В тропу впечатать след.
Колокола
Ах, как колокола гудели!
На крайней ноте, на пределе,
Почти на грани немоты.
То вдруг зайдутся в медном плаче,
А то пойдут звучать иначе
И ломят бурей сквозь кусты.
Заголосят, застонут ветки,
Заговорят в могилах предки,
Задышит буря тяжело.
И вдруг ударит хохот дробный,
Каменьям ломаным подобный,—
Ах, только б мимо пронесло!
Гудят колокола шальные,
Басы дремучие, хмельные
И теноров высокий край.
И ветер мощью колокольной,
Припав к берёзе белоствольной,
Кричит земле:
— Играй! Играй!
Играй, земля! Не знай покоя.
Твори нам что-нибудь такое,
С чего душе прекрасней жить.
И рвётся отзвук колокольный
Сквозь дальний лес и сквозь окольный
И тянет звончатую нить.
Звонарь подобен был пророку.
Всю ночь, лицом к заре, к востоку,
Звонарь с Россией говорит.
Светло, восторженно, открыто,
Играя звуком знаменито,
Он что-то вещее творит.
У звонаря сегодня свадьба.
Весь мир ему — одна усадьба.
Всех позовёт к себе звонарь.
И колокольная дружина
Кричит ему неудержимо:
- Ударь! Ударь! Ещё ударь!
Как он играл, звонарь влюблённый!
И растекался мир стозвонный
На океаны и моря.
Нет, я душою не слукавил,
Я брагу пил, невесту славил,
Я был на свадьбе звонаря.
Правда
Ты знаешь, как выглядит правда?
Тогда нарисуй мне её.
Как русская речка Непрядва,
Поднявшая к бою копьё?
Как луч, рассекающий тучу?
Как в чистой прохладе родник?
Как свет, что поднялся на кручу
И к самой вершине приник?
А может быть, правда суровей?
И вид у неё не такой?
В рубцах, почерневших от крови,
С подъятою к небу рукой?
Гнетёт её душу забота,
Как кривду скорее смолоть?
А может быть, правда всего-то
Солёного
хлеба
ломоть...
Тенёта
И грудь на грудь. Глаза в глаза. Воочью.
А не удар из-за угла. И ночью.
И не слушок липучий. Заугольно.
А говори в глаза. Хоть будет больно.
Всё, что ты знаешь, прямо мне скажи.
Худая правда лучше всякой лжи.
А ты тайком плетёшь свои тенёта.
Всё норовишь ещё схватить кого-то.
Накликать горе. Опоясать злом.
А самому остаться за углом.
Ты нетопырь. Ты чёрная морока.
И всё-то ты не близко, не далёко.
Хоронишься в запечном тайнике.
С намыленной удавкою в руке.
Ты оборотень. Всё в тебе фальшиво.
А людям улыбаешься красиво.
Желаешь им здоровья. И добра.
Спешишь сказать: — Ни пуха ни пера!
А сам в ночи плетёшь свои тенёта,
Чтобы тайком ещё схватить кого-то.
Накануне
Высокие звёздные свечки.
Солдатики мёрзлой травы.
Холодное лезвие речки
Отточено до синевы.
Осенняя серость в природе.
Идут из-за гор холода.
И вроде бы рано. И вроде
Идут холода не туда.
Становится речка жестокой.
Укрыться бы ей перед сном.
И стынет куга над протокой.
И тишь на подворье лесном.
Черны на берёзе насечки.
Всё тягостней крики совы.
Холодное лезвие речки
Отточено до синевы.
Двойники
На всех широтах всех материков
Печатает природа двойников.
Они живут повсюду — двойники.
То где-то тут. То вовсе далеки.
Но где бы он однажды ни возник –
Он копия моя. Он мой двойник.
Где ныне он? И как он там живёт?
Тепло ли там? А вдруг там вечный лёд?
И с кем он там? Есть у него родня?
Он злей меня? Или добрей меня?
Печатает природа двойников.
За сто дорог. За тысячи веков.
Они живут повсюду — двойники.
То где-то тут. То вовсе далеки.
Я знать хочу — в чём слаб он, в чём велик?
А может, это я его двойник?
И это он мне долгий шлёт сигнал.
Я — копия? А он — оригинал?
Вот и пойми! Уж, видно, мир таков.
Печатает природа двойников…
Звучность
Тишина, ты лучшее
Из всего, что слышал .
Б.Пастернак
Сколько играно музыки? Сколько спето?
Но самая лучшая музыка — она одна:
Самая лучшая музыка — это
Тишина. Тишина. Тишина.
Когда, в едва народившемся свете,
Ти-и-и-хо ступает предутренний час –
Ничего нет звучнее на свете
Зари, обступающей нас.
Тетеревиные красные брови
Хмурит заря. Тишина внахлёст.
Тут даже биение собственной крови
Раскатывается на тысячи вёрст.
А музыка леса? Музыка поля?
А музыка рек, обнимающих даль?
Всё это звучит. Как хоралы раздолья.
И празднует радость. И плачет печаль.
И я убегу в эту зиму. И в лето.
Чтоб пить тишину. Неотрывно. До дна.
Ведь самая звучная музыка — это