Ко времени избрания Миттерана на пост президента Франции в мае 1981 года все попытки французских спецслужб задержать Карлоса так ни к чему и не привели. Убийства и взрывы на улицах Парижа весной и летом 1982 года ознаменовали первое столкновение Миттерана с терроризмом. Двадцать один теракт за полгода, унесшие 30 жизней, не считая 178 раненых — такова цена, которую заплатила Франция за вторжение в Ливан и вмешательство в арабо-израильский конфликт. “Фракция ливанского вооруженного сопротивления” организовала убийство американского полковника Чарльза Рея и израильского дипломата Якова Барсиментова; Карлос взрывал французские объекты в Бейруте, он же взял на себя ответственность за взрыв трансэкспресса “Капитоль”, и его же группа с помощью сирийцев установила бомбу на улице Марбёф.

Список терактов был продолжен, когда вооруженные бандиты по указанию известного террориста Абу Нидаля совершили расистскую акцию в самом сердце Парижа. Кошерный ресторан и магазин деликатесов, принадлежавшие Джо Голденбергу и специализировавшиеся на обслуживании восточноевропейской диаспоры, как всегда, были переполнены днем 9 августа 1982 года, когда в окно влетела граната чешского производства. Пока посетители и официанты, многие из которых уже получили ранения, пытались понять, что произошло, внутрь ворвалась группа из четырех или пяти вооруженных людей в масках — точное их число в общей сумятице так и не удалось установить, — которая начала поливать посетителей автоматными очередями. Четверо были убиты и 30 человек ранены, 12 из них тяжело. Официант-марокканец, пытавшийся скрыться, был застрелен на кухне. Выбежав на улицу, убийцы расстреляли пожилого служащего ресторана и жившую по соседству женщину пятидесяти лет. Расследование дела было поручено Жану-Луи Брюгьеру, который оказался одним из немногих парижских следователей, остававшихся в городе в выходные. Уже через несколько часов после побоища он занялся поисками вещественных доказательств и улик. Это было его первое знакомство с терроризмом, до этого Брюгьер в основном имел дело с представителями парижского “дна”.

Через 8 дней после бойни в ресторане Голденберга Миттеран, потрясенный криками “Миттеран — убийца” и “Миттеран — предатель”, которыми его встретил еврейский квартал, отвернулся от существовавшего аппарата по борьбе с терроризмом и впервые в истории Республики создал оперативное антитеррористическое подразделение, базировавшееся в Елисейском дворце и подчинявшееся лично ему. Новое подразделение возглавил энергичный полковник Кристиан Пруто, который руководил элитной частью военизированной полиции “GIGN” (Groupe merit сГ Intervention de la Gendarmerie National).^{328} Группа Пруто уже выставляла на общее посмешище силы безопасности Елисейского дворца, когда умудрилась пронести в президентскую резиденцию мешок со взрывчаткой. В одночасье чисто боевое подразделение Пруто было наделено правом “вести координационную, разведывательную и военную деятельность в борьбе с терроризмом”.

Назначение Пруто представляло собой не только смену коней на переправе, но и стало причиной полного разброда в рядах уже существовавших сил безопасности и полиции. “Уже через несколько дней никто не мог понять, кто за что отвечает”, — вспоминал бывший глава ДСТ Марсель Шале, выражая общее возмущение отрядом Пруто, который называли не иначе как бандой диких ковбоев. “Наши зарубежные партнеры были смущены тенью сомнения, брошенной на устоявшуюся систему разведки, и грозились закрыть шлюзы”.^{329} А подразделение Пруто уже выполняло распоряжения Миттерана, нелегально прослушивая телефонные разговоры политиков, кинозвезд и журналистов.

