Нерис замерла в нерешительности, она не знала, куда идти дальше. Дорожка слева упиралась в шумный рынок. Под изорванными навесами коптили свинину и козлятину, используя в качестве жаровен почерневшие от копоти бочки из-под нефти. Справа виднелись кирпичные опоры моста. Нерис сделала несколько шагов и повернула в первый попавшийся переулок, который тянулся параллельно каналу. В сложном переплетении улиц, домов, стен и тупиков она потеряла ориентиры и уже не помнила, где лавочка портного и пекарни.
Осторожно пробираясь между кучами мусора и зажимая нос, она начала двигаться в направлении, как ей показалось, блестящей ленты канала. Повозки преградили ей путь и заставили свернуть в сторону. Нерис нырнула в переулок, по которому мог пройти только один человек. Затем был резкий поворот, за которым улочка внезапно разделилась на две, а небо над головой закрыли полоски ткани, которые после покраски вывесили сушиться на ярком солнце. Бородатый мужчина в красной чалме прошел мимо Нерис. Она вжалась в стену, чтобы пропустить его. Она поняла, что заплутала. Единственное, что она могла сделать в этой ситуации, — это искать путь к каналу, где можно было нанять шикару, или выйти к дороге, достаточно широкой для тонга. Чем дальше Нерис уходила от рынка, тем меньше людей встречалось ей на пути. Иногда она в полном одиночестве брела между высокими каменными стенами с деревянными ставнями. Немногочисленные прохожие с любопытством смотрели на одинокую европейку, которая осмелилась выйти из безопасного района плавучих домов и клубов. Нерис подумала, что совет Миртл отправляться в Сад Шалимара на самом деле был очень разумным.
Размышляя о том, сможет ли она вернуться тем же путем, что пришла, Нерис посмотрела назад. Внезапно она ощутила сильный толчок, который едва не сбил ее с ног. Казалось, в переулке никого не было, но потом Нерис посмотрела вниз и увидела троих детей, худых чумазых малышей. Их лица потемнели от грязи, но глаза сияли ярко. Старшей девочке на вид было пять или шесть лет. За спиной у нее была люлька с младенцем. Ее брат схватил Нерис за юбку. Девочка что-то сказала и жестом позвала Нерис за собой. Малыш внимательно смотрел на Нерис. Она никак не отреагировала на предложение девочки, и та повторила свой жест с таким видом, будто Нерис очень глупая, раз не понимает элементарных вещей. Троица живо напомнила ей учеников из Леха. Она скучала по их веселым песням и звонкому смеху и даже по тем маленьким упрямцам, которые не хотели ничему учиться.
Нерис немного знала ладакхи, но здесь говорили на другом языке — кашмирском, который она не знала. Она попыталась сказать несколько фраз на хиндустани, но дети не слушали и продолжали толкаться. Нерис сдалась и позволила ребятне утащить себя. Они прошли еще один грязный переулок, его сторожили плешивая собака и нищий. Собака принялась лаять, нищий — грозно потрясать палкой. Дети остановились возле дверного проема, занавешенного куском мешковины. Нерис отодвинула его в сторону и перешагнула порог темной комнаты. Она часто заморгала и окинула взглядом помещение. В каморке с земляным полом почти ничего не было, пахло кислым молоком, пóтом и грязью. В углу, на мешках с соломой, лежала куча рваного тряпья, которая заменяла людям постель. В другом углу стояли кастрюля и сковородка, несколько тарелок, накрытых грязной марлей. В середине комнаты, на квадратном отрезе того, что раньше было ковром, сидела молодая женщина. Очень худая, изможденная. Ее волосы покрывал платок-дупатта, бесформенное и грязное одеяние из хлопчатобумажной ткани не скрывало ужасного состояния ее тела. Грязные ступни покрывали болезненные трещины. Перед женщиной стояла небольшая прялка. Когда Нерис и дети зашли в комнату, она выпустила из рук челнок с яркой шерстяной ниткой и пустыми глазами посмотрела на них. Одна из девочек начала что-то быстро говорить, вероятно, объясняя матери, зачем они похитили Нерис. Ткачиха слабо улыбнулась «заложнице». Неизбывная печаль в глазах этой женщины ударила Нерис в самое сердце. Маленький мальчик ущипнул маму за руку. Ее улыбка мгновенно погасла. Она погладила его по голове, затем отвернулась и, подхватив небольшой комочек шерсти, продолжила свою работу. Нить, которой ткала женщина, была настолько тонкой, что Нерис, которая стояла совсем близко, едва различала ее в полумраке комнаты.
