Петер Зов, который издал непонятный звук, покачал головой.

– Нет, но мог бы.

– Так скажи, – обратился к нему Стритар.

– Эти доллары не должны попасть к Духу.

– Риск существует, – признал Вульф, – но сомневаюсь, что их можно найти, а при том, что я слышал об этом движении, очень сомнительно, чтобы мы его поддержали. Вы цель человек действия, мистер Зов?

– Да, я кое-что умею, – низкий ровный голос стал вкрадчивым.

– У Петера прочная репутация, – сказал Стритар.

– Это хорошо. – Вульф повернулся к Стритару. – Но если он предполагает вытрясти из нас информацию о том, где находятся доллары, то это неразумно. Мы американские граждане, и применять к нам серьезное насилие было бы неосторожно; кроме того, основная часть нашего состояния находится в Соединенных Штатах, вне вашей досягаемости, пока вы не заручитесь нашей симпатией и поддержкой.

– В каком месте Соединенных Штатов?

– Это неважно.

– Вас там тоже зовут Тоне Стара?

– Может быть, да, а, может быть, нет. Могу вам сказать, я понимаю, какого рода власть представляет комната девятнадцать, и это меня интересует, но я предпочитаю не привлекать ее внимания к моим друзьям и союзникам в Америке. Могут возникнуть затруднения, если я решу вернуться сюда и остаться.

– Вам могут не разрешить вернуться.

– Это верно. Но мы сознательно идем на риск.

– Вы пара идиотов.

– Тогда не тратьте на нас время. Все, что идиот может сделать в Черногории, это упасть со скалы и сломать себе шею. Если я приехал, чтобы найти здесь свою судьбу, и привез с собой сына, чего вам беспокоиться об этом?

Стритар засмеялся. Смех его показался мне искренним, как будто что-то его забавляло на самом деле, и я удивлялся, что же это мог сказать Вульф. Петер Зов не смеялся. Вдоволь насмеявшись Стритар посмотрел на часы, взглянул на меня – в восьмой или девятый раз – и сказал Вульфу нахмурившись:

– Вы должны знать, что мне будет известно все – где вы были в Титограде, что говорили и что делали. Это не Лондон, и не Вашингтон, и даже не Белград. Я не буду устанавливать за вами слежку. Если вы мне будете нужны – через час, пять или сорок часов, я достану вас – живых или мертвых. Вы сказали, что понимаете, какую власть олицетворяет комната девятнадцать. Если не понимаете, то поймете. Сейчас я разрешаю вам уйти, но, если я передумаю, вы узнаете об этом.

Его голос звучал очень сурово, поэтому я удивился, когда Вульф встал, сказал мне, что мы уходим, и направился к двери. Прихватив рюкзаки, я двинулся за ним В наружной комнате сидел только один из клерков, и он еле взглянул на нас, когда мы проходили мимо. Не будучи осведомленным о нашем статусе, я все ждал, когда последует команда остановить нас и схватить за шиворот, но коридор был пуст. Выйдя из здания, мы остановились на минутку на тротуаре под любопытными взглядами прохожих. Я отметил, что «форд» выпуска 1953 года, принадлежащий Биличу, отсутствует.

– Сюда, – сказал Вульф, поворачивая направо.

Следующий инцидент доставил мне большое удовольствие, и Бог знает как мне это было необходимо. В Нью-Йорке, где я живу, знаю все вокруг и могу прочесть любые надписи, я обычно предчувствую возможный удар, но здесь, в Титограде, я ощутил большой подъем, когда понял, что моя нервная система по-прежнему работает, несмотря на перенесенные испытания. Мы прошли четверть мили по узкому тротуару, избегая столкновений с прохожими, когда у меня возникло четкое ощущение, что за нами следят. Я быстро оглянулся и сказал Вульфу:

– За нами идет Жубе. Не случайно, потому что, когда я обернулся, он нырнул в подъезд. Чем скорее вы меня поставите в известность о том, что произошло, тем лучше.

– Не здесь же, на улице, в этой толчее. Как бы я хотел, чтобы ты знал языки.

– Но я не знаю. Стряхнем Жубе?

– Нет. Пускай позабавится. Я хочу посидеть.

Он шел, я следовал за ним по пятам, через каждые пятьдесят шагов я оборачивался, но больше не замечал нашего студента, пока мы не дошли до парка, тянувшегося вдоль берега реки. На этот раз он спрятался за деревом, которое для него оказалось слишком тонким. Ему явно не хватало квалификации. Вульф направился к деревянной скамейке, стоявшей на краю дорожки, посыпанной гравием, сел и сжал губы, пытаясь выпрямить ноги и поставить их на пятки, чтобы дать отдохнуть ступням. Я сел рядом и сделал то же самое.

– Можно подумать, – сказал он, – что у тебя они болят сильнее.

– Да. Вы карабкались босиком по обрыву?

Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. Немного погодя открыл их и заговорил.

– Вода в реке сейчас на самом высоком уровне. Это Зета, видишь, где она сливается с Морачей. Выше этого места находится старый турецкий город. Когда я был мальчиком, там жили только албанцы, и, по словам Телезио, лишь немногие из них уехали оттуда после разрыва Тито с Москвой.

– Спасибо. Когда вы закончите рассказывать про албанцев, давайте поговорим о нас. Я думал, что в коммунистической стране людей без документов обрабатывают по полной программе. Как вам удалось оседлать его? Пожалуйста, с самого начала и подробнее.

Он начал рассказывать. Место, где мы сидели, было окружено деревьями, покрытыми свежей листвой, кругом росла трава, на которой выделялись пятна красных, желтых и синих цветов; шум реки заглушал наши голоса, отвлекая внимание случайных прохожих.

Когда он закончил, я обдумал положение и задал несколько вопросов, а затем сказал:

– О'кей. Все, что я мог, это наблюдать за вами, не лезете ли вы в карман за «колыбельной песенкой». Как вы думаете, это Стритар натравил на нас Жубе?

– Не знаю.

– Если это так, то ему нужно срочно менять персонал. – Я посмотрел на часы. – Сейчас начало седьмого. Что дальше – поищем хороший стог сена, пока не стемнело?

– Ты же знаешь, зачем мы приехали в Подгорику.

Я небрежно положил ногу на ногу, чтобы показать ему, что могу это сделать. – Я хотел бы вам заметить, что с вашим необыкновенным упрямством все в порядке, когда вы сидите дома в безопасности, за дверью, закрытой на засов. Когда мы вернемся назад, говорите Подгорика, если вам так нравится, но здесь постарайтесь уж называть его Титоградом.

– Эти вульгарные варвары не имеют права разрушать историю и деформировать культуру.

– Да. И они не имеют права взять в оборот двух американских граждан, но они могут это сделать и, возможно, хотят этого. Вы можете орать им – Подгорика, – когда они начнут нас обрабатывать. Чего мы ждем?

– Ничего.

– Может, я пока привяжу Жубе к дереву?

– Нет. Не обращай на него внимания.

– Тогда почему мы не идем?

– Проклятье! Бедные мои ноги!

– Все, что им нужно, – сказал я с большим чувством, – это упражнения, чтобы стимулировать кровообращение. Через пару недель, если вы будете постоянно ходить или лазить по горам, вы просто забудете, что они у вас есть.

– Заткнись.

– Слушаюсь, сэр.

Он закрыл глаза. Через минуту открыл их, медленно согнул левую ногу, потом правую.

– Очень хорошо, – сердито сказал он, и встал.