Изменить стиль страницы

– Надеюсь, вы, Василий Васильевич, не особенно поторопитесь извещать об этой телеграмме Раздольского?

– До его штаба шесть верст. По темноте – час езды верхом. Сейчас около двенадцати часов. Следовательно, Раздольский может получить это извещение не ранее часа ночи. Еще через час выступит, подняв полк по тревоге, и будет здесь еще часа через полтора, то есть не ранее половины четвертого. Тогда на подрывные работы у нас останется полтора часа, – рассчитал Сахаров.

– Отсюда явствует, что телеграмму надо отправить отсюда с нарочным не ранее чем через полтора-два часа, тогда в его распоряжении вовсе не будет времени для производства взрыва.

– Он может выслать вперед конноохотничью команду, тогда она будет здесь не позже чем через два часа.

– Сколько их человек?

– Сорок-пятьдесят.

– Необходимо их задержать любыми средствами. В Дальнем есть саперы?

– Человек пять, не более, и с ними инженер-капитан Зедгенидзе.

– Сами они многого не сделают, а с помощью охотников успеют, пожалуй, взорвать половину Дальнего. Нельзя ли Зедгенидзе подкупить, не останавливаясь перед суммой?

– Боюсь, что нет: это ученик и последователь Кондратенко, который весьма хорошо подбирает себе людей. Но, кроме него, тут есть еще лейтенант Сухомлин, беспробудный пьяница.

– Прекрасно! Конных охотников направим к Сухомлину, а Зедгенидзе ничего сообщать не будем. Лейтенанта до приезда охотников накачаем до потери сознания. Я этим озабочусь сам, – быстро решил Тифонтай. – Пошлите телеграмму в половине второго. В половине четвертого охотники будут здесь, а полк придет после пяти и, следовательно, не задерживаясь двинется дальше.

– Ладно, все будет сделано, как мы с вами договорились, Николай Иванович. Надеюсь, мы еще увидимся с вами перед моим отъездом? – спросил Сахаров.

– К двум часам, когда вам надо будет выступать в Артур с вверенным вам гражданским населением, я буду здесь. – И купец направился к двери.

Сахаров по телефону вызвал начальника полиции и, сообщив ему о срочной эвакуации Дальнего, приказал собрать всех русских к двум часам ночи у его дома для дальнейшего следования в Артур пешим порядком.

Ровно в два часа ночи Тифонтай вернулся.

– Оба обезврежены, – сообщил он, – Сухомлин пьян, а Зедгенидзе спит мертвым сном.

– Убит? – с ужасом спросил Сахаров.

– Зачем! Просто небольшая доза снотворного. До утра без медицинской помощи не разбудят, – весело ответил Тифонтай. – Раздольному сообщение послано?

– Минут десять назад.

– Отлично. Значит, охотники раньше четырех часов здесь не будут, а полк, очевидно, поторопится пройти мимо Дальнего.

– Больше никаких указаний от вас не будет, Николай Иванович?

– Вот еще что: в Артуре надо связаться с личным адъютантом Стесселя, князем Гантимуровым, из промотавшихся гвардейцев, он только что приехал от Куропаткина и весьма понравился Вере Алексеевне, затем с командиром Двадцать седьмого полка полковником Рейсом. Употребите все, ваше влияние, чтобы он был назначен начальником штаба Стесселя вместо Рознатовского, которого позавчера разбил паралич. В случае наступления чрезвычайного обстоятельства они нам очень пригодятся.

– Какого именно?

– Ну, скажем, при окончании обороны Артура. Они могут, конечно, из, чисто альтруистических соображений повлиять на Стесселя через его жену в смысле нежелательности дальнейшего сопротивления. Это, конечно, только пример. Вы сами на месте увидите, когда и в чем они будут вам полезны.

– Дальнейших объяснений не требуется, – понял Сахаров.

– Вы уже уложились?

– Кроме моего белья и одежды, все остальное в этом доме с сегодняшнего дня принадлежит вам, Николай Иванович.

– В память о нашей дружбе прошу вас, Василий Васильевич, взять себе все, что только вам здесь нравится и что может понадобиться в Артуре.

Сахаров поблагодарил и приказал вошедшим слугам уложить в свою коляску несколько ковров и картин.

