— Никогда нельзя быть спокойным с этими старинными лампами, — заворчал Квик. — Доктор! Ваша лампа тоже гаснет! — крикнул он вдруг, и моя лампа в самом деле погасла.

— Факелы! — воскликнула Македа. — Мы забыли захватить с собой факелы, а без них на что нам масло? Скорее! Мы еще далеко от входа в эту пещеру, а сюда никто не осмелится войти, чтобы искать нас, кроме первосвященника. — И, схватив Оливера за руку, она пустилась бегом, предоставив нам следовать за ними.

— Спокойствие, доктор, — сказал Квик, — спокойствие! Никогда не следует покидать товарища в беде. Возьмите мою руку, доктор… Ага! Так я и думал: из спешки толку не будет. Смотрите! — И он показал мне на две быстро удаляющиеся фигуры впереди нас. Они несли теперь только одну горящую лампу.

В следующее мгновение Македа обернулась, держа в руках еще горевшую лампу, и стала звать нас. Я видел, как мигающее пламя осветило ее красивое лицо и как в его свете заблистали серебряные украшения на ее платье. Но через мгновение ее поглотила темнота, и там, где только что был свет лампы, теперь мигнула искра и тут же погасла.

— Не двигайтесь с места, мы идем к вам, — крикнул Оливер, — кричите время от времени.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Квик и немедленно же испустил громкий крик, который отдался от стен со всех сторон.

— Идем к вам, — донесся голос Оливера, но так далеко слева, что Квик счел лучше крикнуть еще раз.

В следующий раз они отозвались уже справа от нас, а потом очутились где-то позади.

— Ничего не могу понять, сэр, звук отдается от стен, — произнес сержант. — Стойте, я, кажется, нашел, в чем дело. — И, крикнув им, чтобы они подождали нас, мы отправились в ту сторону, где, по нашим расчетам, должны были найти их.

Дело кончилось тем, что я споткнулся о скелет, упал среди подносов с сокровищами и ухватился за чей-то череп в полной уверенности, что это сапог Квика.

Он помог мне встать, и мы, не зная, что предпринять, сели на землю среди мертвецов и стали прислушиваться. Оливер и Македа были теперь, по-видимому, так далеко, что их голоса едва доносились до нас из таинственной темноты.

— Мы были совершеннейшими дураками, что так заторопились и в спешке забыли взять с собой спички, — подосадовал я. — Теперь остается только ждать. Без всякого сомнения, эти абати в конце концов превозмогут свой страх перед привидениями и разыщут нас здесь.

Так прошло около получаса, но никаких признаков абати и нашей скрывшейся пары не было. Квик начал рыться в своих карманах. Я спросил его, что он ищет.

— Я уверен, что у меня где-то была здесь восковая спичка, доктор. Помню, что я нащупал ее в одном из карманов пиджака накануне отъезда из Лондона и решил не вытаскивать ее оттуда. Если бы мне только удалось найти ее, у нас был бы огонь, потому что у меня несколько факелов с собой, хотя я забыл о них, когда гасли наши лампы.

Я мало надеялся на спичку сержанта и ничего не ответил ему. Он продолжал искать ее, пока наконец я не услышал его возглас:

— Черт возьми, вот она, в подкладке! Да, да, и головка цела. Ну, доктор, держите два факела… Готово! — И он чиркнул спичку и поднес ее к факелам. Они запылали, и свет рассеял густую тьму, окружавшую нас.

На мгновение в свете факелов мы увидели неожиданное и отнюдь не неприятное зрелище. Я, кажется, забыл сказать, что в самом центре пещеры возвышалось что-то вроде алтаря и что я до сих пор не видел его. Алтарь этот представлял собой довольно внушительное сооружение: большой черный камень, на котором было высечено изображение глаза, стоял на пьедестале со ступенями, а тот, в свою очередь, опирался на высеченных из камня лежащих сфинксов.

На нижней ступеньке, достаточно близко от нас, чтобы мы были в состоянии ясно разглядеть их, сидели Оливер Орм и Македа, Дочь Царей. Они сидели совсем близко друг к другу, рука Оливера обвилась вокруг стана Македы, ее голова покоилась на его плече, и, очевидно, в это мгновение он целовал ее в губы.

— Налево, кругом, — скомандовал сержант, — и ждать!

