когда он завтра вернется, сообщи ему, что ты будешь спать со мной, и мы сразу же посмотрим насколько далеко ушла страсть банкира.

Я чувствую, как ее рука обвивается вокруг моей талии, и она прижимается ко мне. Ее большие новые сиськи упираются мне в спину, они теплые, красивые и для меня не неудобные.

— Спасибо, Билл, — бормочу я, придвигаясь к ней ближе, и почти сразу же проваливаюсь в сон.

Не знаю сколько часов спустя, я чувствую, как Билли убрала руку, и я с трудом открываю сонные глаза, голова просто раскалывается, и вижу перед собой улыбающееся лицо Блейка.

— Что-то ты рано, — бормочу я.

— И какая удача, что я успел вовремя, — он несет меня в комнату для гостей, накрывает одеялом, залезает рядом ко мне.

— Никто не имеет права спать с моим маленьким ангелом, кроме меня, — шепчет он, прижимаясь и обнимая меня за талию в точности, как Билли.

24.

Виктория Джейн Монтгомери

Я лежу на своей кровати и смотрю в безлунную ночь, отчаянно желая, чтобы Феникс пришел ко мне. Вокруг меня все рухнуло, потому что я узнала, что Блейк — мой сводный брат, и я не могу ему отомстить, а у меня все было так тщательно спланировано. Как только я начинаю думать, что он сотворил со мной, моя кровь вскипает.

Когда-то я любила его. Сейчас единственное, что я хочу больше всего — отомстить. Я продолжаю мечтать о том, как лью кипящее масло на пупок суки Блейка, и как она кричит, словно сумасшедшая, ее кожа покрывается волдырями, слезает, оголяя ее мясо, и она превращается в кусок стейка, приготовленного на гриле.

Боже, как же я ее ненавижу.

Если бы только Феникс снова пришел ко мне, тогда я могла бы попросить у него благословения. Потому что я боюсь, чувствуя, что со мной происходит что-то странное. Я слышу звуки затачиваемых ножей в своей голове, и я боюсь, что теряю свое психическое здоровье. Возможно, потому, что я заперта здесь среди всех этих психов, что сама становлюсь одной из них.

И сейчас я слышу голоса в своей голове.

Каждый день эти бестелесные голоса становятся все сильнее и более беспощаднее. Они сводят меня с ума своим суровым кудахтаньем и взыванием к мести, жаждут крови. Крови Блейка. Я больше не осмеливаюсь посещать групповые занятия. К счастью, политика клиники не предусматривает их, как обязательные. Я боюсь с кем-либо разговаривать. Что мне делать, если я потеряю контроль, и один из голосов возьмет верх?

Вдруг среди всего этого, я слышу голос, дорогой, потерянный голос ребенка. Ищущий в своей невинности, выманивающий меня и безвозвратно тянущий к себе, как приманка. Все другие голоса, которые я вынуждена слушать, требуют от меня до непристойности прямого принудительного контакте, гранича с грязными, непристойностями. Я прислушиваюсь к этому чистому новому голосу и понимаю, что все остальные голоса затихают, как бы уходя на второй план.

Прекрасный новый голос пробивается вперед, ко мне, с полным нетерпением. Я принимаю его всем телом и душой, всем, что я есть. Возможно, у меня все будет хорошо. Возможно, этот новый голос сбережет меня и направит на путь истинный. Возможно, Феникс послал этот голос ко мне. Сразу же я чувствую себя гораздо сильнее.

«Ты не должна доверять никому», — говорит этот уникально свежий и прекрасный голос.

Я одобрительно киваю.

«И ты не можешь отказаться от божественных планов».

Я снова киваю.

«Феникс санкционировал их».

Конечно Финикс. Я внимательно прислушиваюсь, как красивый голос конкретизирует, что должно быть сделано на самом деле.

Блейк должен умереть так же, как ты и планировала — в автокатастрофе по дороге домой из клиники, после подписания отказа от всех прав на наследство Баррингтонов. Затем наступает очередь его внебрачного ребенка, он умрет.

