Подойдя к кровати и возвышаясь надо мной, он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Я подумала, испытывал ли он хоть капельку стыда за то, что сделал со мной.
- Ты можешь встать? - спросил он.
Его голос звучал отстранено, словно ему было наплевать на мой ответ.
- Не уверена, - прохрипела я, чувствуя, как на глаза стали набегать слезы.
- Мне больно, Хозяин.
Не поднимая головы, я надеялась, что он понял, насколько трудно это было для меня: обращаться к нему так, как он того хотел.
Его голос стал ниже и несколько мягче, - Уверен, что больно, но, кажется, это научило тебя хорошим манерам.
Сжав челюсть, я оставила его слова без ответа. Сейчас, спустя все эти дни, я с одной стороны - боялась, а с другой - с нетерпением ждала его появления, но только из-за разъедающего меня желания хоть на несколько минут разделить свое одиночество и окружающую тьму.
Сползая с кровати, я впервые за несколько дней не почувствовала этой жуткой, пронизывающей боли. Я осторожно встала, ощущая напряжение и сопротивление всех своих мышц, и поморщилась, от вновь прострелившей меня боли.
Все эти дни - не могу сказать точно, сколько их было, возможно три - после нашего первого жуткого противостояния, я провела лежа на животе, рядом с Калебом. Когда мне нужно было в туалет, он помогал мне подняться, и даже там, под предлогом моей беспомощности, ни в какую не оставлял меня одну. Он купал меня, кормил, кладя каждый кусочек пищи на мои губы так, чтобы я могла осторожно взять его с руки. Порой, я чувствовала себя подобно кукле.
Когда я сопротивлялась или проявляла нерешительность, один шлепок его ладони по моему голому заду, становился достаточным стимулированием к подчинению. Подчинение свой воли - вот цена, которую я платила.
Холодный крем втирался в мою кожу, как минимум, дважды в день, и это всегда будоражило во мне странные эмоции. Растирая крем по моей коже, он трогал меня. Хоть это и выглядело как бы случайно, но мне казалось, что он делал это специально, преднамеренно.
Он всегда начинал с лодыжек, отчего мне приходилось кусать свои губы, чтобы не выдать чистого удовольствия, которое дарили его руки. Никогда раньше, мне не делали массаж, поэтому я не могла сказать с полной уверенностью, требовалось ли уделять моим лодыжкам так много внимания.
Когда он прикасался ко мне, я чувствовала себя настолько хорошо, что забывала, что мне следует его бояться. Лежа неподвижно, я старалась не издавать ни единого звука, чтобы никоим образом не выдать того, как именно на меня действовала его помощь.
После лодыжек, он приступал к моим икрам, растирая их своими пальцами до тех пор, пока я долго и протяжно не выдыхала в подушку. И каждый раз, ему каким-то образом удавалось слегка раздвигать мои ноги, массируя настолько близко с моей промежностью, что я едва сдерживалась, чтобы не закричать "Остановись!"
Принимаясь же за мой зад, он почему-то всегда начинал разговаривать со мной. Думаю, он был бесконечно счастлив, ставя меня, таким образом, в неловкое положение.
А в один из дней, он и вовсе вогнал меня в краску, устроив мне неожиданный допрос.
- Значит, ты никогда не была с мужчиной.
Это было скорее утверждение, чем вопрос, словно он говорил о вещах, о которых уже знал наверняка. Я недоумевала, каким образом этот факт оказался столь очевидным.
- Нет, Хозяин.
- С женщиной?
Я быстро замотала головой.
- Нет, Хозяин.
Но я солгала. Прежде, я была с женщиной, даже не так, с девочкой.
Не знаю, можно ли это было считать за секс, но в основном, она позволяла мне прикасаться к ней и целовать ее. Ни я, ни Николь, никогда прежде, не были с парнями, поэтому думаю, что в тот момент, мы просто экспериментировали.
Ее кожа была розовой и нежной, и от нее всегда исходил легкий аромат ванили. Мне нравилось ощущать, как ее маленькие соски напрягались под моим языком, пока я нежно посасывала их, изредка покусывая зубами. Ее грудь была намного меньше моей, но это не делало ее менее прекрасной. Ее губы были совсем не такими, как у моего парня. Они были гораздо мягче, нежнее и приятнее. Я так и не успела полностью изучить ее.
Казалось странным думать о ней, в то время, как меня массажировал Калеб. И пока мое тело таяло под его руками, а мой разум тонул в фантазиях, у меня между ног образовался небольшой комок напряжения, и буквально на секунду, мне захотелось, чтобы он тронул меня... там.
