Глядя в эти прекрасные зеленые глаза, я не смог сдержать облегченный вздох и почувствовал, как у меня в шортах стало тесно.

— Да, мэм.

Глава 26. Ками.

Страх номер тридцать восемь.

Неизвестность.

Большинство стали бы утверждать, что неизвестность легко может возглавить Топ-10, но то, что я знала и пережила было гораздо страшнее.

Однако теперь я испытывала этот страх по совершенно другим причинам. Я точно знала, что чувствую к Блейну, но не понимая, смогу ли я когда-нибудь принять и выявить это по-настоящему, я... ужасалась.

Я никогда не была хороша в общении. Я была, как говорится, молчунья. Если Анжела была смелой и дерзкой, а Блейн чрезмерно эмоционален в некоторых моментах, то я была закрыта и сдержанна. Не потому, что я не хотела говорить ему о своих чувствах. На самом деле, хотела. Но я просто не знала, как он отреагирует. И вообще, что будет потом? Что мое признание будет означать для наших отношений? Перевернет ли оно все с ног на голову? Почувствует ли Блейн то же самое?

«Проклятье, Кам. Не начинай это дерьмо. Не сегодня ночью. Сегодняшняя ночь — особенная».

Я переключилась на задачу по сборке порционных рулетов из овощей и мяса, попытавшись заблокировать крики сомнений в своей голове. Я не стану их слушать. Просто не смогу. Я была в двух секундах от отказа от своего плана и бегства, но я задолжала Блейну честность. Черт, да я задолжала ее себе.

— Высший балл! — прокричал Дом, как только вошел в кухню. Он поднял крышку одной из кастрюль, булькающих на плите, и по всей квартире разнеслись ароматы соевого соуса, чеснока и цыпленка. — Черт, да! Я умираю от голода!

— Руки прочь, это не для тебя! Ты же помнишь, что вы с Анжелой уходите на всю ночь? — спросила я, отгоняя его подальше.

— Да, да, — ответил Дом, стащив лумпию. — Отсылаешь нас есть всякое дерьмо, тогда как Блейн будет наслаждаться моими любимыми блюдами. Да... Ты не находишь, что это абсолютно несправедливо.

— Ой, переживешь. Тем более, я уверена, что много чего останется.

Дом, закрыв глаза, откусил кусочек горячего, хорошо прожаренного блинчика, и с его слегка измазанных маслом губ сорвался глубокий хриплый стон.

— Превосходно, — сказал он невнятно: его рот был набит шинкованной капустой и мясом. — Отложи мне тарелочку, и я тихонько уйду.

— Заметано, — подмигнула я.

Пронаблюдав несколько минут за моим нервным мельтешением по кухне, Дом, наконец, произнес то, что заставило мои внутренности скрутиться в узел.

— Итак, сегодня ночью... думаешь, ты готова?

Я нахмурилась, но не оторвала взгляд от рисовой лапши, кипящей передо мной в котелке.

— Не знаю, что ты имеешь в виду, — солгала я.

— Да брось, Кам. Ты готовишь для мужчины. И вы проводите вместе почти каждый день. Я никогда не видел тебя такой счастливой. Настолько... свободной и бесстрашной. Ты открылась перед ним, и он все еще здесь, всецело поглощенный тобой.

Дом встал рядом со мной. Я отказывалась встречаться с ним глазами, но буквально чувствовала жар его проницательного взгляда.

— Ты любишь его, Кам, и я точно знаю, что он тоже в тебя влюблен.

До сего момента я не задумывалась над этими словами вслух. Думать и быстро отгонять эти мысли прочь, и услышать... это совершенно разные вещи. Сегодня ночью я планировала рассказать о своих чувствах Блейну, но была ли я к этому готова? Смогу ли я вообще это сделать?

— Ты не знаешь, о чем говоришь.

Если сомневаетесь — отрицайте, отрицайте, отрицайте.

— Конечно, Кам. Но ты никому не заморочишь голову. Только лишь то, что ты не можешь произнести эти слова вслух, не означает, что ты этого не чувствуешь. Что ты будешь делать, когда он тебе признается? Ты готова к этому?

Я покачала головой.

— Ну... он не признается. У тебя неверное видение ситуации. Мы просто тусуемся и веселимся. И если когда-нибудь дойдет до открытых проявлений чувств, я справлюсь.

