— Так, из одного места, — сказал Андрей. — А что такое?
— Он еще меня спрашивает, что такое! — возмутился шеф. — Сломал челюсть Красавчику из-за какой-то девки — и еще имеешь нахальство спрашивать, что такое! Кстати, что это за девка?
— Понятия не имею, — сказал Андрей.
— Он не имеет понятия! Сломал челюсть главному городскому бандиту — и не имеет понятия! Ой, ой… Так откуда ты сейчас звонишь?
— Из одного места, я же сказал.
— Вот и сиди в своем одном месте — денька два, а, может, и все три. Пока они не успокоятся, и пока я не встречусь с серьезными людьми, и кое о чем с ними побеседую. Потому что это же просто удивительное дело — сломать бандиту челюсть из-за гулящей девки! Если бы они нашли тебя вчера, то точно бы застрелили!
— Ефимыч, все было совсем не так…
— Он мне будет говорить, что все было совсем не так! Они тебя искали всю ночь и даже сегодня приходили в редакцию, а ты мне будешь говорить, что все было совсем не так! Сиди, говорят тебе, и не смей казать своего скандального носа в общественное присутствие! Я уже объявил, что ты в командировке.
— А эту самую девицу — они не ищут?
— Он говорит мне о девице! Ой, ой… Они ищут тебя, халамидника! Для чего им девица? Разве это девица сломала челюсть Красавчику?
— Ладно, Ефимыч, спасибо. Я еще позвоню…
— Что? — спросила Рита, когда Андрей повесил трубку.
— В общем — ничего. Все, как я и предполагал. О тебе они даже и не вспоминают. Им нужен я. Так что можешь спокойно идти домой.
— А ты? — глядя в землю, спросила Рита.
— А мне нужно где-нибудь отсидеться. Денька два, а лучше — три…
— И где же ты будешь отсиживаться? — по-прежнему не поднимая глаз, спросила Рита.
— Где-нибудь, — сказал Андрей. — Например, в том же вагончике…
— Значит, ты будешь отсиживаться в вагончике, а мне можно идти домой?
— Именно так.
— Я не хочу домой, — сказала Рита, глядя в сторону. — Я хочу остаться с тобой… Вот…
— Понимаешь, Рита, я — опасный компаньон, — не сразу откликнулся Андрей. — Если они меня найдут…
— Я думаю, что они ни за что не догадаются искать нас в нашем вагончике, — взглянула на Андрея Рита. — Как они могут догадаться? Конечно, если ты задумал меня прогнать… то — тогда, конечно…
— Рита, — сказал Андрей, — ах ты ж, Рита… Замри! Слышишь, замри… и старайся не обращать на себя внимания!
— Что? — испуганно спросила девушка.
— Видишь тех двух типов? Я их знаю. Они — из банды Красавчика. Не исключено, что они ищут меня… нас. Значит, так. Сейчас мы встанем из-за столика и постараемся затеряться в толпе. Только не бойся… вставай.
— А я и не боюсь.
— Умница. Пойдем… вот так…
Типы из банды Красавчика их не заметили. Андрей и Рита смешались с выходящей из электрички толпой, вместе с толпой прошли привокзальную площадь, затем свернули за угол и остановились.
— Уф! — сказал Андрей. — Вроде как пронесло. Нет уж, барышня… Рита, вокзал сейчас не для нас. Лучше уж и впрямь вагончик… Ты еще не передумала идти со мной в вагончик?
— Я — не передумала, — с подчеркнутым вызовом сказала Рита.
— Тогда сделаем так, — взглянул на Риту Андрей. — Сейчас мы забежим вон в тот магазин, ну а затем — уже в вагончик.
— А в магазин-то — зачем? — спросила Рита.
— Должен же я тебя чем-нибудь кормить, — улыбнулся Андрей. — И — надо же нам чем-то укрываться по ночам!
— Да, — согласилась Рита, — конечно…
До вагончика они добрались никем не замеченные. Время близилось к полудню. Стены вагончика были горячи от солнца.
— А вдруг сюда кто-нибудь все же явится? -подумалось Андрею вслух. — Ну, например, хозяин сена…
— Не явится, — очень уверенно заявила Рита.
— Это почему же ты так уверена? — удивился Андрей.
— Потому, что я этого не хочу, — сказала Рита. — Пока я сама не захочу, никто сюда не явится.
— Да? — смеясь, сказал Андрей. — Тогда — прошу в купе. Подоспело время обеда!
Обеденным столом им служило расстеленное на сене одеяло. На одеяле лежало копченое мясо, хлеб, огромная вяленая рыбина, фрукты и стояла бутылка вина.
