— Есть ли смысл в этой бессвязной, вызывающей стыд, цепочке воспоминаний? — спросила Кэми.

— Вообще-то, — сказал Ржавый, — есть. Я переживал за тебя, когда появился Клод. Я переживал из-за Анджелы, из-за всей этой истории с Холли. Я снова переживал за тебя, когда голос из твоей головы превратился в этого угрюмого парня. Вообще-то, мне хочется кому-нибудь врезать. А мне, по правде говоря, никогда никому не хотелось врезать.

— Итак, суть в том, что с тобой и Анджелой все не просто. Я не отношусь к вам не серьезно. Это единственное исключение в моей жизни. Я не хочу, чтобы ты вмешивалась. Я хочу, чтобы ты доверяла мне в деле с Эмбер: ей нужен кто-то с кем можно было бы поговорить, и я считаю, что это может оказаться полезным. Я так же склонен думать, что она не собирается разговаривать с тем, кто всерьез назвал свою газету Пронырливый Паркер.

Оглядывая гостиную Монтгомери, Кэми легко могла представить одиночество, которое обитало в их детских. Ржавому возможно не было и четырех лет, когда он забрал к себе Анджелу в комнату, понимая (несмотря на тот факт, что ему этого никто не давал), что Анджеле нужна была любовь.

— У моей газеты крутое название, а это была очень трогательная речь, Ржавый, — сказала она. — Но вообще-то, Ты был не так убедителен в своем притворстве обладателя дурной славы и умения оставаться в стороне, как тебе казалось. Все это я уже знала. Я бы тебе доверила наши жизни в любой день. И буду доверять впредь. — Она выпрямилась, несмотря на скользкой диван и посмотрела ему прямо в глаза, с тем, чтобы он понял - она искренна.

Но сонный вид безграничного хорошего настроения уже вернулся на лицо Ржавого и его полузакрытые веки прятали его глаза, что бы те не выражали.

— Не притворяйся, Кэмбридж, — сказал он. — Я знаю, что моя речь была прекрасна и заставила тебя взглянуть на меня в совершенно новом и еще более привлекательном свете. Теперь ты совершено точно думаешь, что во мне есть скрытая глубина. И ты права. Так и есть. Я весь такой глубокий. — Он соскользнул по дивану ниже, его глаза почти полностью закрылись. — Возможно, — добавил он, как бы между прочим, — это открытие заставит тебя принять верное решение и последовать за мной.

— А не станет ли это волшебными тридцатью шестью часами, — сказала Кэми, — прежде чем ты умрешь от истощения.

Ржавый проделал бровями нечто, что нельзя выразить словами.

— Ба, Кэмбридж, я шокирован!

— Заткнись! — велела Кэми. — Ты знаешь о чем я! Захлопни свою пасть!

Он все еще смеялся, когда она уходила, чтобы выяснить какие события происходили в Разочарованном доле в 1480-х. Тайны Меттью Купера может и хранились шесть сотен лет, но время их пришло. На носу был день зимнего солнцестояния. Оставалась всего несколько недель.

Глава Восемнадцатая 

Распробовав желание...

Кэми никогда не нравился Ауример. Её столько раз в нем оскорбляли и нападали, немудрено, что она стала испытывать отвращение к этому дому. Но ей стала немного нравится Учетная комната. В ней стоял стол, заваленный неявных чародейских счетов, стена с окном, стекла которого были тонированы золотом, и еще ей был приятен тот факт, чтобы составить ей компанию, сюда всегда заглядывал Эш. Они провели здесь большую часть недели в поисках хотя бы малейшие упоминание Меттью Купера.

В первый раз она пришла в учетную комнату, после того как они с Эшем прояснили историю, произошедшую в Наводнение. Вышло ужасно неловко. Но Кэми обладала недюжинным упорством, а Эш был довольно одинок, так что ответил бы на любой жест. Кэми подумала, что именно поэтому сначала он решил ей понравиться. Было неловко и немного печально размышлять над тем, как по сути мало в Кэми очарования, когда дело касается парней. Вот, это Кэми Глэсс, должно быть говорил люди, когда она проходила мимо. В ней столько же сексуальности, сколько, например, в чайнике.