— Хорошо, как скажешь. — Он протянул руку и стянул из котелка кусочек курицы. — Просто знай, что когда он произнесет эти слова, а он это сделает, то не будет ничего ненормального в том, что тебе захочется сказать их в ответ. Это не сделает тебя слабой или глупой. И не причинит тебе боли.

Он поцеловал меня в щеку и вышел из кухни, оставив меня обдумывать его слова. От принятия очевидного факта меня удерживало собственное искаженное видение любви. Именно оно заставило меня разбить сердце Кеннета, стоило лишь ему поведать мне о своих чувствах. Именно оно вынуждало меня отталкивать людей, как только они приближались слишком близко. Но оно же долгие годы приводило меня к чувству ненужности и одиночества.

До сих пор. До Блейна.

Я не хотела возвращаться к прошлому. Я не хотела остаться без объятий Блейна, окутывающих меня во время сна. Я не хотела, чтобы меня покинуло тепло его улыбки. Я не хотела, чтобы звезды на моем подоконнике держали мои мысли в заложниках. Только не тогда, когда я желаю думать лишь о нем. Я только-только распробовала как здорово... это все... могло бы быть. И я хотела большего. Я хотела всего.

И в первую очередь, любви.

Спустя час, Блейн стоял у моей двери со своей трусикорасплавляющей улыбкой.

— Эй, малыш, пахнет просто невероятно, — сказал он, приветствуя меня поцелуем.

Хотя в просторной квартире нас было всего двое, он будто заполнил собой все пространство. Блейн захватил в плен каждое из моих ощущений, и я была безумно счастлива ему это позволить. Стоя рядом с обеденным столом, я даже не чувствовала запаха пищи, настолько была пьяна ароматом мяты, специй и неприкрытого обольщения.

— Ну, будем надеяться, что все это окажется вкусным, — сказала я, и потянула его за руку, подводя к пиршеству, на приготовление которого потратила целый день.

Я усадила Блейна во главе стола и расстелила на его коленях льняную салфетку, затем взяла тарелку и наполнила ее едой. Все это выглядело слишком заискивающим, и, вероятно, больше подходило женщинам, живущим несколько десятилетий тому назад, но, производя эти действия, я отогревалась внутри. Я помню, как наблюдала за тем, как мама, тетя и бабушка часами готовили вместе. После того, как еда была готова и рты всех присутствующих были полны слюны от предвкушения, они начинали обслуживать свои семьи, сперва уделяя внимание мужчинам. Я не могу припомнить, чтобы мой дедушка накладывал себе еду сам. Или мой отец.

Знаю, мне должно было быть стыдно, даже, возможно, слегка противно из-за желания обслуживать Блейна, но ничего подобного я не испытывала. Где-то глубоко внутри я желала этого. И мне нравилось это ощущение. Нравилось то, что я нужна. Никто не заставлял меня чувствовать это настолько сильно, как он.

— Ты приготовила все это сама? — спросил он, глядя на блюда широко открытыми голодными глазами и облизывая губы.

— Ага. Итак, сегодня в меню: панцит, «чикен адобо» с белым рисом, свинное барбекю и лумпия. Хочешь, я дам тебе попробовать всего понемногу?

— Да, пожалуйста, — ответил он взволнованно. — Ты же знаешь, что не обязана это делать. Ками, я могу набрать себе еду сам.

— Знаю, но мне хочется сделать это для тебя.

Блейн кивнул и пристально посмотрел на меня со слабой улыбкой на губах.

— Поверить не могу, что ты все это сделала. По какому случаю?

Я пожала плечами, избегая его взгляда, пока накладывала еду.

— Ничего особенного. Просто захотела сделать для тебя что-то хорошее. Я никогда не готовила ни для кого из парней, кроме Дома, поэтому, если тебе не понравится, просто промолчи. Возможно, я больше никогда не буду готовить снова.

— Малыш, я уверен, что полюблю это.

Это было то самое непроизносимое слово из шести букв.

У меня слегка вспотели руки, и мне пришлось опустить тарелку на стол, чтобы закончить ее наполнение. Потом я подвинула ее к Блейну. Он с восторгом поедал мясо, лапшу, овощи и рис, постанывая при этом.

— О, Боже мой. О, Боже мой, — бормотал он, закрывая глаза от восторга. — Малыш, это изумительно. Я в раю. Нет, фигня, по-моему, я только что умер и попал в кулинарный рай.