Светка быстро откинула простыню – улик не было, хот на том спасибо! – вскочила на ноги и, на ходу оценив ситуацию, оттащила брата в сторону.

- Ты чего! Отстань! – пропищал Юрка, размахивая перед носом сестры многострадальной книжкой. – Мама, чего она?..

Марина вздрогнула, тряхнула головой, собираясь с мыслями.

- Чего это я?.. – хрипло произнесла она.

- Вот именно: чего это ты?! – крикнула Светка и толкнула скулящего Юрку к матери. – Тебя родительских прав пора лишать! Сумасшедшая!

Марина оторопело уставилась на дочь, не в силах что-либо ответить. Голосовые связки сдавило, мыслей просто не было, а под черепной коробкой что-то противно скребло, – оно рвалось наружу, прямо так, сквозь нервные окончания, кость и кожу!

Пользуясь замешательством женщины, Светка молниеносно ретировалась прочь из комнаты, мысленно осознавая суть только что сказанного, попутно ругая себя за столь бесшабашный срыв крышки с домашнего Ящика Пандоры.

«Ладно, у Марины не все дома, но я-то чего в ту же стезю?! Яблочко от яблоньки. А ведь день только начался...»

В гостиной бубнил телевизор:

«Я знаю, где начинается мой день, но я не знаю, где и когда он закончится, поэтому я пользуюсь дезодорантом...»

- Чего замер? – кивнула сыну Марина. – Марш в ванную!

Постепенно тени становились всё менее различимыми, шум в голове утих, умолкла переваренная муха.

Умка отошёл от двери, поудобнее улёгся у батареи. Будущее не сулило ничего хорошего. А когда было иначе?

2.

Глеб свернул с 4-й линии на Ленком, осторожно надавил на педаль газа; «десятка» загнанно чихнула, дёрнулась было вперёд, однако тут же вся обмякла, продолжив удручённо ползти, изредка вздрагивая и наполняя салон удушливым запахом бензина. Флегматичные дворники лениво развозили по лобовому стеклу уличную грязь, временами замирая, как бы в замешательстве. Сонные пешеходы уныло обходили лужи.

Погода переменилась всего за одну ночь, словно воплощая в жизнь некий вселенский сценарий. Всевышний был истинным творцом – если всё происходящее и впрямь было его рук делом, – королём интриги, мастером слова – недаром исключительный замысел не смогли постичь даже великие мыслители на вроде Ницше или Суинберна. Стивен Хоакинг, и тот, оказался не удел, скупо рассуждая о строении Вселенной, о парадоксах пространства-времени и о месте человека в этом мире. Заглянуть за нарисованный холст было не дано. Возможно, смысл открывался лишь после смерти... или во время её. Правда, был ещё товарищ Фрейд, но он с головой ударился в грёзы. По его мнению, определить суть можно только во сне. Точнее не определить, а открыть, потому что за шелухой обыденности человек напрочь утрачивает истинный горизонт, как и не замечает путеводные ориентиры. Хотя... По старику Фрейду в своё время разоблачительно прошёлся Карл Юнг, так что и в этом случае всё призрачно и не надёжно. Информация, не подтверждённая фактами – лишь голая теория с неимоверным количеством подстроенных под себя данных. Похоже, творец недолюбливал цензоров, а потому просто связал их по рукам и ногам, предварительно ослепив. Язык выдирать не стал, дабы позабавиться, слушая несущуюся со всех сторон околесицу.

«Очень смахивает на «человека свинью». Это одна из разновидностей казни в средневековой Японии: осуждённому отрубали руки по локоть и ноги по колено, останавливали кровотечение, выкалывали глаза, протыкали барабанные перепонки, отрезали нос, снимали скальп и отпускали... Чем не пример происходящего с современным человечеством? Да, это казнь, пытка, изуверство, но мы и представить себе не можем, за что такая плата. Ад под названием «планета Земля» не мог появиться просто так. Кто-то совершил роковую ошибку, и мир стал таким: болезненным, пошлым, недальновидным. А может быть, это ошибка всей цивилизации, что в незапамятные времена сломала печати?.. Тот же Ницше писал, что высока вероятность того, что каждый человек проживает свою жизнь бесконечное число раз. После смерти всё откручивается назад – как плёнка на кассетнике, – и жизнь начинается заново. Та же самая жизнь. Но, если так, существует ли способ вырваться из кольца? Что необходимо для этого сделать? Какой совершить поступок?.. Если данная теория Ницше верна, тогда, скорее всего, это должен быть коллективный поступок всего человечества. Но как это осуществить – в чреде мировых эпох и судеб?! Нереально. Это не получается даже осмыслить. Да и ОНО не позволит!»

