Поймет ли когда-нибудь Рэйчел, чего ей все это стоило? Скорее всего, нет. Думать так - значит, требовать от девочки слишком много...

— Вы опять разговариваете сама с собой.

— Что? — Мэри растерянно уставилась на экономку.

Перед ней стояла Сасси Вторая.

— Вы опять разговариваете сама с собой. И куда подевались жемчуга? Когда вы уходили, они были на вас.

Мэри коснулась шеи рукой.

— Я оставила их Рэйчел...

— Рэйчел? Ну, тогда понятно. Вам надо уйти с солнцепека.

— Сасси!— В голове у Мэри прояснилось. Прошлое разлетелось на куски под натиском настоящего. Она снова стала хозяйкой дома. И никто не должен указывать ей, что делать, даже Сасси, которая стала членом их семьи и имела на это право. Мэри нацелилась тросточкой в экономку. — Я войду и дом, когда сочту нужным. А вы с Генри можете приступать к обеду. Насыпь в тарелку и для меня и оставь ее в духовом шкафу.

Ничуть не обидевшись, Сасси поинтересовалась:

— А как насчет чаю со льдом?

— Не нужно. Принеси мне бокал «Татэнже» из той бутылки, что стоит в холодильнике.

От изумления у Сасси глаза полезли на лоб.

— Шампанское? Вы хотите шампанского в такую жару? Мисс Мэри, вы же никогда не употребляете алкоголь.

— А сегодня я хочу выпить. Ступай и сделай так, как я сказала, пока Генри не умер от голода. Еще в машине я слышала, что живот у него урчит, как тигр в клетке.

Покачивая головой с жесткими, как проволока, седыми волосами, Сасси ушла в дом и вскоре вернулась, держа в руках поднос. Она с грохотом водрузила его на столик.

— Этого довольно?

— Вполне. Благодарю тебя, Сасси. — Мэри подняла на экономку глаза, полные искренней любви. — Я никогда не говорила тебе, как много ты для меня значишь?

— Ни единого раза, — откликнулась экономка. — Но знайте, я буду время от времени выглядывать и проверять, как вы себя чувствуете, так что вы уж, пожалуйста, будьте поосторожнее, когда станете разговаривать сама с собой, если не хотите, чтобы ваши секреты выплыли наружу.

— Я буду очень внимательно следить за своими словами, Сасси. А теперь еще одно. Генри сумел открыть крышку сундучка мистера Олли?

— Да.

— Хорошо. — Мэри удовлетворенно кивнула.

Когда Сасси ушла, она налила себе полный бокал шампанского и поднесла его к губам. Еще с юности она не позволяла себе ничего крепче нескольких капель шампанского на Новый год. Она знала, что это удовольствие - не для нее. Алкоголь обладал властью возвращать ее в те времена и места, которые она всю жизнь отчаянно старалась забыть. Но сейчас Мэри хотела оказаться там. Это ее последний шанс вернуться в прошлое, и шампанское поможет ей в этом. Спокойно потягивая холодную жидкость, Мэри ожидала прибытия волшебного ковра-самолета. Спустя некоторое время она позволила себе перенестись во вчера, и ее путешествие началось.

История Мэри

Глава 5

Хоубаткер, июнь 1916 года

В похоронной атмосфере адвокатской конторы Эммита Уэйта, на стульях, выстроившихся в ряд у стола, сидела Мэри Толивер, шестнадцати лет от роду, вместе с матерью и братом. Запах кожи, табака и старых книг напомнил ей кабинет отца, теперь запертый, с черной лентой, пересекающей дверь. На глазах у Мэри выступили слезы, и она стиснула кулачки, наклонив голову, пока приступ скорби не миновал. И тут же ощутила, как Майлз ободряюще накрыл ее руку своей. По другую сторону, одетая в черное с ног до головы, с вуалью, закрывающей лицо, Дарла Толивер сочувственно кивнула и с неудовольствием произнесла:

— Положительно, если Эммит не появится сию же минуту, я отправлю Мэри домой. Ей решительно незачем сидеть здесь, ведь она только что похоронила отца. Эммиту прекрасно известно, как близки они были. Не могу понять, что его задержало. Почему мы просто не можем пересказать Мэри содержание завещания, когда она будет готова его выслушать?

