Я вывел ее оттуда. Рой явно отнесся к происшедшему без энтузиазма, да и голубь тоже, но она, еще что-то сказав, пошла со мной. Рой помог нам добраться до верхнего этажа, освещая ступеньки карманным фонариком, а затем вернулся в голубятню. На первом этаже я подождал, пока Энн поговорила с бабушкой и надела пальто, на что у нее ушло меньше пяти минут. Это мне тоже понравилось. На улице она не взяла меня под руку и не старалась идти нога в ногу, набрав, по моему разумению, тысячу очков. На углу мы поймали такси.

Следующий тест был потруднее. Когда мы свернули на Пятую авеню и двинулись на север, я сказал:

– Теперь можно прояснять ситуацию. Мне нужно поговорить с вами без посторонних. В присутствии Роя и голубя я высказаться не мог. Мне было известно, что у вас в квартире мы тоже поговорить не сумеем, я видел вашу бабушку. Если бы я стал уговаривать вас пойти куда-нибудь со мной, вы бы отказались. Поэтому я придумал приглашение от Лили Роуэн. Что теперь будем делать?

Она смотрела на меня во все глаза.

– Вы хотите сказать… Но откуда вы знаете…

– Минуту. Отвечаю на ваш вопрос. Вы, наверное, слышали о детективе Ниро Вульфе. Я работал на него, пока два месяца назад меня не забрали в армию. Сегодня Лили Роуэн сообщила мне, что вы просили ее порекомендовать вам адвоката, и она пыталась добиться для вас приема у Ниро Вульфа, но мистер Вульф был занят. Думаю, что могу устроить это. Он очень занят, но если вы расскажете мне, в чем дело…

– А! – продолжая смотреть на меня, произнесла она и покачала головой – Нет, я не могу сказать вам.

– Почему? У вас неприятности, верно?

– Да.

– Разве вы не собирались рассказать адвокату, к которому просили Лили Роуэн послать вас?

– Да.

– Ниро Вульф стоит десяти адвокатов. Любых.

– Но вы же не Ниро Вульф. Вы просто интересный молодой человек в военной форме. – Она снова покачала головой. – Нет, не могу.

– Вы не правы, сестренка. Я красивый, но не только. Однако у нас впереди целый вечер. Давайте сделаем вот что. Мы оба уже поужинали. Поедем куда-нибудь потанцевать. В перерывах между танцами я докажу вам, что я еще и умный, и попытаюсь завоевать ваше доверие, напоив вас, пока у вас не развяжется язык. Тогда, быть может, мы придем к согласию.

– Куда мы поедем танцевать? – засмеялась она.

– Куда хотите. Во Фламинго-клуб.

Я попросил шофера отвезти нас туда.

Она, оказалось, хорошо танцует, но склонить ее к разговору мне не удалось. Ресторан был уже полон, но я заявил права на столик в углу, который держали по просьбе выпускника какого-то колледжа, и, когда он появился в сопровождении своих приятелей, сделал вид, что ничего не знаю. Энн и я понравились друг другу. В порядке дружеского общения вечер прошел на высоте, но ведь я был там по делу, и с этой точки зрения можно считать, что я только зря тратил время.

Кое-какую информацию мне все-таки удалось собрать. Я узнал, что в клетке сидела голубка по имени Диана, которая и приходилась матерью четырем победителям в соревнованиях на 500 миль, и Рой Дуглас заплатил за нее девяносто долларов. Три дня назад, попав во время тренировки в порыв ветра, она ударилась в дымовую трубу, и теперь ее лечат. Кроме того, что между матерью мисс Лидс и миссис Чак, бабушкой Энн, существовала вражда, начало которой было положено еще в девятнадцатом веке и которую теперь вели миссис Чак и мисс Лидс. Причина вражды состояла в том, что миссис Чак кормила белок, а мисс Лидс голубей, и обе действовали в Вашингтон-парке. Они отправлялись туда рано утром, вскоре после восхода солнца, проводили там часа два, а затем шли снова уже в конце дня. Миссис Чак могла провести там больше времени, чем мисс Лидс, часто задерживаясь до темноты и испытывая ежедневно триумф, потому что голуби ложатся спать раньше, чем белки, и противнику предстояли отправляться домой. А самый болезненный и глубочайший аспект этой вражды состоял в том, что миссис Чак обвинила мать мисс Лидс, что та 9 декабря 1905 года отравила белок, и потребовала ее ареста. Эта дата не была и не будет забыта.

