24. В погоне за жар-птицей

Майя сидела в глухом сосновом бору на трухлявом пне и безучастно наблюдала за рыжими муравьями, копошащимися на вершине своего многоэтажного дома. Заходящее солнце облило багрянцем вершины деревьев, а муравьи по-прежнему таскали сухие иголки, палочки, мёртвых букашек. По узким муравьиным дорожкам — их ещё можно было различить во мху — к муравейнику двигались одиночные насекомые.

Майя давно поняла, что она заблудилась. Пока солнце пронизывало бор, она бродила по нему, разыскивая знакомую вырубку. Иногда, приложив ладони ко рту, кричала, но лишь эхо раскатисто отвечало ей. А во всём виновата была странная пёстрая птица с разноцветным хохлом на голове. Майя наткнулась на неё, когда собирала землянику на краю вырубки. Девочка решила до прихода машины полакомиться сладкими переспелыми ягодами. Самая крупная оказалась на ближайшей полянке, совсем неподалёку от вырубки. Вот тут-то, нагибаясь за тающими во рту ягодами, она и увидела эту удивительную птицу. Майя не встречала такой ни в одном дедушкином справочнике. И вела себя птица как-то странно: она не взлетела при появлении девочки, а, испуганно вскрикнув, раскрыла клюв, распахнула крылья и, быстро-быстро перебирая тонкими ногами, побежала по мху в глубь леса. Майя подумала, что птица ранена, и пошла за ней. И потом, девочке хотелось обрадовать дедушку. Возможно, и он такой красивой птицы не видал. А в том, что она поймает беспомощную птицу, Майя не сомневалась. Птица вскрикивала и, оглядываясь на неё, всё бежала и бежала вперёд, вовсе и не думая взлетать.

Несколько раз девочка уже почти касалась кончиками пальцев птицы, но той всякий раз удавалось в самый последний момент выскользнуть. Уже изменилась местность: не пушистый зелёный мох под ногами, а седой хрустящий. И не облитые заходящим солнцем красноствольные сосны попадаются на пути, а мрачноватые, шатром опустившие ветви до самой земли ели. А хохлатая птица всё ковыляет впереди, и не поймёшь: крыло у неё сломано или нога?

На крошечной полянке с редкими кустиками брусничника и костяники птица неожиданно остановилась и, нагнув точёную головку с высоким разноцветным хохлом, уставилась на девочку. Майя даже рассмотрела, какого цвета у неё глаза: круглые, светло-карие, с блестящими крапинками. Девочка присела на корточки и, предвкушая, как сейчас прикоснётся к нежному пёстрому оперению незнакомой птицы, протянула обе руки. И тут «раненая» птица, звонко вскрикнув, легко взмыла вверх. Последний раз мелькнул её смешной качающийся хохол — и таинственная птица исчезла. И ещё с секунду из глубины леса доносился её звонкий насмешливый голос.

Майя сообразила, что красивая птица просто-напросто её обманула. Девочка наткнулась на гнездо, и обеспокоенная мамаша прикинулась раненой и увлекла её подальше.

Майя стала оглядываться: лес совсем незнакомый. Она негромко крикнула. Тишина. Ещё не веря, что заблудилась, пошла в ту сторону, где должна быть, по её мнению, вырубка, но лес был чужой, незнакомый, и никакой вырубки не оказалось впереди. Тогда Майя стала громко кричать. Ответом было разноголосое эхо. Не могли без неё уехать. И потом, она не слышала гула мотора. И вообще, сколько продолжалась погоня за птицей? Ей казалось — всего несколько минут. Солнце ещё пробивалось сквозь ветви деревьев, жёлтые пятна мельтешили на стволах, поднимаясь всё выше к вершинам, пели птицы, и в лесу было совсем не страшно. В любом случае не могла она далеко отойти от вырубки.

Майя была не трусиха и понимала, что без неё не уедут. Главное, не нужно далеко уходить отсюда. Пусть даже не сразу её хватятся, но искать всё равно будут. И потом, она просто не знает, куда идти. В какую сторону ни пойди, везде лес. И деревья похожи одно на другое. Правда, можно определить, где север и юг по коре деревьев: северная сторона всегда густо обрастает мхом. Она внимательно обследовала ближайшие большие деревья. Действительно, многие из них были замшелыми. Только не с одной какой-нибудь стороны, а каждое дерево по-разному. Впрочем, найти стороны света можно и по солнцу, только это ничего бы не дало. Майя не знала, в какой стороне делянка, а в какой посёлок. Оставалось одно — ждать.