— Скорее всего, в таких случаях наследник просто обязан присутствовать, — чопорно ответил Майлз.

Он все чаще прибегал к подобной манере изъясняться с тех пор, как уехал учиться в колледж.

— Вздор, — ответствовала Дарла непривычно резким тоном, каким еще никогда не разговаривала с сыном. — Это Хоубаткер, сынок, а не Принстон.

Мэри вполуха прислушивалась к их диалогу. После смерти отца она настолько отдалилась ото всех, что иногда Майлз с матерью говорили о ней в третьем лице, как об отсутствующей.

Она до сих пор не могла поверить в то, что проснется завтра, и послезавтра, и еще много-много раз потом, а отца уже не будет.

Рак свел его в могилу слишком быстро, чтобы Мэри успела примириться с неизбежностью его смерти. Пять лет назад для нее стала ударом смерть дедушки Томаса, но ведь он дожил до семидесяти девяти лет. А ее отцу исполнился всего пятьдесят один год, он был слишком молод, чтобы потерять то, к чему стремился... Почти всю прошлую ночь Мэри лежала в кровати без сна и думала о том, что будет с ними теперь, когда отца не стало. Как поступить с плантацией? Майлзу она не нужна. Он мечтал о том, чтобы стать профессором и преподавать историю в колледже.

Мать никогда не интересовалась Сомерсетом и не разбиралась в том, как им управлять. Смысл существования Дарлы заключался в том, чтобы быть женой Вернона Толивера и хозяйкой дома на Хьюстон-авеню. Насколько было известно Мэри, мать почти никогда не выезжала за пределы города, туда, где начиналась плантация, тянувшаяся вдоль дороги почти до границы следующего округа. В одной стороне лежал Даллас, в другой - Хьюстон, куда мать любила ездить на поезде за покупками.

Каждый год наступал и заканчивался июнь, но мать так и не увидела полей, покрытых тысячами цветущих коробочек хлопка, и сверкающего половодья красок - от снежно-белого до бледно-красного. И сейчас только Мэри приводил в восторг вид цветов, постепенно сменяющихся к августу твердыми маленькими шариками, которые внезапно - здесь, и там, и дальше до горизонта, в море зелени, насколько хватал глаз - взрывались белыми брызгами. О, как же здорово было наблюдать за этим белоснежным царством, покачиваясь в седле вместе с отцом и дедушкой Томасом, углубляясь все дальше в бескрайние просторы, протянувшиеся от горизонта до горизонта, и знать, что они принадлежат Толиверам!

Тогда для Мэри не существовало большей радости и красоты, а теперь перед ней встала угроза лишиться Сомерсета навсегда. Сегодня утром ей в голову пришла мысль, буквально парализовавшая ее. Предположим, мать продаст плантацию! В качестве новой хозяйки Сомерсета Дарла вольна была избавиться от него, и никто не смог бы ей помешать.

Дверь распахнулась. В комнату вошел Эммит Уэйт, поверенный Толиверов, и стал извиняться за то, что заставил их ждать,

И Мэри моментально уловила нечто странное в его манерах, что не имело никакого отношения к задержке. То ли из сострадания к их горю, то ли по какой-то иной причине он избегал смотреть им в глаза. Эммит бестолково суетился и болтал, что было непривычно для всегда молчаливого и весьма сдержанного в движениях мужчины. Что он может им предложить, чай или, скажем, кофе? Он может отправить секретаршу в аптеку и принести Мэри содовой...

—Эммит, ради Бога, — перебила его Дарла, — нам не нужно ничего, кроме того, чтобы ты был краток. Наши нервы на пределе, поэтому мы просим тебя... побыстрее перейти к делу.

Эммит откашлялся, несколько секунд со странным выражением лица смотрел на Дарлу, а затем действительно приступил к делу. В первую очередь он извлек письмо из конверта, лежавшего поверх какого-то документа.

— Это... э-э... письмо Вернона, написанное им незадолго до смерти. Он просил меня прочесть его вам, прежде чем я оглашу содержание завещания.

Глаза Дарлы увлажнились.

— Разумеется, — согласилась она и крепко стиснула руку сына.

Эммит начал:

«Моя любимая супруга и дети.