Первая удача настигла её, когда она листала книгу с бесперспективным название Сиятельные особы Глостершира и обнаружила, что Линберны считали себя настолько выдающимися, что записали свое генеалогическое древо на форзаце книги.

Это было самое старое фамильное древо, что ей приходилось видеть. Начиналось оно на имени Джеймс Линберн, рожденного в 1440 году, и его жены Аннис, так же урожденной Линберн. У них было две дочери, одну из которых звали Элинор Линберн.

— Ты там хорошо сидишь? — сказала Кэми.

Эш обеспокоенно выглянул из-за своих книг.

— Я нашла Элинор Линберн, — сказала она, постукивая пальцем по коричневым записям на желтой бумаге. - У неё имелась сестра по имени Энн. Эш держись за что-нибудь, ибо 1484 году Энн Линберн вышла замуж за Меттью Куппера. А в 1485 году Энн Линберн и Меттью Купер оба были мертвы.

— Так значит Меттью был чародеем? — Эш закрыл собственную книгу и подался вперед. — Чтобы жениться на Линберн, он должен быть чародеем. Мы всегда вступали в браки только с чародеями. И они оба умерли во время битвы, когда в Разочарованный дол явились солдаты Генриха VII.

— То-то и оно, — сказала Кэми. — Я тут все перерыла, но нет никаких доказательств, что в Разочарованный дол ступала нога хотя бы одного солдата Генриха VII. Никаких записей иных смертей. Только, что Элинор Линберн спрятала колокол в реке, что Меттью Купер умер и в честь его мужества была воздвигнута статуя, а теперь, что еще и погибла Энн Линберн. Ничего, кроме этих двух смертей, и длинного рассказа о том, что Линберны сделали что-то, чтобы спасти город. Эш, это тайна. Ничего не могу поделать, но мне думается, что это подсказка: подсказка к тому, как вновь защитить наш город.

Эш нахмурился.

— Они должны были что-то сделать.

— Должны были, — согласилась Кэми. — И это должно было быть нечто из ряда вон. Что сделала Элинор и Энн Линберн, и насколько это отличалось от того, что делали Линберны делали до или после? Каково участие Меттью?

Эш медленно кивал, соглашаясь с ее мнением.

— Наш дом был предоставлен Глэссам потому что мы приходились родственниками Меттью, — сказала Кэми. — Нет никаких записей, которые давали бы повод предположить, что мои предки были чародеями. Только длинная история о том, что семья Глэссов состояла на каком-то особом роде службы у Линбернов. — Она сморщила нос, чтобы выразить свои чувства по этому вопросу.

— Дом был отдан благодаря особой преданности, — сказал Эш.

— Разве Линберны не ждали, что все будут преданы и служить им, — сказала Кэми. — Зачем давать нам дом, зачем держать нас под пристальным вниманием Ауримера? Да Бога ради, наш дом виден с колокольни Ауримера. У них должна была быть веская причина на это. Не думаю, что Меттью Купер был просто каким-то еще одним чародеем. Я вообще склонна считать, что он не был чародеем.

Эша будто молния поразила.

— Что он мог сделать для города, если он им не был?

Кэми продолжила:

— А я о чем?! Думай. Энн Линберн была хозяйкой поместья, ей ненужно было бы сражаться, даже если бы сражение имело место, но она умерла одновременно с Меттью.

Эша осенило. Он тихо произнес:

— Чародей умирает вместе со своим источником.

— Чародей и источник могут свершать великие дела. Как Энн и Меттью. Они спасли Разочарованный дол. Но ради этого им пришлось погибнуть, а Линберны решили, что чародеи должны прекратить пользоваться источниками. Они держали семью Глэссов при себе, потому что считали, что у нас есть потенциал стать источником, но они не хотели нас. Может потому что они держали нас у себя на виду, потому что они думали, что может наступить время, когда город будет в опасности, и что Линбрнам опять понадобится источник.

Они оба вздрогнули, когда раздался голос Лиллиан:

— И ты говоришь, что время пришло?

Кэми захлопнула свою книгу и разгладила рукой растрескавшуюся обложку из телячьей кожи.

— Я пытаюсь понять, чему нас может научить прошлое.

На Лиллиан был надет коричневый жакет, волосы зачесаны назад. Она явно собиралась совершить еще одну вылазку в лес со своими новыми чародеями.