— Довольно, Труди, — бросила миссис Эверидж, взглянув на письмо. — Прочитаем-ка. «Три сотни фунтов и пять моргенов[7] земли по вашем возвращении». Господи, кто бы мог подумать, что работой в саду можно сколотить состояние?

Миссис Мэссон с трудом скрывала триумф и гордость, когда забирала документ. Она аккуратно сложила его и сунула в Библию, чтобы водрузить ее на прежнее место над камином.

— Констанция, разве ты не рада за мистера Мэссона? — спросила миссис Эверидж.

— Ну конечно, рада. Это же чудесно, — ответила Констанция, не отводя взгляда от половиц.

— Я всегда это знала, — уверенно бросила миссис Мэссон. — Мать всегда чувствует такое. О, конечно! У меня были сомнения. Я имею в виду, откуда мне было знать, что на цветах и деревьях можно столько заработать? Когда у нас еще была ферма в Шотландии, мы выращивали растения, чтобы их есть, а не любоваться ими. Но сегодня, наверное, вся страна сошла с ума от садов, прежде всего высшее общество. Вы знаете, что во всех больших поместьях высаживают американские деревья? А знаете почему? Из-за их цвета! Можно ли помыслить такое? Тратят тысячи фунтов, чтобы обработать почвы и посадить деревья, и все только ради увеселительных прогулок верхом среди красных и желтых деревьев, а не зеленых! Эти люди тратят целое состояние, чтобы посадить несколько экзотических цветков, которые вне отапливаемых оранжерей завяли бы через сутки! И если вы меня спросите, не напрасно ли используется под эти растения плодородная почва… Но кто меня спросит, так ведь?

Миссис Мэссон перевела дух и взглянула на сына.

— Но если они хотят отправить Фрэнсиса через полмира, чтобы воплотить в жизнь свои капризы и желания, то как мы можем этому воспрепятствовать?

Труди воспользовалась паузой в разговоре.

— Мистер Мэссон, — произнесла она, вновь дернув Фрэнсиса за рукав. — А вы знаете, что обычно едят туземцы? Это даже еще ужаснее дохлых стервятников!

Мэссон взглянул вниз, на маленькую девочку. Ее голубые, широко распахнутые глаза светились ужасом.

— Они едят моряков! Они запихивают их в огромный котел и…

— О, Труди, да замолчишь ты уже наконец? — устало вздохнула миссис Эверидж.

— Ради всего святого, перестань! — прикрикнула Констанция, готовая вот-вот разрыдаться. — Хватит уже этих… смехотворных… басен!

— Но это же правда! Я клянусь, что это правда, я обо всем этом прочитала в папиной газете! — возразила Труди и спряталась за спину молодого человека.

Миссис Эверидж обратилась к миссис Мэссон с извинениями, немного проясняя ситуацию:

— Отец хочет, чтобы Труди побольше читала. А я ведь ему говорила, что это приведет к неприятностям.

— Фрэнсис, — заговорила теперь миссис Мэссон, обменявшись с Констанцией многозначительными взглядами, — почему ты не покажешь девушке участок земли, который ты выбрал? Кроме того, наверняка найдутся еще вещи, которые ты бы хотел обсудить с ней перед отъездом.

— О, да, надо поговорить о важных вещах, — вторила миссис Эверидж и также покосилась на дочь со значением.

Констанция благовоспитанно протянула руку, и Фрэнсис взял ее, вывел девушку из дома и притворил за собой дверь. Пока они шли по тропинке, которая вела от дома к дороге, Констанция, очевидно, разнервничалась еще больше.

— Все произошло так внезапно и неожиданно, правда? — осторожно спросила она.

Мэссон только улыбнулся в ответ, продолжая путь по дорожке и сознавая, что за каждым их шагом из дома следят минимум две пары глаз.

— Здесь можно идти вдоль. — Объясняя, Фрэнсис перешел с девушкой через дорогу, которая вела на холм, к замку Лидс. — На сегодняшний день тут и смотреть-то пока не на что, но я думаю, что, немного потрудившись, обустрою красивый уголок.

Следующие несколько минут их молчание нарушал только шорох гравия у них под ногами. В конце концов они остановились у внушительного пастбища.