Тревога стала закрадываться в душу девочки, когда не стало из-за деревьев видно солнца и лес нахмурился, помрачнел. Как по команде, умолкли птицы. Небо, ещё совсем недавно такое синее и глубокое, изменило свой цвет: стало пепельно-серым. Лёгкие перистые облака проплывали где-то высоко. Майя видела со своей полянки лишь небольшой кусок неба, окружённый со всех сторон высоченными соснами и елями. Наверное, точно так же видно небо из колодца. Разве что лишь ещё меньше. Несколько раз неровный квадрат блёклого неба перечёркивали птицы: пролетела сорока, плавно ныряя вверх-вниз, потом стайка синиц — и наконец величаво проплыл, лениво взмахивая чёрными крыльями с золотистым отливом, большой и мрачный ворон. Он повернул в сторону девочки голову с горбатым клювом и глухо каркнул, то ли поприветствовал, то ли обругал.

Вот тогда-то Майя и нашла широкий пень напротив муравейника. Муравьёв она не боялась, могла даже в руку взять. Впрочем, муравьи не обращали на неё внимания. У них своих дел по горло.

Где-то далеко негромко хлопнуло. Немного погодя эхо принесло звук выстрела. В лесу охотник! Майя снова принялась кричать, но, кроме эха, никто не откликался. Кричать в лесу, стоя на пне, показалось девочке нелепым, и она замолчала. Непривычно было слышать свой испуганный голос, возвращённый эхом.

В лесу сумерки наступают быстро: не успеет солнце зайти, как птицы прячутся в гнёзда, а из чащобы ползёт колыхающаяся тьма. Молчаливые деревья, будто сами по себе, начинают шуметь, напоминая морской прибой. Может, они так разговаривают друг с другом?.. И ещё одно заметила девочка: как-то сразу, без перехода стало прохладно, из глухомани потянуло сырым гниловатым запахом. Так пахнут прошлогодние прелые листья.

Когда муравьёв не стало видно на узких дорожках, а на пепельном небе прямо над головой остановилось овальное розовое облако, притихший было лес ожил: гулко крикнула ночная птица, ей тут же ответила другая, совсем близко пролетела летучая мышь. Майя даже уши разглядела на её зубастой мордочке. Зашуршал, заскрипел мох, и не поймёшь, кто это двигается по нему: змея или ёж? Меж стволов мелькнул и пропал зеленоватый огонёк. Большая ночная бабочка прилепилась к сосне, мгновенно слившись с корой.

Девочке захотелось, чтобы пень стал высоким и приподнял её над непонятной шуршащей и потрескивающей землёй. Она зябко передёрнула плечами, вспомнив про шерстяную кофточку, оставленную на вырубке, — как бы она сейчас пригодилась! И тут прилетел первый комар. Она не видела его, а услышала. Тоненькое противное зудение ни с чем не спутаешь. Немного погодя, она волчком вертелась на пне, награждая себя звучными шлепками. А полчища комаров всё прибывали и прибывали…

Светлая полянка превратилась в крошечный пятачок, со всех сторон окружённый близко придвинувшимися деревьями. А там дальше, за толстыми стволами, где сгущалась тьма, — мрачный и таинственный мир, в котором всё время что-то происходит. Вот колыхнулась тяжёлая еловая ветвь — и на мох просыпались сухие иголки; жалобно заскрипел сук, будто ему больно; послышался шуршащий звук, будто кто-то огромный потёрся мохнатым боком о ствол дерева. В неровном густо-синем квадрате над головой уже не видно розового облака. Уплыло. Наверно, скоро замигают звёзды. Пока ещё светло, макушки самых высоких сосен облиты нежно-розовым светом. Значит, солнце не совсем исчезло за горизонтом. Где-то прячется за деревьями.

Девочка напряжённо вглядывается в чащу, ей всё ещё не верится, что она проведёт здесь всю ночь. Она ждёт, что вот-вот послышатся человеческие голоса и сюда придут дедушка, ребята и… Роман. Почему-то вспомнилась другая полянка, где они наблюдали за лисятами, а потом Роман стал звать Тришку. Как же он свистел?..