— Проходи, — ответили они. Я прошел в ворота и направился к хижине Балеки. Около нее сидела Нанди.

— Ребенок родился! — сказала мне мать короля. — Взгляни на него, Мбопа, сын Македамы!

Я взглянул. Ребенок был крупный, с большими черными глазами, как у Чаки. Мать короля, Нанди, вопросительно смотрела на меня.

— Где же он? — шепотом спросила она. Я развернул циновку и вынул мертвого ребенка, со страхом оглядываясь кругом.

— Дайте мне живого! — в свою очередь шепнул я.

Она передала мне ребенка. Я выбрал в своих лекарствах снадобье и потер им язык ребенка. Это снадобье имело свойство заставлять язык онеметь на некоторое время. Затем я завернул ребенка в узел с лекарствами и снова обмотал его циновкой.

Вокруг шеи мертвого ребенка я завязал шнурок, которым будто бы задушил его, и слегка завернул его другой циновкой.

Теперь я в первый раз обратился к Балеке:

— Послушай, женщина, и ты, Мать Небес, я исполнил ваше желание, но знайте, что еще раньше, чем я доведу до конца это дело, оно будет стоить жизни многих людей. Будьте безмолвны, как могила, она широко разверзается перед вами обеими! — Я ушел, унося в правой руке циновку с завернутым в нее мертвым ребенком. Узел с лекарствами, где лежал живой, был привязан к плечам.

Я вышел из спальни и, проходя мимо стражи, молча развернул циновку.

— Ладно! — сказали они, пропуская меня.

Но с этой минуты начались мои неудачи. Как только я вышел за ворота, меня встретили три посланных от короля.

— Король зовет тебя в Ум-Длункулу! (Так называется жилище короля, отец мой.)

— Хорошо, — ответил я, — сейчас приду, но сперва я забегу к себе взглянуть на мою жену Макрофу. Вот у меня в руках то, что нужно королю! — При этом я показал им мертвого ребенка. — Отнесите его к королю!

— Король не давал нам такого приказания, Мбопа! — отвечали они. — Он приказал, чтобы ты сию же минуту явился сам к нему!

Кровь застыла в моих жилах. У короля много ушей. Неужели он уже знает? И как я осмелюсь явиться перед королем с живым ребенком за спиной? Я чувствовал в то же время, что всякое колебание послужит моей погибели, так же как изъявление страха или смущение.

— Хорошо! Идем! — ответил я, и мы вместе направились к воротам Ум-Длункулу.

Надвигались сумерки. Чака сидел в маленьком дворике перед своей хижиной. Я на коленях подполз к нему, произнося обычное «Байете!» и, оставаясь в таком положении, ждал.

— Встань, сын Македамы! — сказал король.

— Не могу встать, Лев Зулусов! — отвечал я. — Я не могу встать, имея на руках королевскую кровь, пока король не дарует мне прощения!

— Где он? — спросил Чака.

Я указал на циновку в моих руках.

— Покажи!

Я развернул, Чака взглянул на ребенка и громко рассмеялся.

— Он мог бы быть королем! — сказал он, приказав одному из своих приближенных унести труп. — Мбопа, ты умертвил того, кто мог бы царствовать. Тебе не страшно, Мбопа?

— Нет, король! — ответил я. — Ребенок умерщвлен по приказанию того, кто сам король!

— Сядь-ка, потолкуем. Завтра ты получишь в награду пять быков, ты можешь сам выбрать их из королевского стада!

— Король добр, он видит, что пояс мой туго стянут, он хочет утолить мой голод. Позволишь ли мне, король, удалиться? Моя жена Макрофа скоро родит, и я хотел бы навестить ее!

— Нет, посиди немного, скажи, что делает Балека, моя сестра и твоя?

— Все благополучно! — ответил я.

— Не плакала ли она, когда ты взял у нее ребенка?

— Нет, не плакала. Она сказала: воля моего властелина пусть будет моей волей!

— Хорошо. Если бы она плакала, то тоже была бы убита. Кто же был при ней?

— При ней была Мать Небес!

Чака нахмурил брови.

— Нанди, моя мать? Зачем она там была? Клянусь, хотя она и моя мать, если бы я думал… — Чака остановился. На минуту он замолк и затем продолжал: — Скажи-ка, что у тебя в этой циновке? — Он указал концом своего ассегая на узел за моими плечами.

— Лекарства, король!

