Элачи мрачно кивнул.

- В этом я с вами, господин Гарвер, полностью согласен. Здесь только моя вина – непосредственно перед началом эксперимента, Шэмьё пожелал дать «откат», но я его не послушал. Думал, он сменил позицию из-за сотрудничества с русскими.

- Почему вы и после этого ничего не предприняли?! – Гарвер аж затрясся. – Ведь это же национальная измена!

- Да какая измена? – Элачи покачал головой.

- Что? – Гарвер грохнул кулаком по столу. – Элачи, да вы в своём уме?!

- А вы в своём, когда говорите про поселившийся в моих снах мрак?!

Гарвер надул ноздри – на секунду Элачи показалось, что находись они сейчас не в стенах офиса, а где-нибудь вдали от цивилизации, Первый заместитель руководителя НАСА его попросту бы придушил! Голыми руками.

Элачи усмехнулся, стараясь хоть как-то разредить обстановку.

- Шэмьё выбрал единственно правильный путь: он обратился к русским, потому что, на данный момент, если кто и может познать истину, так это именно они – потому что они и по сей день стремятся к звёздам, не смотря ни на что! Они летят туда, сквозь тернии, в отличие от нас с вами! – Элачи развёл руками и добавил уже более сдержанно: – Мы же взяли в каждую из рук по вязальной спице и пронзили собственные глаза, в надежде, что та самая тьма – из больных снов – придёт к нам по первому зову. Зачем упираться, строить космические корабли, отправлять людей к звёздам, когда можно просто сидеть и ждать, пока тьма сама не вырвется из наших кошмаров! Ведь она вырвется, особенно когда каждого из нас окутает невосприимчивость к окружающей среде.

Элачи умолк. Взял стакан и залпом осушил его. Огонь в груди угас, но ненадолго.

Гарвер молчал. Он смотрел куда-то в противоположный конец залы, поверх головы Элачи, будто силился разглядеть за призрачной чертой мироздания что-то значимое, что изначально, по какой-то неведомой причине, не заметили, или всё же заметили, но не пожелали придавать огласке, страшась пресловутого выхлопа масс.

- Знаете, Элачи, НАСА закрыла аэрокосмическую программу вовсе не из-за того, что надеялась подобным образом заткнуть дыру в бюджете. И даже не в целях экономии человеческих и материальных ресурсов. Отнюдь. Всё обстояло куда проще и ужаснее, да и обстоит поныне, – Гарвер вздохнул. – То, что транспортировал на Землю спускаемый модуль «Апполон-11» повергло в шок многих политиков США, допущенных в те годы к грифу «Секретно». Оно не даёт покоя политикам нынешним, потому что оно и впрямь живое – не смотря ни на что, Элачи. Оно живёт в нас и будет жить до скончания времён, потому что известный нам мир – похож на тот самый круг или кольцо. На клетку, внутри которой дозволено лишь выживать и только. Выживать в угоду чудовищному эксперименту. Они не пустят нас к звёздам, Элачи, – как бы упорно не рвались в небеса мы сами, – так как нашему существованию отведена совершенно иная роль. НАСА отказалась от полётов в космос именно поэтому: потому что данность – бессмысленна. Так что не вам нас судить, Элачи. Просто постарайтесь сдержать Их в себе. Они знают, что вы прознали про Них, а значит, Они не отступятся от вас. Ни в этой жизни. Ни в этом мире. Ни где бы то ни было ещё. Никогда, – Гарвер равнодушно улыбнулся. – И ещё: на вашем месте, особенно после нашего сегодняшнего разговора, я бы старался спать как можно реже.

Украина. Одесса. Дельфинарий «Немо». «Решение».

- Пустите! Да пустите же меня! – Светлана отмахивалась от приставучих рук, но те всё не желали отпускать её запястий. – Я всё маме с папой расскажу!

Сделалось больно. Появились первые слёзы. В груди заклокотало.

Над ухом прозвучало:

- Девочка, тише. Возьми себя в руки. Отзови собаку. Слышишь?

Мухтар рядом злобно рычал.

Светлана, что есть сил, вцепилась в натянутый поводок, заставляя себя не замечать шлейф бьющего в лицо перегара.

- Мухтар, не тронь его!

- Вот так, молодец, мальчик. А теперь веди-ка свою хозяйку отсюдова – представления сегодня не будет.