Констанция взглянула на юношу, ожидая от него дальнейших слов, а тот тем временем любовался большим полем, заросшим множеством диких орхидей, луговым шалфеем, островками голубых колокольчиков и лугового марьянника. Немного в стороне от дороги виднелась небольшая роща, в которой росли буки, грабы, тисы, ясени и благородные каштаны.

— Я подумываю основать здесь садоводческое хозяйство, — объяснил он, прервав наконец молчание. — Здесь нужно построить теплицу.

Фрэнсис указал на край поля, но Констанция не обратила внимания на жест, она все еще смотрела на его лицо.

— А там, на той стороне, займут свое место саженцы: кальмии, рододендроны и магнолии. Живая изгородь из самшита должна защитить их от ветра. Я знаю многих садовников в близлежащих поместьях, они наверняка помогут.

Снова воцарилось молчание, но в этот раз его нарушила Констанция:

— Наши друзья, Ричардсоны, посадили дуб, когда на свет появился их сын.

— Дуб? — переспросил Мэссон. — Не знаю, есть ли спрос на рынке на дубы.

Констанция отвернулась, пряча слезы, которыми постепенно наполнялись ее глаза.

— Конечно, дуб был бы идеальным деревом рядом с новым коттеджем, он создавал бы тенистые уголки. Теперь нам наверняка потребуется больше места, а земли здесь вполне достаточно.

— О, Фрэнсис, — воскликнула девушка и обхватила его руку, — ты серьезно так считаешь? Ты действительно так думаешь?

Мэссон обернулся и бросил взгляд на дом, увидел за окном силуэты обеих пожилых женщин, которые прильнули к оконным рамам. Даже не различая их лиц, Фрэнсис понимал, чего от него ожидают. Когда он вновь повернулся к Констанции, то положил ладонь поверх руки девушки и ответил:

— Да, я действительно так думаю.

— Тогда я буду ждать тебя. — Констанция с облегчением вздохнула, а из глаз вместо слез разочарования потекли слезы радости.

Девушка прильнула к его груди, потом отпрянула и бросилась к дому, чтобы сообщить матери радостную новость. Мэссон явственно представил, как пожилые дамы, которые все еще стояли у окна в гостиной, поздравляют друг друга: их задание успешно выполнено.

Мэссон смотрел, как Констанция вприпрыжку бежит по дорожке, не в силах скрыть радость, и понимал, что после его возвращения в Англию все будет идти своим чередом: благосостояние, жена и, скорее всего, семья. Теперь только нужно вернуться живым.

Когда ему вспомнились невинные вопросы Труди, а потом выражение глаз Констанции в тот момент, как она говорила о дубе, его пульс участился и страх овладел им.

В надежде, что сомнения не отразятся на выражении его лица, Фрэнсис отвернулся от дома и закрыл глаза, чтобы ощутить на коже успокаивающее действие прохладного бриза. Из глубин памяти отчетливо доносился голос матери. Он, как всегда, твердил ему одно и то же, четко и ясно, словно они сейчас стояли с матерью под сводами гостиной: «Ты же не хочешь меня разочаровать, правда, Фрэнсис?»

Мэссон несколько раз глубоко вздохнул, попытался расслабить мышцы шеи и выдавить из себя улыбку. Тяжело ступая и делая шаг за шагом, он, несколько воодушевившись, наконец направился к дому.

Приблизившись, он уже мог расслышать довольное кудахтанье пожилых дам, наслаждавшихся успехом операции, которую они запланировали и подготовили. В двух шагах от порога Фрэнсис остановился, бросил последний взгляд на луг и попытался представить свое садовое хозяйство, которое описывал Констанции. Но еще до того, как перед глазами появилась воображаемая картинка, его за руку схватила Труди. Молодой человек позволил ей проводить себя в дом под общие возгласы ликования.

Глава 7

Пока над гаванью Плимута занимался день, нетерпеливые крики моряков и брань уставших портовых рабочих заглушали вопли прожорливых чаек. Команда «Резолюшн» хотела отплыть непременно во время отлива, но портовые рабочие всю ночь грузили корабль, и еще больше торопить их не было никакой возможности.