— Ты носишь с собой такое количество лекарств? Да их хватило бы на целое войско. Разверни циновку и покажи, что в ней!

Скажу вам откровенно, отец мой, что от ужаса у меня кровь застыла в жилах. Если бы я открыл циновку и он увидел ребенка, тогда…

— Это тагати — оно заколдовано, мой повелитель. Не следует смотреть лекарства!

— Открой, говорю тебе! — возразил он гневно. — Что, я не могу видеть лекарства, которые должен глотать?! Я, величайший из королей!

— Смерть есть лекарство королей! — ответил я, взяв в руки узел, и положил его как можно дальше от него, в тени изгороди. Затем нагнулся, медленно развязывая веревки. Капли пота текли по моему лицу, подобно каплям слез. Что делать, если он увидит ребенка? А что, если ребенок проснется и закричит? Я должен буду вырвать копье из рук короля и ударить его. Да, решено! Я убью короля и затем себя самого. Наконец циновка была развязана. Сверху лежали коричневые корни целебных трав, а под ними бесчувственный ребенок, завернутый в мох.

— Скверная штука! — сказал король, нюхая щепотку табаку. — Смотри-ка, Мбопа, какой у меня верный глаз! Вот тебе и твоим лекарствам! — С этими словами он поднял ассегай и намеревался пронзить им узел, но в ту минуту, когда он прицелился, мой добрый змей внушил королю чихнуть, и потому копье пронзило только листья моих целебных трав, не задев ребенка.

— Да благословит небо короля! — сказал я, как того требовал обычай.

— Спасибо, Мбопа, это хорошее пожелание, — сказал король, — а теперь убирайся! Следуй моему совету. Убивай своих детей, как я убиваю своих. Я делаю это для того, чтобы они не надоедали мне. Поверь мне, лучше потопить детенышей льва!

Я поспешно завернул узел, руки мои дрожали. О, если бы в эту минуту ребенок проснулся и закричал! Наконец я завязал узел, встал, поклонился королю и, согнувшись вдвое, прошел мимо него. Не успел я переступить ворота Ум-Длункулу, как ребенок начал пищать. О, если бы это случилось минутой раньше!

— Что это, — спросил меня один из воинов, — спрятано у тебя под поясом, Мбопа?

Я не отвечал и бежал, не останавливаясь, до своей хижины. Когда я вошел, обе мои жены были одни.

— Я вернул ребенка к жизни! — сказал я, развязывая узел. Ананди взяла ребенка и стала его разглядывать.

— Мальчик кажется мне больше, чем был!

— Дыхание жизни вошло в него и раздуло его! — объяснил я.

— И глаза его совсем другие, — продолжала Ананди. — Теперь они большие и черные, похожие на глаза короля!

— Дух мой глянул в них и сделал их красивыми! — ответил я.

— У этого ребенка родимое пятно на бедре. У того, что я дала тебе, такого знака не было!

— Я прикладывал лекарства к этому месту! — ответил я.

— Нет, это другой ребенок, — сказала она угрюмо. — Это подмененное дитя, оно принесет несчастье нашему дому!

Тогда я вскочил в ярости и проклял ее, я понял, что если я не остановлю ее, язык этой женщины погубит нас.

— Замолчи, колдунья! — крикнул я. — Как ты смеешь так говорить? Ты хочешь навлечь проклятие на наш дом! Ты хочешь сделать нас всех жертвами королевского гнева! Повтори еще твои слова — и тебя вынюхают, как колдунью!

Я продолжал браниться, угрожая ей смертью, пока она не испугалась и, бросившись к моим ногам, не стала молить о прощении.

Признаюсь, однако, я очень боялся языка этой женщины, увы, не напрасно!

VII. Умслопогас отвечает королю

Прошло несколько лет, и об этом происшествии, казалось, все забыли, но это только казалось. О нем не говорили, но и не забыли, и скажу тебе, отец мой, я очень боялся того часа, когда о нем вспомнят. Тайна была известна двум женщинам: Нанди, Матери Небес, и Балеке сестре моей, жене короля. Другие две — мои жены, Макрофа и Ананди, подозревали о ней. При таких условиях тайна не могла быть сохранена навсегда. К тому же Нанди и Балека не умели скрывать своей нежности к ребенку, который назывался моим сыном, но, в сущности, был сыном короля Чаки и сестры моей Балеки и, таким образом, приходился внуком Нанди.