Правда, потом я случайно узнал, что в эти мгновения Нюся кричит такое любому Коту, которому она была не в силах отказать. Но это отнюдь не умаляло ее достоинств, а лишь делало ее еще более привлекательной. С Нюсей даже самый плюгавый Кот чувствовал себя половым гигантом!
Тэк-с... Значит, они хотят из меня сделать, во-первых, -- "настоящего русского", а во-вторых, к тому же -- "дикого"... Забавно! Интересно, как они представляют себе "настоящего дикого русского Кота"? С рогом на лбу и с серпом и молотом на груди? Или еще как-нибудь позатейливее? Ну, прохиндеи...
И тут, слышу, Шредер спрашивает у Манфреди:
-- У тебя сохранились координаты того старика, который делал нам документы на "русскую гончую"?
-- Конечно! Я только не уверен -- сохранился ли сам старик.
-- А что с ним могло случиться?
-- Эрих, просчитай ситуацию хотя бы на ход вперед! Если этот старик в сорок пятом году в Потсдаме убежал из Красной Армии в чине старшего лейтенанта, то сколько ему может быть сейчас лет?
-- Семьдесят пять... Восемьдесят.
-- Согласись, что это превосходный возраст для тихого перехода в другой мир. Мы уже год о нем ничего не слышали. Вариант номер два: старик жив и здоров, но сидит в тюрьме. Может быть?
-- С чего бы это? -- удивился Шредер.
-- Да, правда! -- развеселился Манфреди. -- С чего бы это?! Старик всего пятьдесят лет занимался мошенничеством, и только лишь шесть раз сидел во всех тюрьмах Европы! За что бы это его сажать в седьмой раз?!
-- Верно... -- задумчиво согласился Шредер. -- А какие он тогда сделал документы на "русскую гончую"! Экстра-класс!.. Жаль, что она сдохла по дороге в Лос-Анджелес у этого Американского актера... Ты не помнишь, как его звали?
-- Нет, Эрих. Я помню только то, что ее смерть -- на твоей совести. Это ты все время орал, что у русской гончей должен быть втянутый живот и колол ей витамины вместо того, чтобы дать кастрюлю нормального супа. А этот голливудский дурачок даже понятия не имел -- какой живот бывает у настоящей русской гончей!..
Тут я почувствовал, что мы остановились, и Шредер опустил мою клетку на землю. А потом я услышал такие обиженные интонации в его голосе, что чуть было не стал его жалеть
-- Руджеро, Руджеро! -- простонал Шредер. -- Ты просто сукин сын после этого! Будто ты не знаешь, что когда начинаешь формировать "русскую гончую" из обыкновенной длинной и тощей дворняги с вытянутой мордой и таким чудовищным врожденным пороком позвоночника, что ее спина становится круглой, как у настоящей "русской гончей", -- так можно ожидать чего угодно! Я лично думаю, что она скончалась от радостного удивления, когда узнала, что отныне будет жить не в Мюнхенском Берг-ам-Лайме, а в Лос-Анджелесском Беверли-Хиллз...
-- Господи! Какое счастье, что мы завязали с собаками и перешли только на кошек! -- воскликнул Манфреди, и я услышал, как он стал открывать автомобиль. -- Насколько они экономичнее собак, насколько тише, насколько удобнее в транспортировке...
Я почувствовал, как Шредер наклонился к клетке и снял с нее тряпку. Холодное желтое солнце ударило меня по глазам. От неожиданности и пережора я икнул и увидел, что автомобиль Шредера и Манфреда (куда там этой сволочи Пилипенко и придурку Ваське с их обосранным "Москвичом"!..) стоит в узенькой прелестной улочке, совсем рядом с совершенно незнакомым мне входом в Английский парк. Я знал, что парк очень большой, но даже и не подозревал, насколько он велик. Я был свято убежден, что за это время мы дошли до другого конца города...
-- Тем более, что цены на собак сейчас во всем мире падают, а на котов и кошек -- растут, -- заметил практичный Шредер.
-- По тем же причинам. По чисто экономическим соображениям, -- сказал Манфреди и поднял мою клетку, чтобы поставить ее в автомобиль. -- О, черт его побери!!! Какой он, действительно, тяжелый! Кошмар. Бедные кошки!.. Так повезем, или пусть поспит?
-- Пусть, на всякий случай, поспит. На кой черт нам нужно, чтобы он запоминал дорогу!
