На что вице-консул горько сказал -- то ли с подачи Нюси, то ли сам по себе:
-- Сегодня, уважаемый герр Шредер, в России так все неясно и смутно, что думать о своих подданных, живущих за рубежом, нет просто ни у кого ни сил, ни желания...
-- Жаль, -- жестко сказал Эрих-Готфрид Шредер без малейшего моего участия. -- И вас жаль, и ваших поданных.
-- Погодите, погодите!.. -- разволновалась Нюся голосом русского вице-консула. -- А если мы сделаем так? Вы отдаете мне этого Кота за какую-то небольшую разумную сумму, он переезжает к нам в дом -- у нас вполне приличная двухкомнатная квартирка в Нимфенбурге. Нас в ней всего четверо -- жена, я и двое детишек... Ну, еще кошечка Нюся. Надеюсь, они подружатся... А когда подойдет срок нашего возврата в Москву, мы его, конечно, заберем с собой. А там я через кого-нибудь из друзей отправлю его в Петербург, по тому адресу, который вы назовете... Идет?
-- А когда кончается срок вашего пребывания в Германии? -- самостоятельно спросил Эрих.
-- Скоро, -- с грустью, и тоже без нюсиной подсказки, проговорил вице-консул. -- Через год и три месяца.
-- К сожалению, я вынужден вам отказать, -- опять-таки сам сказал Эрих. -Нашему Коту нужно попасть в Петербург в ближайшее время. Наш Кот столько ждать не может.
Так заканчивать разговор с Нюсей и ее вице-консулом было бы свинством. И я, устами Эриха Шредера, добавил:
-- Но если этот Кот еще у нас немного задержится, то милости просим к нам в гости с детьми и вашей Кошечкой Нюсей. Запишите, пожалуйста адрес...
И Эрих продиктовал наш адрес русскому вице-консулу и его Нюсе. Когда Эрих положил телефонную трубку, Хельга соскользнула с дивана на ковер, улеглась на живот, взяла меня за передние лапы, притянула к себе и звонко поцеловала в нос. И заявила:
-- Если следующий звонок последует от английской королевы Елизаветы или, на худой конец, от принца Чарльза, и к телефону попросят нашего Котика, -- я уже ничему не удивлюсь!..
Я был бы совсем не против, чтобы Хельга поцеловала меня еще раз -- тут я очень хорошо понимаю Руджеро Манфреди, но в это мгновение я вдруг почувствовал, как к дому на автомобиле подъезжает Таня Кох!
Не УСЛЫШАЛ, а именно ПОЧУВСТВОВАЛ. Как в Петербурге, лежа в кресле, я чувствовал, когда Шура входит в лифт, когда нажимает кнопку нашего этажа, когда роется в карманах в поисках ключей от квартиры...
Последние годы я это так явственно ЧУВСТВОВАЛ, что даже ВИДЕЛ сквозь двери, лестничные пролеты, толщенные стены, и даже через очень большие расстояния! Это то, о чем я уже как-то говорил -- НЕОБЪЯСНИМОЕ, присущее только нам -Котам. ОНО в нас совершенствуется и обостряется под воздействием взаимной ЛЮБВИ. Я вырвался от Хельги и помчался в сад к калитке. На бегу промелькнула мысль -- "А почему я так реагирую на Таню Кох?.. При чем тут Таня?! Я понимаю -- Шура Плоткин... Водила, наконец! Люди, с которыми меня связывает черт знает как много!"
Доскакал до калитки и сообразил: Таня Кох была единственным и последним звеном между мной и Водилой... А кем для меня теперь стал Водила, стоит ли объяснять? Вот я и цепляюсь за это "звено", как утопающий за соломинку. Вот почему, не отдавая себе в этом отчета, я стал воспринимать Таню, также как и моего Плоткина, как Водилу. Как близкого мне Человека...
Сел у калитки, сижу. Жду. Слышу -- подкатывает автомобиль. Ни хрена не видно. Калитка -- одно название. На самом деле -- глухая высокая дверь с улицы в сад. Чтобы никто не любопытствовал.
Остановилась машина, слышу -- открылись дверцы и... Сразу же Танин запах! У меня вдруг дыхание перехватило, сердце как застучит!.. Тут, слышу, мужской голос по-немецки спрашивает:
-- Вы не перепутали адрес, Таня?
-- Нет, нет, что вы! -- отвечает Таня и, наверное, нажимает на кнопку звонка, потому что в доме заблямкали колокольчики. Это у Шредеров такой звонок пижонский.
Вижу, Эрих идет открывать калитку. А я сижу и думаю: "Откуда я знаю этот мужской голос?".
