НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Верно.
СУМАСШЕДШИЙ. Теперь посмотрим, кто вызвал или что вызвало у допрашиваемого страх и отчаяние. Нам не остается ничего другого, как наглядно воспроизвести событие. И теперь ваш черед выходить на сцену, синьор начальник.
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИЙ. Мой?
СУМАСШЕДШИЙ. Да, ваш. Вас не затруднит исполнить ваш знаменитый выход?
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Простите, какой выход? Почему знаменитый?
СУМАСШЕДШИЙ. Тот, который вызвал раптус.
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Ваша честь… тут какая-то ошибка, я не делал никакого выхода… Это был мой заместитель…
СУМАСШЕДШИЙ. Ай-ай-ай, нехорошо перекладывать ответственность на подчиненных, нехорошо, даже очень скверно… Ну, реабилитируйте себя, синьор начальник, и сыграйте свою роль…
ВТОРОЙ КОМИССАР. Но, синьор судья, это ведь был один из приемов, к каким нередко прибегают… в любой полиции, чтобы заставить подозреваемого признаться…
СУМАСШЕДШИЙ. А вас кто спрашивает? Не мешайте говорить своему начальнику! Вы просто плохо воспитаны! Отныне и впредь отвечайте только когда вас спросят… ясно? А вы, синьор начальник, исполните ваш выход лично.
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Ладно… Дело было примерно так: подозреваемый анархист находился там — как раз где сидите вы. Мой заместитель… то есть я… вошел сюда довольно возбужденным…
СУМАСШЕДШИЙ. Молодец!
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. И ударил его!
СУМАСШЕДШИЙ. Браво! Вот это мне нравится!
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Я сказал: «Дорогой мой стрелочник, а также террорист… Хватит, наконец, смеяться надо мной…»
СУМАСШЕДШИЙ. Нет, нет… придерживайтесь, пожалуйста, сценария (Указывает на протокол допроса). Цензора у нас тут нет… Вы не так сказали, уважаемый!
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Ладно, я сказал: «Перестанешь, наконец, хватать меня за задницу!»
СУМАСШЕДШИЙ. Вы ограничились задницей?
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Да, клянусь вам!
СУМАСШЕДШИЙ. Верю. Продолжайте. Как же вы закончили свою мысль?
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. «У нас есть доказательства, что бомбы на вокзале подкладывал ты».
СУМАСШЕДШИЙ. Какие бомбы?
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ (понижая голос, скороговоркой). Я говорю о диверсии двадцать пятого…
СУМАСШЕДШИЙ. Нет, отвечайте мне теми же самыми словами, какие вы произнесли в тот вечер. Представьте себе, что я — анархист-стрелочник. Ну, смелее, какие бомбы?
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. «Не прикидывайся дурачком! Ты прекрасно знаешь, о каких бомбах я говорю: о тех самых, которые ты подложил в вагоны на центральном вокзале восемь месяцев назад».
СУМАСШЕДШИЙ. У вас действительно были неопровержимые доказательства?
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Нет, но как вам уже объяснил комиссар, это был обычный обман, к какому часто прибегают в полиции…
СУМАСШЕДШИЙ. Ха-ха-ха… Какой крючок… (Так крепко хлопает по спине начальника полиции, что тот обалдевает).
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Но у нас имелись подозрения… Раз подозреваемый был единственным анархистом из числа железнодорожников в Милане, то нетрудно предположить, что именно он…
СУМАСШЕДШИЙ. Ну, конечно, это же ясно как дважды два… Это очевидно. И потому, раз нет никакого сомнения, что бомбы в состав подложил именно железнодорожник, можно без труда догадаться, что во Дворце правосудия в Риме те знаменитые бомбы подложил судья, к монументу Неизвестного солдата — часовой, а в сельскохозяйственный банк — какой-нибудь банкир или фермер — на выбор. Ясно как Божий день. (Вдруг взрывается). Я прибыл сюда, синьоры, чтобы провести серьезное расследование, а не играть в идиотские силлогизмы! Продолжим! Здесь зафиксировано: «Обвинение не встревожило анархиста, он недоверчиво улыбался». Кто сделал это заявление?
ВТОРОЙ КОМИССАР. Я, синьор судья.
СУМАСШЕДШИЙ. Ради Бога, не будем играть на полутонах… Вы ведь не скрипачи какие-нибудь… Идем дальше. Все на свете полицейские идут к своей цели прямиком — и в этом видят все удовольствие — и я не понимаю, почему вы одни должны пользоваться вазелином? Но это же ваше право вести себя так! Или, может, все это было сказано в шутку?
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ И ВТОРОЙ КОМИССАР. О, спасибо, синьор судья.