- Ты когда-нибудь прикасалась к себе?
Мое лицо тут же вспыхнуло, я отвернулась и спрятала его в свои руки, зарываясь в них, словно в подушку. На что он, разразился дразнящим смехом, но не стал принуждать меня к ответу.
Со временем, я стала привыкать к его помощи, считая ее скорее рутинной, нежели интимной. Но вот от другой вещи, мне все еще было не по себе. Нагота, было определенно тем, к чему нужно было привыкнуть. Я была благодарна, что никто кроме Калеба не заходил в мою комнату, но даже в его присутствии мне было невероятно стыдно.
Любая одежда, была слишком неудобной, чтобы носить ее. И даже плед, когда-то казавшийся таким мягким на моем теле, сейчас ощущался, словно наждачная бумага. Мне даже не хотелось сидеть на нем, когда я принимала пищу.
Зайдя в ванную комнату, словно голая арестантка, я посмотрела на себя в зеркало. Мой синяк побледнел, и стал светло-зеленого цвета, припухлость с лица спала, вот только волосы, по-прежнему, оставались в беспорядке.
Я долго изучала себя. Кто была эта девушка, смотрящая на меня из зеркала?
Приподняв волосы, я стала внимательно рассматривать надетый на меня ошейник. Должна признаться, что эффект от него был впечатляющим. И сейчас, я больше напоминала себе экзотическую зверушку, пойманную в тропических лесах Бразилии.
В миллионный раз я спрашивала себя, для каких целей Калеб держал меня здесь. Каждый день, видя меня абсолютно обнаженной, он до сих пор не сделал ни единой попытки полностью воспользоваться моим уязвимым положением. Я была в его полной власти. Порой, казалось, будто он изо всех сил старался сдерживать себя... и ему это всегда удавалось.
Просунув свой указательный палец в колечко спереди, я потянула - ошейник был пристегнут намертво. Браслеты на запястьях так же стали частью моего постоянного облачения, и они так же, как и ошейник, запирались на замок. Я могла бы попробовать срезать их, но в комнате не было ни единой вещи, с помощью которой, я могла бы это сделать.
Из-за своих "украшений" я чувствовала себя еще более обнаженной; они привлекали внимание к тому, что кроме них на мне вообще ничегоне было.
Словно совершая часть своего ежедневного ритуала, я повернулась спиной, чтобы рассмотреть постепенно исчезающие, широкие отметины от ремня... но тут открылась дверь, и в комнату вошел Хозяин, держа в руках поднос с завтраком.
Шагнув из ванной, я наблюдала за тем, как он закрывал дверь ногой. Клянусь, этот мужчина никогда не спал. Я не знала, который сейчас был час, но в любом случае, мне казалось, что было слишком рано для того, чтобы успеть принять душ и одеться. Он всегда выглядел так, словно собирался идти на вечеринку, и ни разу не надел чего-нибудь повседневного или удобного. Кроме, конечно, того дня, когда мы с ним впервые встретились.
Когда он обратился ко мне, я подпрыгнула.
- Почему ты прикрываешься?
Обратив свой взгляд в пол, я не стала убирать руки со своей груди.
- Я голая, Хозяин, - ответила я дрожащим голосом.
Он поставил поднос на кровать.
- Я и раньше видел тебя голой. С чего это ты вдруг стала такой стеснительной? Опусти руки и подойди сюда.
Опустив руки, и сложив их перед собой, я направилась к нему. Когда я подошла, он, тяжело вздохнув, убрал их в сторону от моих гениталий.
- Не прикрывайся передо мной. Это просто смешно.
Я прикусила губу.
- Да, Хозяин, - почти шепотом произнесла я.
Я была в каком-то непонятном настроении. Сказать по правде, я чувствовала себя очень подавленной, да и кто бы чувствовал себя иначе, окажись в подобной ситуации? Злость, страх, смятение и одиночество - все это стало привычными эмоциями для меня. Но сегодня, в дополнении ко всему вышеперечисленному, я почувствовала что-то еще, и вопреки всякой логике, мне захотелось, чтобы Калеб.... понял меня. Мне хотелось, чтобы он сказал мне приятные слова, может, даже обнял меня. Слово "странное"не могло даже частично передать мое нынешнее настроение. Мне вдруг захотелось плакать, но вместо этого, я уставилась в пол, стараясь ни о чем не думать.