Мы повернулись и подождали немного, потом начали кашлять (едкий дым от факелов попал в горло), вновь пошли вперед и как бы случайно наткнулись на наших спутников. Признаюсь, я не нашелся, что сказать, однако Квик благороднейшим образом выпутался из затруднительного положения.

— Рад вас видеть, капитан, — обратился он к Оливеру. — Сильно беспокоились за вас, сэр, пока я случайно не обнаружил спички в подкладке своего пиджака. Если бы профессор был с нами, у него нашлась бы целая куча спичек — это говорит в пользу непрестанного курения, даже в присутствии дам. О, неудивительно, что молодая госпожа лишилась чувств, ведь здесь так жарко! Вам не следует отпускать ее, сэр… Не могу предложить вам свои услуги, потому что поранил о зубы какого-то покойника ногу, к тому же руки у меня заняты факелами. Но, быть может, вы предпочтете доктора — что вы скажете на это?… Вы можете сами повести ее? Прекрасно. Нам нужно двигаться… Здесь такое эхо, что не разобрать ни слова. Идемте же, факелов хватит ненадолго, и вам, наверное, не хочется провести всю ночь с этой дамой, тем более что вспыльчивые абати могут обвинить вас в том, что вы подстроили это нарочно, не так ли? Возьмите даму под руку, доктор, и двинемся. Я пойду вперед с факелами.

На эту речь Оливер не ответил ни слова, а только подозрительно поглядел на нас. Македа, казалось, была без чувств, но, когда я предложил свои услуги в качестве врача, она пришла в себя и сказала, что в состоянии идти одна, — другими словами, опираясь на руку Орма.

В конце концов мы тронулись к выходу из пещеры. Факелы начали уже гаснуть, когда мы обогнули угол, добрались до узкого наклонного хода и наконец увидели лампу, поставленную в проходе в стене.

— Доктор, — спросил меня Оливер ночью, когда мы собирались лечь спать (должен сказать, что говорил он непривычно и неестественно развязным тоном), — доктор, вы сегодня обратили внимание на что-нибудь в гробнице царей?

— О да, — ответил я. — Правда, я не так увлекаюсь археологией, как бедняга Хиггс, но это зрелище представляется мне единственным в мире. Если бы я был склонен философствовать на тему о разительном контрасте между этими мертвыми правителями и их молодой и красивой наследницей, преисполненной жизни и любви, — (здесь он испытующе поглядел на меня), — любви к своему народу, которая…

— Довольно, Адамс! Я не нуждаюсь в философской проповеди с историческими параллелями. Заметили ли вы что-нибудь помимо костей и золота, когда этот невыносимый олух Квик так не вовремя зажег свет!

Я перестал уклоняться от прямого ответа.

— Если вы хотите знать правду, — сказал я, — то я видел не слишком много, потому что мое зрение стало довольно скверным. Но сержант, у которого превосходное зрение, полагает, что видел, как вы целовали Македу, и все ваше последующее поведение подтверждает это предположение. Поэтому-то он попросил меня повернуться к вам спиной. Но мы, разумеется, могли ошибиться. Правильно ли я вас понял — ведь вы говорите, что сержант ошибся?

Оливер немедленно проклял сержанта и его глаза, а потом выпалил:

— Вы не ошиблись, мы любим друг друга и поняли это внезапно, очутившись в темноте. По всей вероятности, необычная обстановка подействовала нам на нервы.

— С точки зрения морали я рад, что вы любите друг друга, — заметил я, — потому что поцелуи исключительно из-за нервности никак не могут быть рекомендованы. Но со всех остальных точек зрения создавшееся положение представляется мне ужасным, хотя Квик со свойственной ему осторожностью предостерегал меня от слишком поспешных выводов.

— Проклятый Квик! — повторил Оливер.

— Не проклинайте его, — возразил я, — а то ему придется перейти на службу к Барунгу, где он будет чрезвычайно опасен для нас. Послушайте, Оливер, это рискованная затея — то, что вы вздумали делать.

— Не понимаю, почему. В Европе я спокойно могу жениться на ней, — заявил он.

— В Европе, но не здесь. Послушайте, Оливер, я уже предупреждал вас, что единственная вещь, которую ни в коем случае нельзя допустить, — это влюбиться в Дочь Царей.