Глеб резко нажал на тормоз, пропуская очередную сумасбродную мамашу, уверенной походкой перетаскивающую дочурку через проезжую часть. Женщина орала на сопротивляющееся чадо, напоказ игнорируя всех участников дорожного движения, будто в данный момент она оставалась неприкасаемой, а любого, осмелившегося дерзнуть и не пропустить её, – на месте сразит молния!

- За дорогой следи, – подчёркнуто безразлично сказала Марина, не желая встречаться с мужем взглядом.

- Всё под контролем, – Глеб кивнул и отпустил тормоз; в голове переваривалась вчерашняя каша.

Машина резко дёрнулась, постепенно разогналась и пошла ровнее.

- Господи, ты когда-нибудь отремонтируешь это убожество? – Марина традиционно включила стерву в самый неподходящий момент. – Всё-таки детей на нём возишь.

Глеб вздохнул, глядя на проплывающие за стеклом скрюченные трупы деревьев

- Если бы не это, как ты выразилась, «убожество», они вообще бы пешком бегали.

- Ты идиот?

- С чего бы вдруг? – Глеб сбавил ход, свернул к металлической ограде 44-ой школы.

- Очень похож, особенно когда умничать пытаешься.

- Я старался.

- Это трудно было не заметить... как и не оценить.

- Может, хватит! – Светка отбросила плеер.

Глеб напрягся. Хрустнул шейными позвонками.

- Это тебе – должно быть хватит! – Марина поискала в зеркало заднего вида глаза дочери, но так и не найдя ответного взгляда, продолжила говорить в пустоту: – Не устала ещё дерзить?

- А вы не устали собачиться?!

- Что?

- Да вы на себя со стороны посмотрите! – Светка еле дождалась, когда машина остановится, открыла дверцу и выскочила под дождь. Тут замерла и нерешительно оглянулась. – У вас же всё общение к ругани сводится. А вместо сына, – вообще, не пойми что растёт!

- Ну-ка стой! – Глеб откинул ремень безопасности и вылез из машины. – Ты что такое говоришь?

- А что есть, то и говорю!

- Нет, погоди, – Глеб захлопнул дверцу, посмотрел по сторонам.

Светка тоже непроизвольно огляделась; вокруг было пустынно, будто люди взяли, да и враз вымерли.

- Чего, бить опять будешь? – не задумываясь, брякнула Светка, убирая с лица стремительно намокающие волосы.

- Дура, – процедил сквозь зубы Глеб. – Надо бы и впрямь отстегать тебя, как следует, да Юрке дурной пример подавать не охота. И не смей больше так о брате говорить! Уяснила?

Светка шмыгнула носом, накинула капюшон куртки – вновь захотелось скрыться, причём не только от собственной семьи, но и от всего окружающего мира. Провалиться в самые недра, туда, где Кощей над златом чахнет, где никогда не бывает света и можно на веки-вечные укрыться от плотоядных человеческих лиц. От этих хищных оскалов, внутри которых погибает всё живое, а нарождается лишь непрошибаемое зло, которое, вырвавшись наружу, пожирает всё, что попадается на пути, не щадя ни стара, ни млада! Это мясорубка, в недрах которой проворачивается всё самое прекрасное, что есть в мире, под названием «планете Земля», приобретая уродливые формы, годные лишь на то, чтобы до умопомрачения пугать несмышлёных детей.

Светка ощутила на губах вкус слёз.

- В том, что твой брат ночует в шкафу, нет ничего такого, – тихо произнёс Глеб, не замечая, насколько сильно трясёт сгорбленную дочь. – Да, это ненормально, но гнобить его только за детские страхи... Тебе самой не стыдно?

- Да он с этим жуком разговаривает! Который из книжки. Это он его в шкаф лезть заставляет! Неужели не понятно?! А «жук» этот у него – из-за вас! – Светка прикусила язык, понимая, что и без того сболтнула лишнего.