Создание Миттераном особого антитеррористического подразделения выявило его давнее недоверие к французской разведке, которая запятнала себя длинной цепью послевоенных скандалов. Конфиденциальное донесение, посланное ДСТ на имя Миттерана после его избрания, еще больше понизило его мнение о деятельности секретных служб. В этом донесении сообщалось, что один из младших членов правительственного кабинета Реджи Дебре, разделявший взгляды Че Гевары и признававший “стратегическую ценность” терроризма, являлся марионеткой Фиделя Кастро. Как заявил однажды Миттеран, французские спецслужбы были не кем иным, как “дорогостоящими очковтирателями”, которые находились в “интеллектуальной зависимости у американцев”.^{330} В поисках преемника для Маренше на посту главы СДЕКЕ Миттеран обратил свой взор за пределы этой организации и остановился на Пьере Марионе, занимавшемся аэрокосмической промышленностью.

В конце августа 1982 года, вскоре после кровавой бойни у Голденберга и через четыре месяца после взрывов на улице Марбёф, Пьер Марион пересек двор Елисейского дворца. Высокого роста, с пристальным взглядом и одетый как английский джентльмен, он был препровожден старшим церемониймейстером к президентскому кабинету. Марион чувствовал себя вполне уверенно: он не сомневался в том, что с Миттераном можно иметь дело. Это убеждение возникло у него после президентской реакции на убийства у Голденберга. Миттеран сразу же собрал всех руководителей секретных служб и полиции и объявил терроризм врагом номер один, приказав вступить с ним в беспощадную войну.

Марион воспринял это как прямой призыв к действию. Начиная с середины 1981 года Служба противодействия сумела внедрить своих информаторов в ряды некоторых поддерживавших террор организаций, и с их помощью удалось составить список потенциальных кандидатов на “нейтрализацию”. Имени Карлоса в этом списке не было, поскольку Марион считал его не стоящим внимания. “Мы полностью проигнорировали Карлоса, — признавался Марион. — Он был нам неинтересен. Он лишился своей харизмы. Когда я находился на секретной службе, он, по всеобщему мнению, больше не представлял опасности. Мы не считали его настоящим террористом”.^{331}

Всего в списке Мариона оказалось 12 имен. Пять из них находились в Париже, а остальные семь разбросаны в Риме, Женеве, Франкфурте, Мадриде и Брюсселе. В основном это были сирийцы, ливанцы и граждане Ирака, прикрывавшиеся дипломатической деятельностью. Основываясь на разведывательных данных Моссада и Фронта национального освобождения Палестины, Марион был уверен, что по крайней мере 10 человек из списка помогали террористам. В отношении двух оставшихся лиц у него были кое-какие сомнения, но, с точки зрения Мариона, право Франции на самозащиту означало, что “интуитивной уверенности” достаточно для того, чтобы оправдать их убийства.

Марион отобрал добровольцев из 200 членов Службы противодействия — “отлично дисциплинированных и наблюдательных исполнителей”.^{332} Не было недостатка и в кандидатах, занимавшихся в тренировочном лагере Серсо неподалеку от Орлеана, который принадлежал С ДЕКЕ, переименованном в ДГСЕ. Для каждого убийства были созданы группы из четырех членов, каждый из которых был вооружен таким образом, чтобы подозрение пало на других террористов. Все группы находились в постоянной боевой готовности. Но Марион ничего не мог сделать без предварительной консультации с Миттераном. Шеф секретной полиции стремился к полной конспиративности. Так что единственное, о чем он собирался ставить президента в известность, так это о количестве целей, не упоминая имен.

Личная встреча Мариона с Миттераном, которая проходила без свидетелей, поскольку Миттеран утверждал, что “там, где больше двоих, секреты заканчиваются”, закончилась неудачно. Президент находился в дурном расположении духа и сидел с каменным выражением лица. Передавая Миттерану список предложенных операций, Марион заверил главу государства, что в случае провала или утечки информации, согласно существующим правилам игры, роль козла отпущения он возьмет на себя. Однако президент, держа список смертников в своих изящных руках (Марион отметил про себя, что у Миттерана руки скрипача) отказался дать разрешение на убийства.