Калитка распахивается и здрасте-пожалуйста, как говорил Водила, -- стоит "Ягуар" профессора фон Дейна, сам профессор и Таня Кох.
-- Герр Шредер? -- спрашивает Таня у Эриха, не замечая меня.
-- Фрау Кох? -- улыбается Эрих.
-- Да, -- Таня нервно крутит головой, смотрит через плечо Эриха, сразу же хочет отыскать меня взглядом. Потом спохватывается и представляет Эриху профессора:
-- Мой шеф, профессор фон Дейн.
-- Здравствуйте, проходите, пожалуйста, -- говорит Эрих и пропускает Таню и профессора вперед, закрывая за ними дверь.
А Таня все ищет и ищет меня глазами... Вот тут-то я и совершаю свой коронный номер! С места, со всех четырех моих лап, я взвиваюсь вверх, выше Таниной головы, и сверху, будто с неба, с облака, мягко опускаюсь к ней на плечо! "Мягко опускаюсь" -- это мягко сказано... Весу во мне все-таки -ого-го, и поэтому Таня от неожиданности оступается и вынуждена ухватиться одной рукой за профессора фон Дейна, а другой -- за Эриха.
А на меня неожиданно накатывает такая волна нежности, что я, не помня себя от радости, начинаю тереться мордой о Танину щеку, шею, нос, и урчу, урчу, урчу до хрипоты, до стона!..
И Таня, дурочка, плачет чуть не в голос, путает русские слова с немецкими, обнимает меня, гладит, зарывается лицом в мою шерсть, и все что-то шепчет мне и шепчет на двух языках...
Спустя некоторое время, когда страсти улеглись, когда все волнения были отодвинуты в сторону...
Секунду! Я должен кое-что пояснить. Когда я говорю, что "волнения были отодвинуты в сторону", это совершенно не значит, что они исчезли насовсем. Волновались все без исключения:
Таня, от того, что, наконец-то, встретив меня, была напрочь лишена возможности купить "Дикого, Таежного, Русского, Сторожевого...". Как там еще? Забыл... Короче, "Кота...". Я строго-настрого запретил ей это делать! Я повторил ей то, что уже однажды сказал, уходя от нее в конце первой книги: "Ты приехала сюда, чтобы остаться здесь, я -- для того, чтобы уехать!". И добавил: "Да, и не с твоими деньгами лезть в подобную авантюру. Лучше попытайся сейчас помочь мне с Клиентом. Мои условия ты знаешь лучше всех -- Петербург! Может быть, у твоего профессора есть кто-нибудь из постоянно путешествующих приятелей? Я смотрю, он к тебе очень даже не ровно дышит...".
Хельга была тоже взволнована. Она явно приревновала меня к Тане, и все ее волнения были продиктованы именно этим состоянием. Из-за чего она почти не обращала внимания на своего Руджеро, который пытался строить свои итальянские глазки Тане Кох. Не потому что Хельга этого не видела, а лишь оттого, что в это время Хельге гораздо важнее был я!.. Да, простит меня Руджеро Манфреди.
Недоучившийся Зверячий доктор Эрих-Готфрид Шредер был искрение взволнован присутствием в своем доме одного из известнейших светил Германской медицины -- знаменитого профессора Фолькмара фон Дейна, о котором Эрих был наслышан со студенческих времен...
Руджеро Манфреди раздирал целый комплекс совершенно разных волнений. Он несомненно ощущал некую таинственную связь между мной и Таней, так же, между Эрихом и мною, и никак не мог понять, в чем она заключена! Кроме всего, он волновался -- не видит ли Хельга того, что ему очень понравилась фрау Кох? На профессора фон Дейна ему было бы совсем наплевать, он о нем и слыхом не слыхивал, если бы Руджеро не видел, что статный, спортивный, судя по "Ягуару", наверняка, состоятельный профессор оказывает Тане Кох знаки внимания, далеко выходящие за пределы рядовых отношений шефа и подчиненной.
Но, в основном, Руджеро волновался из-за неясности, которая заслоняла от него все -- просить за меня пять тысяч марок или семь? И если семь, то до какого предела снижать цену при возможной торговле, чтобы не прогадать самому и не потерять покупателя?
Профессор фон Дейн был одновременно и счастлив, и взволнован. Взволнован нескромными волоокими взглядами этого смазливого и потертого итальянца на Таню, и счастлив тем, что Таня не обращала на эти взгляды ни малейшего внимания! А еще он волновался -- согласится ли, наконец, Таня Кох сегодня поужинать с ним в одном очаровательном испанском ресторанчике в Швабинге? Она уже столько раз отказывалась от подобных предложений без каких-либо видимых причин...