Слава Богу, Джереми Уорик, несмотря на свои восемьдесят семь лет, все еще обладает самым острым во всем деловом мире умом и прекрасно разбирается в подоплеке людской жадности. Он предупредил Томаса о том, что все отрасли экономики развиваются противоестественно быстро, всюду растет спекуляция, поэтому разумно будет избавиться от всех ценных бумаг и акций прежде, чем наступит неизбежный коллапс. Томас послушался совета Джереми, и теперь у нас есть деньги на оплату счетов и содержание Сомерсета.

Не скажу, впрочем, что денег достаточно для того, чтобы можно было их тратить без боязни. Перед Сомерсетом стоит немало трудностей. Внутренний и внешний рынки перенасыщены хлопком из-за бума последних лет, вызванного удобным железнодорожным сообщением, механизацией сельскохозяйственного оборудования, обильными урожаями и новой агротехникой. Египет и Индия превратились в конкурентов на международном хлопковом рынке. Да и долгоносик еще принесет нам в ближайшие годы много бед.

Ха, я присоединилась к когорте тех безумцев, которые увлеклись новомодным видом транспорта — велосипедом. Вскользь упомянула о моем увлечении в письме к Типпи, и подруга тотчас же прислала мне два костюма для катания на велосипеде. Юбка разрезана и сшита так, что напоминает шаровары. Мне немного необычно в ней — ноги словно продеты в гигантские тыквы, но педали крутить удобно.

Осенью я как-то разок съездила на велосипеде взглянуть на Сомерсет. При виде снежно-белых полей, тянущихся за горизонт, я едва не лишилась чувств. Ветер шумел в вершинах сосен, растущих вдоль дороги. Я почти наяву ощутила, как рука Сайласа гладит мне лицо. Я испытала прилив гордости за дело рук моего мужа, моих сына и внука. Я, которая никогда не молилась, воззвала к Господу и попросила Его уберечь эту землю в руках Толиверов на многие поколения. Несмотря на «проклятие» и все жертвы, принесенные ради этой земли, Сомерсет заслужил право на существование.

Итак, я заканчиваю последнюю запись в последней тетради моего дневника. Не желая более тратить бесценное время зря, в будущем году я посвящу свое перо написанию “Роз”».

Глава 93

Томас вздрогнул, прочтя имя отправителя на конверте: «Присцилла Вудворд Толивер». Письмо было адресовано ему, не Вернону. Томас вернулся домой после напряженного дня и не желал, чтобы ему трепали и без того измотанные нервы. И чего Присцилле от него надо? Еще денег?

Томас взял письмо к себе в кабинет, налил в стакан шотландского виски с водой и только тогда вскрыл конверт.

Черт побери! Как люди, которых, казалось бы, ты знаешь как облупленных, способны неожиданно разочаровать и выставить тебя дураком. Сегодня он встречался со своими соседями-плантаторами и обсуждал с ними одобренный министерством сельского хозяйства план по уменьшению ущерба от хлопкового долгоносика в следующем году. Для сокращения популяции этого вредителя настоятельно рекомендовалось сжигать стебли хлопчатника сразу же после сбора урожая, а потом перепахивать землю. Нельзя позволить долгоносику благополучно перезимовать. Успех плана зависел от единства всех заинтересованных в будущем урожае. Хлопковый долгоносик мог переноситься с одного поля на соседние, поэтому эффективность борьбы с вредителем полностью зависела от того, будут ли все фермеры в округе одновременно сжигать стебли на своих полях.

Томаса неприятно удивило нежелание соседей действовать сообща. Джейкоб Ледбеттер, владелец плантации Счастливые акры, чьи земли располагались между Сомерсетом и участком возле реки Сабин, также принадлежащим Толиверам, заартачился: «Из-за всех этих поджогов, да еще одновременных, может случиться пожар, если ветер подует на наши дома и амбары».

Опасения Джейкоба имели под собой основания, но какую альтернативу он мог предложить? Что еще сделать, чтобы доход от собранного урожая превысил расходы в следующем году?