– Спасибо вам, Николай Иванович, за все и позвольте с вами проститься, – взволнованно проговорил Сахаров. – Не ожидал даже, что меня так разволнует отъезд из Дальнего. Как-никак – я его создал своими руками.

– Вполне понимаю ваше волнение, Василий Васильевич. Уверяю вас, что и при новой власти ваше имя не будет здесь забыто. У вас есть конвой?

– Да, пять пограничников.

– Я вам дам еще двух своих проводников.

– Это зачем? Я прекрасно знаю дорогу в Артур.

– Зато вас не знают мои люди, и вы можете подвергнуться их нападению; проводники же гарантируют вам полную безопасность в пути.

Сахаров еще раз поблагодарил Тифонтая и вышел на улицу, где в темноте уже стояла толпа русских. Подвод в городе не было, поэтому, взвалив на себя кое-какой скарб, жители собрались в сорокаверстный путь в Артур. Среди них было много женщин и детей. Все это был трудовой народ – служащие и рабочие, которым пришлось бросить свое накопленное годами тяжелого труда имущество и нищими отправляться в Артур.

Появление Сахарова было встречено целым взрывом жалоб и плача: от него требовали подвод хотя бы для женщин и детей.

– Реквизируйте лошадей и экипажи у китайских купцов и домовладельцев, – просили его из толпы.

– Не имею права конфисковать имущество подданных нейтральных стран, – ответил Сахаров.

– Не можем же мы нести на руках сорок верст свои вещи.

– Оставляйте их здесь, как я оставляю все свои дома с полной обстановкой. Ничего не поделаешь – война, – сокрушенно отвечал градоначальник.

– Уступите хотя бы свою коляску для маленьких детей.

– К сожалению, не могу. Меня к восьми часам в Артуре ждет генерал Стессель.

– Сволочь! – злобно ругались в толпе. Но Сахаров сделал вид, что не слышит брани, и, сев в коляску, приказал кучеру трогать.

Как только русские беженцы отошли от дома Сахарова, в гостиную, где находился Тифонтай, вошел слуга. При его появлении Тифонтай почтительно встал.

– Как дела, мистер Тифонтай? – спросил он по-японски.

– Поручение, ваше превосходительство, мною в точности выполнено.

– Сколько заплачено Сахарову?

– Около двенадцати миллионов.

– Фактическая стоимость его имущества?

– Десять миллионов.

– Таким образом, наш чистый пассив – два миллиона, – резюмировал генерал. – В активе что?

– Дальний совершенно в целом виде.

– Во сколько вы определяете его стоимость?

– Не меньше двухсот миллионов.

– Сделка не без выгоды для нас, – проговорил японец. – Я доведу до сведения его величества императора о вашей плодотворной деятельности, мистер Тифонтай.

– Премного благодарен вашему превосходительству за столь высокую оценку моей работы, – рассыпался из благодарности Тифонтай. – Покорнейше прошу засвидетельствовать могущественнейшему из монархов мира нашему обожаемому Тенномою беспредельную преданность.

– До окончательного ухода русских я остаюсь на своем прежнем положении, а затем займу этот особняк. Распорядитесь, чтобы ваши люди охраняли все ценное имущество в городе. В награду они могут ограбить и сжечь несколько русских домов и все китайские хибарки на окраине, – приказал генерал.

– Все будет исполнено в точности, ваше превосходительство, – почтительно раскланялся Тифонтай и вышел из комнаты.

В передней раздался властный хозяйский звонок.

– Кого это еще принесло в такую позднюю пору? – нахмурился Танака. – Узнайте, мистер Тифонтай.

Японец продолжал сидеть в мягком кресле, рассматривая кончики своих туфель. В коридоре послышались быстрые шаги, дверь широко распахнулась, и появились Томлинсон со Смитом. Оба были в пальто, калошах, со шляпами на головах, как будто они зашли в сарай или мелкий ресторанчик, а не в благоустроенную квартиру известного им человека. За ними семенил, сгибаясь в три дуги, Тифонтай. Танаку как подбросило вверх. Он мгновенно оказался на ногах. С самой наиприятнейшей улыбкой на лице, на котором и следа не осталось от суровости и хмурости, почтительно приветствовал неожиданных гостей.