Девчушка с младенцем на спине порылась в тряпье, заменявшем постель, и вытащила оттуда небольшую корзину. Она развязала тесемки на крышке и очень осторожно достала содержимое, что-то плоское и мягкое, завернутое в ткань. Девочка развернула ткань, и Нерис увидела яркий платок. Словно настоящий торговец, девочка развернула шаль и закружилась на месте, легкая ткань парила в воздухе. Малыш, прижавшись к маминому боку, хлопал в ладоши и улыбался. Даже апатичный ребенок слабо улыбнулся. Бережно, следя за тем, чтобы шаль не коснулась земляного пола, девочка собрала мягкую ткань и подала Нерис. Это была великолепная пашмина: на нежно-розовом фоне был выткан сложный цветочный узор. Ярко-красные бутоны окружали листики, выполненные, наверное, во всех возможных оттенках зеленого. Нерис приблизила шаль к глазам. Ее поразило качество работы. Изнанка ничем не отличалась от лица. Великолепная, элегантная пашмина. Кто мог сделать такое чудо? Она часами бродила по магазинам вдоль Бунда, но никогда не видела ничего подобного.
— Кани, — произнесла молодая женщина, словно это слово могло прояснить хоть что-то для Нерис. — Кани, — повторила она.
Девочка начала прыгать рядом с Нерис, дергая за край пашмины, который остался в ее кулачках.
— Рупии! Рупии!
Женщина поднесла палец ко рту, она отчаянно просила денег, чтобы купить себе еды. Сгорая со стыда, Нерис достала свой кожаный кошелек. Мальчик бросился на колени перед ней, протянул руки к богатству, которое должна была принести в его дом белая женщина. Но Нерис прекрасно знала, что в кошельке у нее всего лишь несколько индийских монет, которых хватило бы только на поездку на лодке по дикому озеру и назад к «Эдемским садам». Она вытряхнула деньги на ладонь и показала детям. Этой суммы не хватило бы даже на один коктейль в шринагарском клубе. Девочка отвернулась и начала заворачивать свое сокровище в ткань. Женщина кивнула и протянула руки за монетками Нерис, потом спрятала деньги в складках туники. Она смутилась и не смотрела в глаза Нерис, ведь благородный акт купли-продажи превратился в позорное выпрашивание милостыни. Мальчик тоже понял, что произошло. Он вернулся к матери и снова ущипнул ее за руку, выпрашивая еду. Нерис захотелось немедленно уйти, она не могла больше участвовать в этой ужасной сцене. Она спешила еще и потому, что сумерки неумолимо сгущались и она совершенно не понимала, в какой части города находится. Нерис нагнулась, чтобы не удариться головой о низкую притолоку, и снова встретилась взглядом с ткачихой и ее детьми. Она постаралась жестами объяснить, что не знает, как ей добраться домой. Женщина вздохнула, что-то сказала детям и вернулась к прялке. Девочка, взяв за руку младшего брата, снова повела Нерис мимо нищего, который теперь спал, и грустной собаки. Дети и Нерис повернули за угол.
В этот момент из тени, отбрасываемой стеной дома, к ним вышла еще одна группа детей. В основном это были мальчики постарше, подростки. Один из них завизжал и схватил крошечную провожатую Нерис за сари. Девочка ударила его, ватага мальчишек подняла шум. Они схватили малышей и стали обыскивать их, тянуть в разные стороны их одежду в поисках денег. Очевидно, они решили, что Нерис здесь для того, чтобы раздавать милостыню. Нерис кое-как удалось вырвать малышей из рук ребят. Они втроем побежали к выходу из темного переулка. Но на шум сбежалось еще больше детей и подростков, и они, не обращая никакого внимания на малышню, начали толкать Нерис, и в итоге она оказалась прижата к стенке. Смуглые руки хватали ее за карманы, Нерис пару раз шлепнула по ним ладонью. Один из подростков — верзила с пробивающейся бородкой — сорвал брошь с жемчугом и бриллиантами, которой Нерис заколола воротник блузы.