Наручники, туго охватывающие его запястья, вдруг стали совсем свободными. Тони опустил глаза на свои руки и увидел, что они удлиняются и становятся тоньше. Теперь они, точно стебли тростника, свободно проходили в металлические кольца.

– Что за черт! – громко с нотками подступающий истерики в голосе воскликнул Элдинг. Он тоже увидел превращение Тони. С этого момента оно пошло быстрей. Тони оно доставляло удовольствие, хотя он не мог ни остановить, ни ускорить его. Он словно возвращался в истинное состояние, естественно присущее ему. Все его тело уже было продолговатым стеблем. Ток крови, если она сохранилась в нем, стал более интенсивным. Тони нравилось ощущать его. Ногой, ставшей корнем, он мог легко впиться в бетонный пол и раскрошить его. Тони поднялся, расправляя члены. Элдинг отскочил, опрокинув стул, он сунул руку за борт пиджака, где у него был пистолет. Тони уловил блеск стали в его руке, и тут же последовал выстрел. Пуля впилась в растительное тело Тони, разрывая сосуды, нарушая ток его новой крови. Ощущение было ужасным, но не напугало, а разозлило Тони. Похоже, его эмоции находились в непосредственной зависимости от физического состояния. Тони поднялся во весь рост и грозно взмахнул рукой. Точно хлыст рассек воздух. Тони в своей новой ипостаси лишился дара речи, но не смущался этим. Он знал, что может общаться с любым существом, будь то человек, зверь или тварь из иного мира напрямую, воспринимая его мысли и посылая ему собственным. Сейчас в голове у Элдинга должен был звучать оглушительный яростный рев – голос Тони.

Элдинг выпустил в него одну за другой еще несколько пуль, все время отступая к двери. Тони преследовал его, но не слишком быстро. Быстрота ему претила. Он хотел только прогнать наглое существо, посмевшее причинить ему боль. Впрочем, если бы Элдинг находился в пределах досягаемости, Тони, не задумываясь, разорвал бы его на куски.

Дверь захлопнулась перед самым его носом. Тони хлестнул по ней тем, во что превратилась его рука, и побрел обратно в свой угол. По дороге он разбил одну за другой все лампы. Он хотел погрузиться в сон, а свет мешал ему. Он чувствовал, в какие местах внутри него засели пули. Маленькие кусочки металла раздражали его. Он должен был вывести их наружу, и сделать это было легче всего во сне. Тони снова опустился на стул, не потому, что сидеть ему было удобнее, чем стоять, а лишь по инерции возвращаясь на то место, с которого его согнала пальба. Он оперся спиной о каменную стены и легко погрузился в глубокий сон.

Пока Тони спал, тело его постепенно проходило череду обратных метаморфоз. Наркотик, вызвавший их, постепенно разрушался. Очертания человеческого тела проступали в растительном существе, постепенно становились более отчетливыми и телесными. Проявилось лицо с закрытыми глазами, ноги и руки, сжатые кольцами наручников. Но значительно раньше, чем это случилось, на бетонный пол одна за другой с тихим стуком выпали одна за другой все пули.

Поляну в лесу, почти такую же идеально круглую, как он видел во сне, озаряла луна. Такая же полная и круглая. Он сидел в траве, поджав ноги и положив на колени Книгу Листьев. Наверное, Стефан бы удивился, увидев себя со стороны, удивился бы складке, залегшей на лбу, усмешке, кривившей рот, а самое главное, его рассеянные серые глаза приобрели странное, не свойственное им жесткое и острое выражение, словно он вглядывался в невидимую цель. А может этому удивился бы только прошлый Стефан. Этому было все равно, как он выглядит.

Они зря оставили его на свободе. Впрочем, они вряд ли понимали, что попало к нему в руки и как он может это использовать. В любом случае, он отлично понимал, что его возможности безграничны. Ему не надо было узнавать, где они спрятали Тони. То есть делать это обычными, человеческими способами. “Ветер знает все” – пробормотал он и поднялся.

