Изменить стиль страницы

На тлеющих углях его вины стал вздыматься и разгораться гнев. Да, он обещал ей это, но не так, как она себе придумала.

- Я имел в виду, что научу тебя, как выжить во всем этом. Моей задачей было вооружить тебя всем, что для этого потребуется. В этом смысле, - прошипел он.

- Я сдержу свое обещание. Но у меня есть и другие обещания, данные людям, которые заслужили мою преданность.

- А я должна заслужить твою преданность, Калеб?

Она фыркнула на него.

- А что? Что насчет моей преданности?

- Что ты сделал, чтобы заслужить ее?

Калеб сжал челюсть.

- Ты еще хуже, чем эти байкеры, - выплюнула она, ее тело было напряженным и взвинченным, готовым к атаке.

- Они, по крайней мере, знали, что они монстры. А ты жалок! Ты - монстр, который возомнил о себе Бог весть что.

Калеб почувствовал, как по его спине начал опускаться жар, проникая во все части тела. Он с такой силой сжал руль, что у него побелели костяшки пальцев.

Его первым инстинктом было, отпустить руль и залепить ей пощечину, но что бы это доказало? Только то, что она была права, и ее слова, конечно же, были правдой. Только монстр мог делать те вещи, которые делал он. Только у монстра могли быть такие инстинкты, как у него, и только монстр мог ощущать безразличие к своей натуре или пытаться рационализировать ее.

- Я знаю, кто я, - сказал он, спокойно.

- И всегда знал.

Он осмотрел ее с головы до ног, ядовитым взглядом, от которого она вжалась в сидение.

- Это ты думаешь иначе, - сказал Калеб.

Он увидел, как Котенка передернуло. Его слова, очевидно, ранили ее, но они были правдой. И эта правда приносила страдания им обоим. Она видела в нем кого-то другого, кого-то, кого она считала лучше.

На какое-то время, он и сам разделял ее фантазию. Он никогда не задумывался над тем, как много это значило для него, пока это не перестало быть правдой. Никто и никогда не видел в нем человека, способного быть кем-то большим, и сейчас, он причинял боль тому единственному, кто по-настоящему в нем это увидел. Но это было к лучшему.

Ему хотелось вернуться к тому времени, когда он еще не знал о существовании Котенка, ко времени, когда его жизнь была поделена на белое и черное, а серое не имело значения.

Ему хотелось вернуться к своей простой, ни чем не обремененной, жизни, лишенной моральных принципов, чувства вины и стыда, неконтролируемой похоти, и самого страшного греха - страстного желания. Ему хотелось, отправляясь ночью в кровать, знать, что его ожидает утром. Ему хотелось выбросить Котенка из своей жизни и из своих мыслей.

Атмосфера внутри машины была тихой, но громкой и красноречивой в другом смысле.

Калеб был рад возможности смотреть в лобовое стекло, наблюдая за тем, как под колесами машины исчезают простирающиеся под ними дороги, унося их за тысячи километров от д уша, их признаний, и всего того, что могло между ними произойти.

Спустя некоторое время, они, наконец, оказались на асфальтовом городском покрытии. Их окружила цивилизация. От Калеба не ускользнуло, как Котенок выпрямилась на своем сидении, и повернула голову, чтобы рассматривать картинки, проплывающие за окном. Подняв свою здоровую руку, она прижалась ладонью к стеклу. Калеб сглотнул и проигнорировал ее, устремив взгляд в точку перед собой.

Солнце светило ярко, сжигая все, что осталось от утренней прохлады. Потянувшись к кондиционеру, Калеб установил его на режим охлаждения. Он открыл бы окна, если бы на улице не было так много людей, способных услышать пронзительные крики Котенка о помощи.

Ему нужно было избавиться от машины, на случай, если врач не сдержал своего слова, и она уже значилась в ориентировке федералов.Благодаря доброму доктору, у Калеба с собой было несколько сотен американских долларов и несколько сотен песо. Этого конечно было недостаточно, чтобы подкупить копов, но вполне хватило бы для обычного нарушителя спокойствия. Так или иначе, чем быстрее они доберутся до Тустепека, тем лучше.