— Я хочу вина, — сказала Рита. — Налей мне вина.
Андрей налил, протянул Рите стакан.
— Нет, — сказала Рита. — Не так. Я хочу, чтобы было иначе… чтобы ты держал стакан в своих руках, а я из него пила. И чтобы вино пролилось мне на грудь. И чтобы вся моя блузка пропиталась вином… и грудь также была в вине… а затем ты снимешь с меня блузку и станешь пить вино с моей груди. Вот так… Совместными стараниями Андрея и Риты вина на Ритину грудь вылилось изрядно.
— Ну же! — сказала Рита. — Разве ты не видишь… уже можно… снимай же с меня блузку!
У Ритиной груди был едва распустившихся березовых почек. Запрокинув голову, зажмурив глаза и вытянувшись в струнку, Рита лежала на сене, изнемогая от поцелуев и стремясь навстречу рукам Андрея. Она подставляла его рукам и губам каждую частичку своего вытянутого струной, благоухающего вином и березовыми почками тела. Ей казалось, что она — это не совсем она, а кто-то иной, не имеющий к ней никакого отношения, а сама она лишь наблюдает откуда-то сверху за этим иным… а затем Рита стала завидовать этому иному, ей захотелось с ним слиться и стать с ним единым целым — и она тотчас же так и сделала, слилась, и растворилась сама в себе…
— Мне хочется говорить, — прерывистым шепотом сказала она. — Мне хочется говорить, не умолкая… мне кажется, что в это самое время я должна говорить и говорить… мне этого хотелось еще ночью… но я не знала, можно или нельзя… может быть, в это самое время полагается молчать…
— Можно, — сказал Андрей, — можно все, что ты хочешь…
— Тогда я буду говорить. Знаешь, когда я была совсем маленькой… рядом с нашим домом росло большое дерево… рябина. На этом дереве каждой осенью было много красных ягод… много-много красных ягод… так много, что не было видно даже самого дерева… так мне казалось тогда, в детстве… и каждую осень на это дерево садились птицы… это были большие, черные и строгие птицы… их было очень много. Они сидели на рябине и внимательно смотрели на меня… и мне было так странно от их взглядов. Черные птицы — и красные ягоды… птицы и ягоды, птицы и ягоды… ягоды, ягоды…
…— Откуда это все в тебе? — спросил Андрей, когда они, уставшие и потные, лежали рядышком на превращенном из пиршественного стола в любовное ложе одеяле. — Откуда ты столько всего умеешь?
— Я ничего не умею, — сказала Рита. — Это все — не я… это кто-то внутри меня… и тот, кто внутри меня, говорит мне, как нужно делать и что нужно делать… это все не я, а тот, кто внутри у меня. Вот.
— Ты становишься женщиной, — улыбнувшись, сказал Андрей.
— Правда? — подняла голову Рита. — Именно так и становятся женщинами? Все-все так и становятся женщинами?
— Насчет всех-всех не знаю, — сказал Андрей, — а вот насчет тебя — теперь знаю.
— Как странно, — сказала Рита. — Будто бы кто-то меня выпотрошил и оставил от меня одну лишь мою кожу, и в эту кожу вложил меня другую… И сейчас это я и не я…
— Прекрасной женщиной, — добавил Андрей.
— А ты хотел отправить меня домой, — укоризненно сказала Рита. — Отправил бы — и одной женщиной на свете сейчас было бы меньше…
Потом они спали, и проснулись уже тогда, когда мир укутали вечерние сумерки.
— Единственное, чего мне сейчас не хватает, — сказала Рита, — это ванны или душа. Ах, как мне нужен душ!
— Потерпи до утра. Утром тебе будет душ, — сказал Андрей.
— Вправду? — радостно удивилась Рита. — И где же ты его возьмешь?
— А вот увидишь, — улыбнулся Андрей. — Только чур, душ будет холодным.
— Это ничего, — сказала Рита. — Ведь ты меня потом согреешь.
…Ночью они говорили об одиночестве.
Тема одиночества была понятна и близка обоим.
Андрей говорил о том, что можно быть одиноким, даже если ты, по сути, и не одинок, Рита же вначале таких слов не понимала, а затем согласилась, что, наверно, — можно быть одиноким даже и тогда, когда вокруг тебя множество людей. Тут, сделала для себя великий вывод Рита, дело вовсе не в количестве людей вокруг тебя, а в том, какое отношение эти люди имеют к тебе, и какое отношение ты имеешь к ним. Если между тобой и окружающими людьми нет никакого единства — это и есть одиночество.