Стефан произнес первое слово и тут же услышал нарастающий мощный гул, свист, шепот, поднимающийся до визга. В нем было все: лепет весеннего ветерка, вой самума, рев урагана, истерические причитания вьюги. Он улыбнулся и произнес второе слово. Когда же его губы выговорили третье, он со странным, животным наслаждением ощутил, что теряет вес и взмывает над поляной, словно перышко. Он легко поднялся над деревьями – сгусток воздуха, прозрачный дым, тень – и понесся на север.

Он нашел их почти сразу. Запах Тони, его сущность, его след, оставленный тут, в сияющем эфире, который для него сейчас наполнял весь мир, было так легко найти. Все это не стоило никакого труда, тем более что Книга была с ним, такая же бестелесная, как и он.

Он проскользнул в щель, в которую и муха бы не пролезла, и оказался внутри дома, стоящего на отшибе, в нескольких милях от города. Тони был тут. Он сидел в подвале, на стуле, и то ли спал, то ли был в обмороке. Его лицо было изуродовано несколькими синяками и ссадиной на губе. В своем призрачном состоянии Стефан ощутил жалость и страшный гнев, ярость на тех, кто посмел дотронутся до его возлюбленного. Он коснулся его лица, Тони застонал, но не очнулся. Стефан, помедлив секунду, выскользнул обратно, теперь у него был план.

Он стал собой прежним в небольшой роще, недалеко от дома и провел остаток ночи, запоминая те слова, который могли бы ему пригодиться. Он не мог взять Книгу с собой, и поэтому собирался ее спрятать.

Дэн увидел его, когда он приблизился к воротам и сразу узнал. Это был то паренек, которого непонятно зачем таскал за собой Тони. Скорее всего, как вероятного заложника, что, впрочем, было глупостью в любом случае, а Тони был кем угодно, но не дураком. Возможно он имел какое-то отношение к заданию, которое Тони так и не выполнил.

Паренек шел прямо к воротам, по дорожке, не прячась и не скрываясь. Дэн подумал, что если добыча сама идет в руки, то это очень хорошо, можно брать, и вышел ему навстречу, подняв автомат. Он был всегда очень осторожен, хотя и гость был без оружия, но мало ли что. Парень остановился в десяти шагах от него, он был в джинсах и голубой рубашке, лицо измученное, под глазами синяки, как с перепою, губы сухие и потрескавшиеся. Дэн не понимал, что ему надо. Он что, пришел сдаваться, предлагать что-то, очевидно то, чего ждал Элдинг? Никакими другими разумными причинами нельзя было объяснить его появление здесь. Дэн сказал негромко:

– Подними руки, – не снимая пальца со спускового крючка.

Парень улыбнулся как-то печально, невысокий, худощавый горожанин, очевидно никогда не державший в руках оружия. И произнес непонятное слово, Дэн ничего не понял, но уже через секунду он забыл о визитере напрочь. Гравиевая дорожка стала расползаться под его ногами, превращаясь в жидкий кисель. Зеленая, только недавно пробившаяся трава, на которую ему так нравилось смотреть, внезапно превратилась в щупальца, впившиеся в его голени и бедра. Его потащило вниз, он дал очередь, инстинктивно нажав на курок, но это было последнее, что он сделал, его рот уже забивала земля, внезапно превратившаяся в чудовище, и поглотившая его в считанные секунды.

Парень подошел к воротам, легко переступив через то место, где только что стоял охранник, а осталось только темное пятно чернозема, быстро зараставшее травой. Он коснулся замка, и по сверкающей стали поползли пятна ржавчины, въедаясь в метал. Через минуту и замок, и ворота рассыпались в труху. И он вошел внутрь.

Следующих двоих он уложил тем же способом, как и первого. Стефану не нравилось убивать, но он не мог иначе. Ему сейчас вообще было все равно, он перешел какой-то внутренний предел, оставив себя прежнего далеко позади. Если надо убивать, чтобы он и Тони могли жить, он будет это делать, чтобы потом с ним не происходило. Он устал от собственных страданий. Он не хотел доживать жизнь с мыслью, что единственный человек, с которым он был счастлив, мертв, и он, Стефан, ничего не сделал ради его спасения. Значит, он будет убивать, пока не убьют его.