Командир поднял перископ еще раз. Транспорт шел, не подозревая об опасности. Десятки вражеских матросов стояли на судах по левому борту и смотрели в сторону открытого моря. Никто из них, к счастью, не заметил мелькнувшую и тут же исчезнувшую головку перископа нашей подводной лодки. Иначе к ее местонахождению непременно бы помчался сторожевик с порцией глубинных бомб.

Как только сыграли торпедную атаку, Сергей Руссков и Дмитрий Сафонов резким и быстрым движением открыли передние крышки аппаратов, подвели к клапанам воздух и доложили:

— Торпедные аппараты к выстрелу изготовлены.

Во всех отсеках наступила напряженная тишина.

В центральном посту, кроме Хрулева и Морозова, находились Голубев, Дьячков, трюмные машинисты Иван Корчма и Николай Господченко, застывшие у клапанов. Словно боясь высунуться из воды больше, чем нужно, снова поднимается над волнами перископ, медленно ползет вправо его боевой глаз.

Внешне Хрулев выглядит спокойным, хотя, конечно, волнуется, больше всего опасаясь, как бы не сорвалась атака. «Пора», — мысленно говорит он сам себе, видя, как медленно движется в окуляре черный борт гитлеровского судна. Теперь судьба его уже предрешена. Хрулев быстро подсчитывает, какое взять упреждение.

— Аппараты — товсь!

Руссков замер в ожидании. Учащенно дышит Сафонов. Никто, кроме командира, не видит транспорта. Но по командам, по установившейся чуткой тишине экипаж чувствует, что враг где-то совсем рядом. И наконец резко, будто удар бича, звучит команда:

— Аппараты — пли!

В то же мгновение Руссков нажимает на рычаг. Со змеиным шипением торпеды выходят из аппаратов. Удар сжатого воздуха болью отзывается в ушах.

— Уходить на глубину! — в тот же миг приказывает Хрулев.

Иван Корчма заполняет цистерну быстрого погружения. Лодка, проваливается вниз метров на тридцать, зависает и начинает разворачиваться. И в это время доносятся, один за другим, два глухих взрыва. Значит торпеды достигли цели. Радоваться, впрочем, нет времени. Хрулев командует: «Самый полный», и, обращаясь к Демьяненко, спрашивает:

— Что там у тебя?

— Справа приближается охотник. Пеленг меняется на нос.

— Ну вот, сразу бы так, — говорит Виктор Николаевич. — Стало быть, над нами сторожевиков пока нет? — переспрашивает он.

Доносятся отдаленные взрывы глубинных бомб. Однако корабли охранения не преследовали лодку: либо в поднявшейся суматохе фашистские акустики ее потеряли, либо не слышали шума винта. Немецкий сторожевик бесприцельно бросил серию бомб, и все стихло.

— Счастливо отделались, — облегченно выдохнул Морозов. — С первой победой, товарищи!

В отсеках — сияние улыбок. Шутка ли, потоплен первый фашистский транспорт! Стоя на боевых постах, наши моряки не видели, как тонуло чужеземное судно. И все же они радостно возбуждены. Зато слышали! Русскова и Сафонова поздравляют товарищи. Опасность миновала, от сердца отлегло. Сейчас можно и поговорить, и побалагурить, и посмеяться.

— А как там обед? — спрашивает торпедистов Дьячков. — Фрицев угостили… Пора бы и самим угоститься.

— Через час будет готов, — обещает Сафонов.

К полудню лодку обошли Морозов, Хрулев, Петренко. В машинном отсеке Федор Малых, положа лист бумаги на ящик с инструментами, разрисовал цветными карандашами стенную газету. На двух колонках — фашистское судно после попадания торпеды. Судно кренится, немцы бросаются за борт. Внизу подпись:

— Кто сочинил? — спросил Хрулев.

— Панченко, — подсказал кто-то из краснофлотцев.

Через секунду старшина вырос перед собравшимися. Руки по швам, «ест» глазами начальство.

— Ждешь похвалы? — командир прищурился, усмехнулся. — Не знаток я стихов, но рифма, на мой взгляд, удачная, острая.

У входа в Кольский залив лодку встретили катера и сопровождали до Полярного. Войдя в гавань, лодка сделала холостой выстрел из пушки. И все увидели, как командующий флотом, вышедший на причал, взял под козырек, приветствуя «Челябинского комсомольца».

После швартовки Морозов и Хрулев сошли на пирс, доложили о походе. Адмирал Головко пожал им руку, расспросил о подробностях и затем сказал:

— Хоть и не за что вас хлестать, а березовые веники приготовлены. Ведите людей в баню, пусть побалуются в парной.

После бани — торжественный обед, на длинном столе жареный поросенок. Хрулев отрезает у кабанчика уши и протягивает с улыбкой акустику Демьяненко:

— Ешь, Григорий. Чтоб слышал еще лучше.

Через день в Челябинск на имя секретаря обкома комсомола была послана телеграмма. В ней сообщалось, что экипаж подводной лодки в первом боевом походе потопил фашистский транспорт водоизмещением в семь тысяч тонн и открыл свой боевой счет. Хрулев от имени личного состава передал горячий привет молодежи области, желая ей успехов на трудовом фронте.

Челябинский обком комсомола горячо поздравил моряков с победой и просил подробнее рассказать о ней в письме. Через полмесяца из Полярного пришел ответ.

Моряки писали:

Письмо из Полярного передавалось по областному радио, его читали на комсомольских собраниях, на занятиях всеобуча, в кружках и на курсах Осоавиахима. Давно ли рабочие, колхозники собирали деньги на строительство военных кораблей! А тут уже вражеское судно пущено ко дну.

Молодые уральцы в своих письмах рассказывали краснофлотцам, как с утра до вечера несут фронтовую вахту на заводах, в рудниках, в колхозах и совхозах, как изучают военное дело на пунктах всеобуча, в осоавиахимовских кружках, настойчиво готовят себя к фронту. Вот одна из таких весточек.

— А хотите послушать, что пишет нам бригадир Анна Смородина с Челябинского тракторного? — спрашивает Василий Дьячков, обходя отсеки.

Очередное письмо получено в канун похода, и Дьячков, посоветовавшись с Хрулевым, решил прочитать его по пути на боевую позицию.

Раздаются голоса:

— Слушаем.

— Да не тяни ты.

— Личное, Вася, или всем?

— Всем, — отвечает Дьячков. Он развертывает письмо и начинает, не торопясь, читать.

Послышался шум: «Это тот, курносый, что выступал на митинге?». — «Да не только на митинге, но и в клубе». — «Да тише вы, не перебивайте! Читай, боцман!»

Дьячков, окинув взглядом матросов, продолжал: