Посмотрев на веселые морды еще, Мишель решил присесть к ним за стол.

— Не занято? — спросил он, подойдя ближе.

— О, Мишель! — воскликнул Нахум, обернувшись. Шерсть на одной стороне его морды опять была выпачкана чем-то коричневым, похожим на запекшуюся кровь. И сама морда как-то подозрительно припухла. — Присаживайся!

Хабаккук выдвинул из-под стола высокий табурет:

— Располагайся. Рад тебя видеть.

Мишель взобрался на сиденье, осторожно расположив хвост позади. А хорошо все-таки здесь, с друзьями. Никто не пялится, никто не разглядывает. Все заняты своим делом.

— Итак, ты бобер, — констатировал Нахуум. Драный лис сидел, откинувшись на лавку, с большой кружкой чего-то явно попахивающего вином и специями.

Юноша махнул разносчику и пожал плечами:

— А... я как-то даже и... ну, да, наверное. Бобры, они же в речках живут, правильно? И едят... то есть грызут вроде как дерево?

— И это юный селянин? — изумленно поставил торчком уши лис. — Ты что же, никогда бобров не видел?

— Не-е, — покачал головой Мишель. — У нас на речке бобры не жили. И я не охотник, я сын фермера.

— Да, бобры не курицы, — глубокомысленно кивнул Хабаккук. — В курятниках не водятся.

— Угу... — грустно кивнул юный бобер-морф. — Не водятся...

— Ты не рад? — удивился руу.

Мишель пожал плечами:

— Не то чтобы особо... Только я мечтал стать чем-нибудь, ну... тигром, леопардом, драконом... и боялся измениться во что-нибудь худшее — в женщину, в крысу, в живой куст... Даже и не знаю. Стать бобром... как-то неожиданно.

Подошедшему хозяину таверны, быку-морфу Донни, Хабаккук протянул вынутую из кармана на животе серебрушку:

— За моего друга Мишеля.

— Жупар спасибо, — улыбнулся юноша, когда бык отошел.

— Ладно тебе, сочтетесь еще, — хмыкнул Нахуум. — Тем более что ни Копа, ни Маттиаса здесь нет. А помогать тебе все равно надо. Разумеется, если ты посвятишь нас в свои проблемы.

— А... А?! — широко раскрыв глаза, юноша уставился на лиса. — Это... ты это... мысли что ли видишь?!

Нахуум только расхохотался:

— Наблюдательность, ничего кроме простой наблюдательности! Так что ты нам расскажешь?

— Ну... я... А где Коперник и Чарльз?

— Маттиас укатил на коляске вдвоем с Кимберли, — ответил на вторую часть вопроса Таллис. — И это надолго.

— А Коперник ушел со своей тройкой в рейд, куда-то на север, — добавил Хабаккук. — И если Чарльз еще может тут появиться, то Копа точно не будет несколько дней.

— У-у-у... — разочарованно выдохнул Мишель, — а я хотел спросить у них совета...

— Так спроси у нас! — разом заулыбались все трое. — Советов мы тебе надаем — у-у-у! Сколько хочешь!

Подскочивший к столу разносчик плюхнул на дубовую плаху четыре кружки с горячей медовухой и исчез. Мишель глотнул из своей, перекатил горячее вино по языку, наслаждаясь вкусом и запахом специй... и вдруг понял, что ему хочется погрызть деревянную кружку.

— Не советую! — похоже, Таллис заметил его колебания. — Донни любит свою посуду. Лучше погрызи сухарики, они здесь специально для таких, как мы с тобой.

— Угу, — Мишель отставил кружку и обрадовано вгрызся в твердые как камень, но очень ароматные сухарики.

Тем временем Хабаккук, слегка подогретый вином, решил немного подбодрить юношу:

— Разве ж это плохо, быть бобром? Шкура теплая, красивая, воды не боится. Видал, как они зимой по речке плавают? Охотиться не надо, деревья молодые в любом лесу есть. А вот представь, стал бы ты рыжим, наглым, безобразным нахалом, а? Таким же как Нахум! Фу, пакость! И все вокруг так бы и целили, так бы и мечтали набить твою наглую рыжую морду!

Наглая рыжая морда ухмыльнулась в кружку и подмигнула.

— Ладно вам! — опять вмешался Таллис. — Совсем засмущали ребенка. Лучше бы сказали чего полезного!

— Вот ты сам и скажи! — хмыкнул руу. — Ты же у нас весь такой... в золотых перьях!

— И скажу! — возмутился крыс. — Вернее, перескажу. Помнишь, Маттиас говорил нам, что не нужно смотреть на проблему, как на разочарование, а нужно видеть ее как возможность. Понимаешь? Не нужно бояться делать пакости своим героям. А проблемы, беды и невезение только оттеняют характер настоящего героя, делают его крепче и закаленнее.

— Во-во! — кивнул Нахум. — И наслушавшись нашего магистра, ты и сделал героиней разбитую артритом старуху! До сих пор поверить не могу!

Таллис пожал плечами:

— Да. Сделал. Да, было трудно. Но посмотри, каков результат!

— Я не герой! — возмутился Мишель, уже допивший кружку и чуточку окосевший. — Я это... простой крестьянский парень. Вот! Нечего мне тут... меня на подвиги пихать!

— Никто тебя никуда не пихает! — отставил кружку Хабаккук. — Таллис пытается объяснить тебе, непонятливая ты деревенщина, что быть бобром это не беда, а возможность! Шанс!

— А... чего возможность? То есть шанс?

— Не знаю. Это же твой шанс. Тебе виднее.

Мишель сгорбился на табурете и погрузился в размышления: «Замечательно! Я стал бобром и это шанс... или возможность чего-то, но никто не может сказать — чего». Он глотнул еще медовухи и уже начал подумывать: а не утопить ли все проблемы в кружке, раз уж за него сегодня платят... но тут к столу подошел смутно знакомый паренек.

— Кто-нибудь видел нашего грозного ящера? — спросил он, бросая на лавку походной мешок. — Я его ищу.

— Марк! — удивился Нахуум, — когда ты вернулся?!

— Нынче утром. И уже через пару часов уеду опять. Вернее улечу. Так что? Коперника не видали?

Паренек по-хозяйски, никого не спрашивая, придвинул табурет к столу и, плюхнувшись на него, махнул рукой половничему. Выглядел юноша лет на пятнадцать, достаточно взрослый, чтобы говорить баритоном, и похоже был одним из подпавших под проклятье молодости.

— Коп в дальнем рейде, где-то на севере, — ответил Хабаккук. — Намедни ушел.

— Проклятье! — скривился Марк. — А я хотел повидаться перед отлетом. Что за жизнь! Только-только приехал, даже Фестиваль пропустил и вот на тебе! Срочно садись Лазурно на спину и лети, догоняй уходящий корабль!

— Фил поспособствовал? — ухмыльнулся Нахум.

— Он самый, Насож ему уши оторви! Напел Томасу: «Ах, он у нас самый лучший, ах самый неотразимый, незаменимый, неподкупный!» Тьфу!

— И перед кем же ты теперь будешь крутить жопой, неотразимый ты наш? — после слов лиса-морфа заухмылялись все, даже Мишель забыл печальные мысли и прислушался к разговору.

Марк показал лису межгосударственный дипломатический жест: оттопыренный средний палец.

— Сам крути хвостом! А я буду пудрить мозги Теномидесу старшему. Уж очень его заинтересовала парусина и канаты, которыми мы торгуем с Магдалейном. Эх, поездочка на полгода...

Мишель откашлялся:

— А... а правда, что они там все черные, как смоль? Их король был просто жуткий!

— Извини, не имею чести знать тебя, — улыбнулся Марк, протягивая руку. — Марк Ван Скивер, придворный дипломат его светлости лорда Томаса Хассана IV.

— Мишель. Я здесь недавно.

— Мишель... Мишель. Точно! Мы уже встречались. В конце августа, Коп нас знакомил прямо здесь.

— А... ага!  Коперник тогда еще назвал тебя «Подгу...» Ой...

Мишель наконец-то вспомнил, почему имя юноши казалось ему знакомым. Неудивительно, что так поздно — весь тот день, когда Коперник впервые показывал ему Цитадель, казался  окутанным туманом и ускользал из воспоминаний.

Марк поморщился:

— Да, именно так меня иногда называет наш старый добрый Жабий Рот. Жаль, что его здесь нет.

— Ничего, мы скажем Копернику, что ты заглядывал и искал его, — поднял кружку Нахуум.

— Отлично! — просиял юноша. — Тогда я скоренько перекушу и пойду собираться. О боги! Собираться! И ведь двух часов не прошло, как я все распаковал! Как же мне хочется кое-кому открутить что-нибудь... маловажное, но ценное! Не мог отправить кого-нибудь еще? Есть же другие придворные дипломаты!