СУМАСШЕДШИЙ. Пожалуйста. С другой стороны, известное дело, иной раз идти прямо к цели рискованно. Кто-нибудь скажет, например, анархисту: «Тебе это невыгодно, кто знает этих начальников железной дороги, откроем им, что ты анархист, а они возьмут и вышвырнут тебя на улицу… уволят!» И тот сдается… Ведь анархист, будем откровенны, больше всех цепляется за свое место… В сущности, анархисты почти всегда мелкие буржуа… Очень дорожат своими удобствами: фиксированным ежемесячным окладом, премиями… тринадцатой получкой, пенсией, страховкой медициной, спокойной старостью… Никто больше анархиста не думает об обеспеченной старости, поверьте мне. Я имею в виду наших анархистов, разумеется, сегодняшних обывателей… Они ничего общего не имеют с теми, что были когда —… которых ссылали куда Макар телят не гонял… Вы, конечно, разбираетесь в ссыльных, синьор начальник? Ой, да что я такое говорю?! Итак, делаем вывод: вы морально убиваете анархиста, доводите до предела, и он бросается…
ВТОРОЙ КОМИССАР. Если позволите, ваша честь, по правде говоря, это произошло не сразу… тут недостает еще одного моего вмешательства.
СУМАСШЕДШИЙ. Да, да, вы правы… Прежде, чем все произошло, вы, комиссар, выходили, потом вернулись и после искусно выдержанной паузы сказали… ну, давайте, комиссар, исполните нам этот пассаж… давайте вашу реплику… и не забывайте, что анархист — это я…
ВТОРОЙ КОМИССАР. Несомненно. «Мне звонили сейчас из Рима… Есть прекрасная новость для тебя: твой приятель, пардон, товарищ, танцор признался… признался, что это он подложил бомбу в Миланский банк».
СУМАСШЕДШИЙ. А железнодорожник как отнесся к этому?
ВТОРОЙ КОМИССАР. Очень болезненно. Весь побледнел… попросил сигарету… закурил…
СУМАСШЕДШИЙ. И выбросился из окна?
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Нет, не сразу…
СУМАСШЕДШИЙ. В первоначальной версии вы сказали: «сразу», не так ли?
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Да, так.
СУМАСШЕДШИЙ. К тому же в интервью с журналистами и на телевидении вы заявили, что анархист прежде, чем совершить этот трагический поступок, уже был не в себе… «заклинился». Так вы сказали?
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Да, я именно так и сказал — заклинился.
СУМАСШЕДШИЙ. Ну, а дальше, что вы еще сказали?
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Сказал, что его алиби, уже второе по счету согласно которому он провел все время, играя в карты в остерии, рухнуло, и на него уже бесполезно было опираться.
СУМАСШЕДШИЙ. Из чего следовало, что анархиста можно весьма основательно подозревать и в преступлении в Миланском банке, не только в поезде. И вы добавили, в довершение, что самоубийство анархиста — это «очевидный акт самообвинения».
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Да, именно так я и выразился.
СУМАСШЕДШИЙ. Вы, комиссар, когда анархист был жив, кричали, что он преступник, негодяй! А спустя несколько недель, вы, синьор начальник полиции, заявили — вот документ — что «естественно», повторяю — «естественно» никаких конкретных подозрений на несчастного стрелочника у вас не имелось. Верно? Значит, его вина не была доказана, и вы, комиссар, даже как-то обронили: «Этот анархист был славным парнем».
НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Что ж, согласен… Ошиблись…
СУМАСШЕДШИЙ. О чем разговор… Все могут ошибаться. Но вы, извините, ошиблись довольно грубо, уж позвольте вам это сказать. Сначала без всяких оснований задерживаете свободного гражданина, затем злоупотребляете своей властью и держите его под арестом дольше положенного законом срока, далее вы травмируете психику этого несчастного стрелочника, заявляя ему, что у вас имеются доказательства, что именно он основной террорист на железной дороге, потом умышленно вызываете у него стресс, угрожая потерей работы, сообщаете, что его алиби (игра в карты) рухнуло, и наконец, как обухом по голове: его друг, римлянин, этот омерзительный убийца, признал себя виновным в миланской мясорубке! И в результате стрелочник в отчаянии кричит: «Это крах анархии» и выбрасывается из окна! Что же получается, вы все с ума спятили? Чего ж тут удивляться, что после всех этих издевательств человек оказывается в состоянии раптуса?! Э, нет, нет, мне очень жаль, но вы, на мой взгляд, виновны и еще как! Вы в полной мере ответственны за смерть анархиста! Настолько, что можно немедленно обвинить вас в подстрекательстве к самоубийству!