Затем я узнал, что мать мисс Лидс умерла 9 декабря, три месяца назад. Миссис Чак оповестила округу, что это наказание божье за прежние грехи, о чем стало известно полиции, которая провела осторожное расследование, не давшее никаких результатов. За этим, почувствовал я, что-то кроется, но не более того. Не желала она и рассказывать о своем женихе, даже признавшись, что он существует. По-видимому, она продолжала считать, что я просто красивый малый.

И вдруг где-то около полуночи я кое-что сообразил. Привлек к этому мое снимание тот факт, что я, когда мы танцевали, почувствовал запах ее волос. Я их нюхал. Это так удивило меня, что я врезался в какую-то пару справа от нас, отчего они чуть не упали. Вот вам – я считаю, что выполняю обязанности, работаю и сержусь на нее за то, что она упрямится и не хочет открыться, а сам нюхаю ее волосы. Разозлившись на себя, я подвел ее к краю площадки для танцев, помог сойти на пол, и мы вернулись к нашему столику, где я попросил у официанта счет.

– Вот как? – удивилась она. – Нам пора уходить?

– Послушайте, – сказал я, глядя в ее широко раскрытые глаза, – вы только водите меня за нос. Может быть, точно так вы поступили и с Лили Роуэн, либо она со мной. У вас в самом деле неприятности или нет?

– Да. Да, Арчи, у меня неприятности.

– Какого рода? На чулке спустилась петля?

– Нет. Это вправду неприятности. Даю слово.

– Но мне рассказать о них вы не хотите?

– Не могу, – покачала она головой. – Честное слово, не могу. И, если честно, не хочу. Дело в том, что вы слишком молоды и красивы. Я подозреваю нечто ужасное. Не по отношению ко мне… Это нечто страшное про одного человека.

– Это касается смерти матери мисс Лидс?

– Да… – Она помолчала и затем продолжала: – Да. И больше я вам ничего не скажу. Если вы будете настаивать…

Официант принес сдачу. Я взял деньги и дал ему чаевые.

– Ладно, – сказал я. – Дело в том, что я поймал себя на том, что нюхаю ваши волосы. И не только. За последние полчаса я испытываю совершенно другое отношение к нашим танцам. Возможно, вы это заметили.

– Пожалуй… Да, заметила.

– Очень хорошо. А я обратил на это внимание только сейчас. Понял, что между нами может быть роман. Или вы разобьете мне сердце и разрушите мне жизнь. Может случиться все, что угодно. Но пока все в порядке. Мне хочется задать вам вопрос. Во сколько вы кончаете работать?

– Я ухожу из конторы в пять часов, – улыбнулась она.

– И что? Идете домой?

Она кивнула.

– Обычно я прихожу домой около половины шестого. Принимаю ванну и начинаю готовить ужин. В это время года бабушка приходит из парка около семи, и ужин для нее уже готов. Иногда Рой или Леон едят вместе с нами.

– Не смогли бы вы завтра поужинать пораньше и прийти к Ниро Вульфу в семь часов? Чтобы рассказать ему о нашей беде?

Нахмурившись, она задумалась. Я положил руку ей на плечо.

– Послушайте, сестренка, – сказал я, – вполне возможно, что вам лично тоже угрожает беда. Я не пытаюсь делать вид…

Я умолк, потому что почувствовал присутствие постороннего, который смотрит на нас. Я поднял глаза и увидел, что на меня смотрят два глаза – каждый по стороне хорошенького носика Лили Роуэн.

– Привет… Откуда ты… – попытался улыбнуться ей я.

– Ты… – сказала Лили таким голосом, будто собиралась перерезать мне глотку. – Так ты занят своими обязанностями? Вошь – вот, кто ты!

Сейчас она даст мне пощечину, решил я. Мне было ясно, что ей наплевать на посторонних и что она будет действовать решительно, поэтому проблема сводилась только к тому, чтобы осуществить движение первым и не задерживаться. За полсекунды я вскочил, очутившись на противоположной стороне стола, махнув Энн, которая сдала этот экзамен превосходно. Не успела Лили Роуэн поднять скандал, как мы, взяв мою фуражку из гардероба, очутились на улице.

Когда наше такси отъехало от ресторана, я похлопал Энн по руке.