Другой его сосед, Карл Лонг, саквояжник из Миннесоты, который после войны, если уж начистоту, украл плантацию у Пола Вильсона, старинного друга Толиверов, попытался его шантажировать. Томас отхлебнул шотландского виски, надеясь перебить кисловатый привкус во рту, вызванный, как ему казалось, предложением Карла: «Знаете что, Томас, почему бы вам не купить мою плантацию? Тогда вы сможете жечь там все, что угодно. В противном случае уж извините. У меня просто нет людей, которые смогли бы претворить ваш план в жизнь».

Томас хотел бы купить земли Лонга. Он бы приобрел также Счастливые акры, если б их владелец выставил плантацию на продажу, вот только у Томаса не было на это свободных средств. От обоих мужчин он уезжал в угнетенном расположении духа. Черт с ним, с этим Карлом Лонгом, но вот рисковать отношениями с Джейкобом Ледбеттером не стоило. Если он не посчитается с мнением соседа и начнет жечь стебли хлопчатника на своих полях, это неизбежно закончится разрывом. Со времен основания поселения Ледбеттеры позволяли Толиверам беспрепятственно передвигаться по их земле к участку на берегу реки Сабин. Там располагались принадлежащие Толиверам хлопкоочистительная мануфактура, фабрика по производству хлопкового масла и пристань. Джейкоб может перекрыть ему дорогу, если он решит спасать свою плантацию за счет нанесения убытков соседу.

Есть ли на свете головы, более нерасположенные к новому, чем головы фермеров? Томас помнил, как перед войной его отец просил, спорил, угрожал, доказывая всю опасность выхода из федерации, но ни один землевладелец не прислушался к его доводам. А потом всем им пришлось очень пожалеть. Сейчас история повторялась. Плантаторы, как всегда, засунули свои головы в песок, не понимая, что хлопковый долгоносик угрожает их образу жизни в большей мере, чем вся армия северян вместе взятая. Единственным его шансом, впрочем, весьма призрачным, было обратиться к законодательному собранию Техаса с просьбой обязать всех землевладельцев, выращивающих хлопчатник и кукурузу, сжигать стебли растений в одно и то же время.

Томас рывком распечатал конверт и вытащил листок бумаги. В доме стояла тишина. Сегодня Жаклин и его мама отправились на заседание литературного клуба и останутся там на чай.

Присцилла писала: «Томас! Мне надо срочно с тобой встретиться. Дело очень важное. Прошу тебя приехать в воскресенье. Пожалуйста, пришли телеграмму. Ты должен приехать, Томас. Время на исходе. До встречи».

Томас задумчиво сложил письмо. Воскресенье. Через три дня. Он не виделся с Присциллой уже восемь лет, с тех пор, как перевез ее в Хьюстон. Хотя ее приглашали на свадьбу их сына, на церемонии она так и не появилась. Томас никогда не спрашивал, как она поживает, а сам Вернон никогда о матери не заговаривал. Он и Дарла регулярно навещали Присциллу в Хьюстоне. Как ни странно, но Присцилла и Барни Хенли подружились. Вечера они проводили вместе, играя в карты. Вернону и его жене, судя по всему, нравилось навещать своих родителей в Хьюстоне. По крайней мере, никто ни разу не жаловался на то, что им приходится это делать.

Жаклин посоветует ему ехать. Она никогда не произнесет этого вслух, но сочтет, что удовлетворить просьбу Присциллы — это его долг. В катастрофе их брака была и его доля вины. За восемь лет Присцилла ничего у него не попросила. После развода она свято соблюдала условия договора, тихо исчезнув из его жизни.

Томас предчувствовал недоброе. Чего Присцилле от него надо? И к чему такая спешка? Томасу не хотелось ее видеть. Он страшился этого. Время, без сомнения, обошлось с ней сурово. Томас чувствовал себя в ответе за тяжелую руку времени. Но как бы там ни было, он не променял бы восемь лет свободы и любви к Жаклин на безоблачность его совести. Он любил нынешнюю жену больше всего на свете и в свои пятьдесят восемь лет жалел только о том, что впереди у них осталось не так уж много лет.

Томас позвонил в колокольчик, вызывая служанку. Вошла Сэсси. Еще одно напоминание о том, как быстро бежит время. Сэсси уже исполнилось девятнадцать лет. Она обручена. Свадьба должна состояться в следующем году. Казалось, еще вчера Сэсси, маленькая девчушка, шлепала ножками, держась за подол своей матери Эми, которой тогда было двадцать с небольшим.