Потом, как и планировалось, мы навестим лживую, грязную тварь, на которой он женат... и будем наблюдать, как она умирает медленно и мучительно.

25.

Блейк Лоу Баррингтон 

Она идет в направлении ко мне, и я вижу ее огромные глаза, бледное усталое лицо, и чувствую чувство вины. Когда я встретил ее впервые, в ней бурлила жизнь, она была невинной в оранжевом платье. Посмотрите, как небрежно я к ней относился, и что я с ней сделал.

— В чем дело? — спрашиваю я, удерживая ее. Она кажется такой маленькой, ее кости настолько хрупкие. Она не всегда была такой, нет так ли? Нет. Однажды она стала бороться со мной, выдвигая свои условия.

— Блейк, — говорит она.

— Что?

Она с трудом глотает.

— Скажи мне?

— Ах, дорогой. Ты действительно не хочешь меня больше, не так ли?

— Что?

— Я знаю, ты любишь меня, но ты не хочешь меня больше.

Я отрицательно качаю головой. Я никогда не пойму женщин. Как они могут быть настолько интуитивными и настолько непонятливыми одновременно. Я провожу пальцем вниз по ее красивому, прекрасному носу и ее пухлым губам. Я помню, когда мы впервые поцеловались. Я помню, как они выглядели, когда гребаный извращенец издевался над ней на вечеринке. Я помню их, как она смеялась на той вечеринке у наркоторговца, на которую пригласила меня, и я помню, как она сказала ими в наш медовый месяц, что стала моей плененной рабыней. Мне кажется, что прошло уже сто лет. За это время столько всего произошло. Я хотел бы вернуться назад, но не могу. Здесь и сейчас — это то, что я имею.

— Полыхающие спички, — шепчу я.

— Что? — переспрашивает она.

— В ту ночь, когда я встретил тебя, твои глаза были как полыхающие спички, такие синие. Впечатление чего-то особенного, и обжигающего пальцы.

Она кусает пухлую губу.

— Разве я не сожгла тебя?

— Ни в коем случае.

— Я так растерялась, Блейк.

— Подойди ко мне. Я хочу сказать тебе кое-что, — я веду ее к дивану, мы вместе садимся, наши бедра соприкасаются. Если бы она только знала. Может быть, мне стоит сказать ей. Наверное, я был слишком отдаленным, все из-за своего воспитания. Присутствие духа, лучше иметь, чем лишиться.

Я беру ее за руку – холодная, я заключаю ее между ладонями.

— Твоя рука теплая, — бормочет она.

Я улыбаюсь ей.

— Скажи мне правду, Блейк, я вынесу все.

— Ох, Лана. Сказать тебе правду? Хорошо. Прямо сейчас, я хочу трахать тебя до тех пор, пока ты не забудешь, как тебя зовут.

Ее голова дергается, она не ожидала такого ответа, конечно нет.

— Единственное, что меня останавливает — это твое горе. Я не хочу, чтобы мой метод борьбы с горем, как-то вторгался в тебя.

— Что это значит?

— Я имею в виду, только находясь в тебе внутри, только тогда я забываю, что Сораба нет с нами рядом. Это единственный раз, когда я не чувствую вины, что я не защитил его. Я не смог защитить тебя и его. Я потерял бдительность. Я стал беспечен, Лана. Я не раскусил ее, какой она была на самом деле.

— Так ты все еще хочешь меня?

Я смотрю на нее, наверное, пришло время нам просто больше узнать друг о друге. И, наверное, наступило время, когда я просто должен показать ее это, поэтому беру ее руку и кладу на свой пах — жесткий и пульсирующий.

Слезы собираются у нее в глазах и скатываются по щекам.

— Что случилось?

— Я на самом деле думала, что ты ушел от меня.

— Ушел от тебя? Ты что, совсем ослепла? Нет никого. С того дня, как мы снова встретились в банке, я никогда даже не посмотрел на другую женщину. Я все время хотел единственную. Ты единственная для меня. Я мог бы взять тебя прямо сейчас, если бы был уверен, что ты готова к этому.