Вскоре после появления первой партии блюстителей порядка лейтенант Бройзен увел меня в музыкальный салон. Интервью было кратким и малозначительным: практически его интересовало только то, как именно мы обнаружили труп. Я все ему выложил без утайки. Я совсем не был против того, чтобы сохранить для личного пользования сведения о пристрастии Дейзи к подслушиванию (кто бы сказал заранее, не потребуется ли такая козырная карта для нашей фирмы в будущем?), но мне полагалось объяснить, чего ради я надумал заглянуть за стойку бара, а изобретать что-то новое было неблагоразумно, поскольку Данн вполне мог выложить правду. Поэтому ничего я скрывать не стал.
Ну а потом он опять загнал меня наверх. Вы, мол, должны остаться и все такое. Но несмотря ни на что, основным вопросом был один и тот же: «Где Вулф?»
В библиотеке никого, кроме Ритчела из «Космополитен Трест Компани», который с оскорбленно-непроницаемой физиономией смотрел в угол, и совершенно незнакомого мне полицейского, не было. Пришлось оттуда смыться.
Из холла появился Прескотт, заприметил меня, остановился рядом, оглянулся и спросил вполголоса:
— Где Вулф?
— Не знаю. Не надо спрашивать. Я действительно не знаю.
— Нам необходимо…
— Я не знаю!
— Не говорите так громко. Мы должны оградить от дела Юджина Дэйвиса. — Он убеждал настойчиво и вкрадчиво: — Его никто не видел, кроме Вулфа, вас и меня. Уж Вулфа я бы уговорил. Они не должны знать, что Юджин сюда приходил. Если у вас спросят…
— Дохлый номер. Вы бы лучше успокоились. Его впустил дворецкий.
— Теркера я заставлю…
— Нет, сэр. Безусловно, некоторые вещи полицейские от меня не услышат, но эта не входит в их число. Послушайтесь моего совета и не трогайте дворецкого.
Он схватил меня за лацкан:
— Говорю вам, если только полиция разнюхает, что Дэйвис был здесь, если начнет на него нажимать…
— Ничего не могу поделать, мистер Прескотт. Очень сожалею. Я и так терпеть не могу утаивать что-то от полиции, а в данном случае это и вовсе бы означало напрашиваться на неприятности. Мне они ни к чему…
Меня прервали шаги на лестнице: вниз спускался Энди Хауторн. Оказалось, его отец просто мечтает видеть Прескотта в комнате миссис Хауторн. Прескотт снова взглянул на меня полусердито-полуумоляюще, но я непреклонно покачал головой.
Энди, тем временем, обратился ко мне:
— Папа хотел бы и с мистером Вулфом встретиться.
Я ответил ему то же, что и остальным, и они удалились, а я прошел в самый конец коридора, посидел там на скамейке и отправился вниз посмотреть на вновь прибывших. Но меня вытурили наверх прежде, чем я успел поставить ногу на последнюю ступеньку.
В итоге снова пришлось забираться в библиотеку и находить кресло поудобнее. Тут появилась горничная с сандвичами, молоком и элем, и я решил, не стесняясь, подкрепить свои силы, чтобы продержаться до конца…
Следующая сцена, участником коей я оказался, случилась несколько позднее. Прибыл сотрудник из отдела по расследованию насильственных смертей и объявил, что по предложению самого мистера Данна все находящиеся в доме должны сдать отпечатки пальцев.
Поскольку до этого я чуть не охрип, уговаривая дежурившего в библиотеке полицейского разрешить мне в интересах правосудия позвонить по телефону, то был чертовски зол и категорически отказался оперировать своими пальцами. Сказал, что мои отпечатки в полиции есть, ибо я «официальный» детектив с соответствующими документами. Однако типчик возразил, что ему гораздо удобнее взять мой отпечаток вместе с остальными. Я же ответил, что мне было бы удобнее уехать домой и лечь спать, поскольку на улице совершенно темно, а его заботы меня не трогают. Конечно, во мне говорило упрямство, но это они меня довели! Единственное, чего я хотел, позвонить домой и спросить Фрица, как он поживает.
Библиотека мне опротивела, и я пошел снова в холл. Там расположилась молодежь: Селия и Сейра устроились на скамейке, перед ними стоял Энди. Они о чем-то шептались, но, увидев меня, сразу притихли. Не желая мешать их детским секретам, я поднялся на второй этаж. Третья дверь слева была широко распахнута. Проходя мимо, я увидел Мэй и Джун, сидящих рядышком на диване. Мэй сменила свое старое вылинявшее платье на нечто более светлое с розовыми пятнами.
В холле было окно, выходящее на улицу, я подошел к нему и немного постоял, разглядывая городскую сумятицу. У обоих тротуаров рядами стояли машины, повсюду суетились многочисленные регулировщики.
Одновременно я прислушивался ко всем шагам у меня за спиной, но каждый раз они следовали мимо.
Впрочем, дважды шаги затихли совсем рядом.
В первый раз они принадлежали Осрику Стофферу. Он уставился на меня еще издали, очевидно, не будучи уверенным, тот ли я человек, который ему нужен, но потом подошел поближе и забормотал:
— Как я понимаю, Ниро Вулфа здесь нет. Если вы…
— Я не знаю, где он.
— Так же и Данн говорит. Но если вы… ведь я сначала вас искал, еще раньше…
Не стану распространяться о том, что сейчас он являл собой мало привлекательную личность, на мужской вкус, конечно. Он вообще был близок к тому, чтобы отнести его к разряду «жалких». Зубы у него стучали, хотя он и старался не дрожать, голос звучал так, словно горло необходимо было срочно смазать.
Я ответил:
— Ну вот он я, но настроение у меня — хуже не бывает. Впрочем, на счастливчика вы тоже не тянете.
— Да, наверное. Посудите сами: такой кошмар, а вокруг полно народу…
— Безусловно. Было бы куда спокойнее, если бы она оставалась в доме совершенно одна. Тогда бы с ней ничего плохого не случилось.
По моему расчету, после подобной фразы он должен был возмутиться и утратить свой жалкий вид, но он был слишком занят своими мыслями, чтобы сообразить, что мой ответ но меньшей мере невежлив. Единственным его поступком стало приближение ко мне еще на десять дюймов и немного более настойчивое бормотание:
— Вы бы хотели заработать тысячу долларов?
— Конечно! А вы?
— За ерунду… за пустяк. Честное слово. Я сейчас разговаривал с окружным прокурором. Со Скиннером. И о том, что прятался за драпировкой, не сказал. Понимаете, когда вы увидели меня там… Нет, невозможно… это звучало бы совсем уж по-идиотски! — Он выдавил из себя никуда не годную имитацию веселого смеха. — Глупейший поступок, глупее не придумаешь… Пожалуй, за всю свою жизнь я не сделал ничего более дурацкого. Стоит вам только «позабыть» о том, что видели меня за этой проклятой занавеской, и тысяча ваша, а я спасен от неловкого положения. Правда, при себе у меня нет такой суммы, но вы можете поверить мне на слово.