-- А в привидений ты еще не веришь?! -- расхохотался Манфреди и достал из-под сиденья небольшой кожаный портфельчик.
-- Нет, Руджеро. До этого я еще не дошел, -- серьезно ответил ему Шредер. -- Но, чем больше мы с тобой занимаемся кошками, тем чаще я начинаю задумываться над некоторой жутковатой фантасмагоричностью этих созданий. Мне иногда кажется, что мы у них -- как на ладони. Вот посмотри на этого, например... Какой у него осмысленный взгляд, как он следит за твоими руками!..
-- Ты кончишь в психиатрической клинике, -- рассмеялся Манфреди. -- Коты чрезвычайно любопытны и то, что он следит за моими руками -- в этом нет ничего удивительного.
Плевал я на любопытство! Еще бы мне не следить за руками этого Руджеро Манфреди! Я и не пытался этого скрывать...
С возрастающей тревогой я смотрел, как Руджеро Манфреди вынимал из портфельчика аккуратно уложенный одноразовый шприц, ампулу с прозрачной жидкостью, ватку и небольшую пластмассовую бутылочку с кнопкой на горлышке.
А то я не знал, что это такое! Когда в прошлом году у меня заболел Шура Плоткин воспалением легких, то к нам приходила молоденькая участковая врачиха и сама трижды в день делала Шуре какие-то уколы. И трижды в день я видел шприцы, иглы, ампулы и ватки...
Врачиха была прехорошенькой и лечила Шуру как для себя. И не ошиблась в своих надеждах. Шура выздоровел и потом недели две день и ночь благодарил эту докторишку так, что мне иногда от их стонов и воплей хотелось с балкона выпрыгнуть. Так они меня достали своими благодарностями друг другу: Шура -докторишку за то, что она его вылечила, а докторишка -- Шуру, за то, что тот выздоровел...
Поэтому я очень хорошо знаю, что такое шприц и ампула!
И если эти два жулика собираются сделать мне укол и усыпить меня -- я им сейчас покажу, что такое, действительно, НАСТОЯЩИЙ РУССКИЙ КОТ, который всю свою жизнь -- от рождения и до смерти -- только и делает, что борется за свое существование!
Пусть они только ко мне приблизятся, пусть только попробуют вытащить меня из клетки!!! От них во все стороны клочья полетят!.. Уж если я профессионального убийцу -- Алика, с его длинным и почти бесшумным пистолетом, не испугался, то...
Но ни Руджеро Манфреди, ни Эрих Шредер даже и не пытались открыть клетку. Установив ее на заднем сиденье автомобиля, Манфреди вынул из того же портфельчика небольшую кривую ручку, вставил ее в какое-то отверстие, кажется, у толстого дна клетки -- мне, находившемуся непосредственно внутри клетки, это отверстие видно не было. Я мог о нем только догадываться.
А потом Манфреди стал медленно поворачивать эту ручку вокруг своей оси. Вначале я вообще не заметил ничего особенного, кроме скрипа под полом клетки. А потом вдруг сообразил, что на меня неумолимо надвигается боковая стенка всей клетки!
К моему ужасу, клетка становилась все уже и уже, и, наконец, стала настолько узкой, что я просто не мог в ней пошевелиться!
-- Не бойся, котик, не бойся, -- приговаривал Эрих Шредер. -- Это обычная клетка -- фиксатор. Мы тебе ничего плохого не сделаем.
Подонок! Как будто до этого он мне делал только хорошее!
Этот гад Манфреди крутнул еще полоборота ручкой, и теперь меня стиснуло между стенками так, что я чуть не лишился сознания!
Манфреди отбил кончик у стеклянной ампулы, набрал оттуда в шприц жидкость и сказал Шредеру:
-- Кот зафиксирован. Ты будешь колоть?
-- Коли, коли сам. Он на меня так смотрит... -- отмахнулся от него Шредер и ласково сказал мне: -- Не пугайся, котик. Сейчас ты у нас поспишь, отдохнешь...
-- А представь себе, что кот тебе вдруг отвечает: "А не пошли бы вы, герр Шредер, ко всем чертям?!." -- разоржался Манфреди.
-- Наверное, однажды так это и произойдет, -- ответил Шредер.
Тут я ощутил легкий укол в задницу и почувствовал, как высвобождая меня, стала отъезжать стенка клетки. Я попытался встряхнуться, но ноги меня не держали и я рухнул на пол клетки.