- Да какое представление! – снова вскипела Светлана. – Я же не вижу ничего! Я к другу пришла! Я чувствую, что что-то случилось. Я уверена!

- Ещё бы, не случилось. По телевизору только об этом и трезвонят с утра до ночи. Было бы странно, если бы ты, напротив, ни о чём не догадывалась! – Прозвучал гнусавый смешок.

Светлана сжала кулачки.

- Что с Мячиком?! Отвечайте!

Ответом была тишина.

Светлана ощутила присутствие кого-то ещё. Нет, не кого-то. Это был Евгений Валерьевич – местный дрессировщик дельфинов. Его Светлана распознавала по запаху: от Евгения Валерьевича постоянно пахло рыбой – кормом для дельфинов.

В груди оттаяло застывшее сердце. Светлана потянулась на спасительный запах морской соли, что просто дурманил сознание, утягивая за собой.

- Евгений Валерьевич!.. – Голос предательски дрогнул – Светлана не выдержала и шмыгнула влажным носом. – Евгений Валерьевич... Что с Мячиком? Что со всеми?!

Её плечи обхватили сильные руки.

В ушах засвистело. Светлана почувствовала телом тёплую грудь и упругое сердце. С души свалился камень – сделалось легче дышать и мыслить, в висках ритмично пульсировало.

- Саныч, ты чего, совсем что ли из ума выжил с этой своей «синькой» – чего к ребёнку привязался без дела?

- Так вы же сами утром нынче поучали, чтобы я никого в течение дня не пропускал... а ребятню, в особенности, спроваживал... – Саныч замялся, но потом всё же закончил свою нехитрую хмельную мысль: – Вот я и спроваживаю... ребятню всяческую... а она так и норовит мимо прокрасться... ребятня эта...

- Какая же это ребятня? – Евгений Валерьевич подкинул ойкнувшую Светлану вверх, – будто мячик, – и пока та летала под сводом потолка, поудобнее перехватить руки. Затем ловко поймал визжащую от восторга девочку, и дунул в затылок. – Это же лучшая подружка нашего Мячика! А ты: ребятня, да ребятня... Неужели не заметил до сих пор, как им хорошо вдвоём, петкиль ты старый!

Светлана чуть было не разревелась от воодушевляющего потока столь тёплых слов.

- Я как лучше хотел... – снова принялся за своё сторож Саныч. – Вы же сами просили...

- Ясно всё с тобой, – заключил Евгений Валерьевич, опуская невесомую Светлану на пол. – Идём, милая, чего с этим старым чемоданом разговаривать. Мячик тебя наверняка уже заждался, ведь... – Евгений Валерьевич осёкся. – А ты почему так исхудала, Светлана? – спросил он, спустя непродолжительную паузу. – На тебе лица нет. Нужно питаться. Обязательно. Как бы грустно не было на душе. Нужно жить, не смотря ни на что – только так ты снова обретёшь свет... точнее случайно утерянное счастье.

- Я знаю, – Светлана вздохнула, оправила съехавшее набок платьице, попыталась улыбнуться. – Вот и Мячик так всё время говорит... А что значит: ВЕДЬ?

- Ведь?..

Светлана уловила ритм ускорившегося сердца.

- Вы не договорили. Евгений Валерьевич, что случилось? Ведь просто так никто не станет отменять представление.

Евгений Валерьевич тяжело вздохнул.

- Ты права, Светлана. Порой мне кажется, что от тебя совсем ничего нельзя утаить – каким-то непостижимым образом, тебе удаётся читать чужие мысли, словно книжные страницы. Я это не к тому, что взрослые непременно пытаются утаить истину, не подумай. Просто ты ещё ребёнок, согласись, а ребёнку ни к чему думать о плохом. Тем более, получать весь этот негатив от беспечных взрослых. По крайней мере, это неправильно. Понимаешь меня?

- Я всё понимаю, Евгений Валерьевич. Мячик научил меня разбираться в чувствах – чужих и собственных, – отличать плохое от хорошего, просто размышлять, о том, о сём...

- Ты и впрямь понимаешь его...

- Понимаю. И он от меня ничего не скрывает. Он называет вещи своими именами, даже те, от которых потом долго не получается заснуть. Особенно после того, как не стало родителей... – Светлана осеклась.

Евгений Валерьевич по-дружески положил свою широкую ладонь на дрожащее плечо девочки.