Калеб выехал на кольцевую развязку, ведущую к Чиуауа. Ему придется сделать остановку, где-нибудь поближе к городу и купить все, что им может понадобиться в дороге.

- Я не смогу изменить твое решение, да?

Мягко сказанные слова вернули Калеба обратно, в машину. Он больше не хотел этого делать. Он не хотел разговаривать.

- Это все происходит на самом деле. Правда? И ты собираешься позволить этому произойти... так?

- Попытайся немного поспать, Котенок.

Его голос был беспристрастным, черствым.

- Впереди у нас долгая дорога.

Несмотря на непринужденность и легкость в ее поведении, она не унималась, как будто просто хотела высказаться вслух, не ожидая от него ответа, - Должна признаться... сначала я подумала..., - она пожала плечами.

- Я подумала, что ты, действительно, былмоим 'рыцарем в сияющих доспехах'. Это глупо, я знаю.

Ее ироничная печаль, когда она повторила слова Калеба, почти заставила его испытывать чувство вины. Однако, вместо этого, он старался не обращать на нее внимания. Меньше всего ему хотелось доставить ей удовольствие тем, что он втянется в спор.

- Я была настолько шокирована, увидев тебя во второй раз. Потрясена тем, что узнала тебя... Тогда я подумала, что ты монстр. Ты напугал меня. А теперь? Теперь, я даже не знаю, что чувствую к тебе, - прошептала она.

Сжав посильнее руль одной рукой, другой Калеб включил стереосистему, и салон заполнила громкая музыка. Котенок повернулась к нему, сменив выражение своего лица с задумчивого на раздраженное, сузив при этом глаза и сжав губы в строгую линию.

Потянувшись к кнопке, она выключила радио.

- И это твой ответ?

Калеб сделал глубокий вдох и попытался взять под контроль свой гнев, - Ты думаешь, ты охренеть какая умная, да?

Он засмеялся, снисходительно и невесело.

- Ты искренне веришь в то, что я не знаю о том, что ты делаешь? Ты пытаешься вызвать во мне чувство жалости, пытаешься заставить меня поверить в то, что у тебя есть ко мне какие-то чувства.

Она поморщилась, и крепко сжала челюсть.

- Ты знаешь, что оказалась в ловушке и ищешь пути, как бы из нее выбраться. Твои попытки соблазнить меня демонстрацией нежности и заботы на меня никак не действуют.

Он усмехнулся, когда увидел, как Котенок попыталась изобразить удивление и боль.

- Можешь не прикидываться. Я не впечатлен. Твои старания до смешного очевидны.

Ожидая ее гнева, он уже подготовился к нему... но он ошибся. Вместо эмоциональной брани, Котенок обрушила на него холодный и твердый аргумент.

- Ты прав, Калеб. Я пытаюсьсоблазнить тебя. Я пытаюсьнайти выход из этого гребаного дерьма, в которое попала по твоей милости. А что мне остается делать? Что бы ты сделал на моем месте?

В ее глазах не было ни слез, ни гнева. В них была только правда, а правда всегда была гораздо сильнее. И больнее. Калеб точно знал, что бы он сделал на ее месте.... потому что он уже так сделал.

Были времена, когда он пытался убедить мужчин помочь ему, освободить его и избавить от вероломства Нарви. Он слушал клиентов, бравших его тело и клявшихся ему в любви. Он позволял себе доверять красивым словам, которые они шептали ему на ухо. Но когда все заканчивалось, и они забирали у него все, что могли, они передавали сказанные им из-за доверия слова, Нарви.

Он помнил, как разрывалось его сердце всякий раз, когда Нарви поддразнивал Калеба его же словами, избивая его.

- Мне очень жаль, что я в этом так плоха. Мне жаль, что ты считаешь мои попытки смехотворными. Но ты - все, что я знаю. И как бы то ни было, я не пытаюсь заставить тебя поверить в то, чего нет. Я никогда не лгала тебе. Когда я просила тебя заняться со мной любовью, это была не уловка, и мне очень больно слышать, что ты думаешь иначе, потому что..., - ее голос сорвался, и в нем послышались слезы.

Калеб почувствовал панику. Он понятия не имел, что ему делать. Ее слова, ее присутствие, ее боль... волновали его. И он ненавидел это.