Через час  или три часа  она потеряла счет времени. Она забыла свое имя, забыла где находится и что самое опасное   почти забыла кому принадлежит. Толкаясь бедрами навстречу движениям Дэниэла, Элеонор кончила так сильно, что мужчина вскрикнул от мощи сжатия ее внутренних мышц, которые обхватили его плоть, словно кулак. Когда до своей кульминации дошел и Дэниэл, это было так, будто в ее животе произошел взрыв, заставивший девушку закричать вслух имя своего временного Хозяина. Еще долго после завершения они лежали вместе, мужчина не выходил из тела Элеонор.

Укрывшись в его объятиях, она до последнего не произносила слова, которые, как ей было известно, было необходимо произнести.

- Я уезжаю в пятницу.

Не замечание и не насмешка.  Ей просто было нужно озвучить это, чтобы напомнить самой себе о правдивости этого утверждения.

- В пятницу, - повторил Дэниэл, перевешиваясь через нее и задувая две свечи на прикроватном столике. Безошибочный признак того, что пора спать, - еще есть время.

Дэниэл накрыл их обоих одеялом и притянул Элеонор ближе к себе.

- Время для чего?   спросила она, практически провалившись в сон.

- Для того, чтобы передумать.

***

Следующее утро Дэниэл и Элеонор провели, заканчивая работу в библиотеке. Все  книги были внесены в реестр и расставлены по местам в идеальном порядке. Дело шло быстрее, ведь Элеонор хранила молчание. Она не могла выкинуть его слова из головы. Дэниэл хотел, чтобы она осталась с ним  в этой роскошной тюрьме. Невообразимо. Она принадлежала другому, также как и ее сердце принадлежало ее грудной клетке. Она с большей охотой отрежет себе руку, чем покинет Его. Невообразимо  и тем не менее, Элеонор пыталась это вообразить.

- Не желаешь прерваться на ланч?   поинтересовался Дэниэл, как только пробило час дня.

Элеонор не ответила.

- Элли? Элеонор?

Она медленно выдохнула.

- Недельный заём, помнишь?

- Что ты имеешь в виду?

Она повернулась, чтобы встретиться с ним лицом к лицу.

- Недельный заём. Таков был уговор.

Дэниэл кивнул, хотя его кивок не имел ничего общего с жестом согласия.

- Таков был уговор. А уговор можно изменить.

- Нет. Нельзя, - бросила внезапно разозлившаяся Элеонор, - это не шутка. Я не библиотечная книга. И не часть чьей-то литературной коллекции.

Дэниэл в течение долгого времени не произнес ни звука.

- Ты могла бы ей стать.

Элеонор покачала головой.

- Поверить не могу. Ты Его друг, я все для Него, а ты делаешь ЭТО.

Покинув стены библиотеки, она пересекла холл и остановилась лишь для того, чтобы взять свою куртку. Элеонор вышла за дверь под снегопад. Она направилась по длинной, обдуваемой ветрами подъездной дорожке и очень скоро услышала за собой шаги.

- Элеонор, возвращайся в дом.

- Это ты возвращайся в дом. Это ведь твоя гребаная тюрьма. Не моя.

Девушка продолжала идти, было очень холодно, но она была слишком расстроена, чтобы заметить или беспокоиться об этом.

- На тебе только джинсы и куртка, а на улице минус двадцать пять.

- Что ж, очевидно, тебе следовало позаботиться об этом до того, как ты попросил меня остаться.

- Но это же абсолютная бессмыслица.

Они подошли почти к концу подъездной аллеи.

- Не я здесь пытаюсь сбежать.

Элеонор повернулась к нему и остановилась. Она стояла на границе территории. Еще пару шагов, и она окажется за пределами его собственности.

- Нет. Ты не пытаешь сбежать. Ты никуда не бежишь, не прогуливаешься и не ходишь. Ты стоишь на месте, гниёшь и прячешься. За эту неделю мы с тобой сделали почти все, но ЭТОГО я с тобой не сделаю.

Дэниэл сделал шаг по направлению к ней. Она отступила.

- Элеонор, - его голос был спокойным и контролируемым, как у жокея, который старался успокоить напуганную лошадь, - мы можем поговорить об этом. Не обязательно принимать решение сегодня. Пойдем внутрь. Мне холодно, а мне никогда не бывает холодно. Ты должно быть замерзаешь. Пойдем в дом.

Элеонор смотрела на него. Даже будучи замерзшей, злой и напуганной она не могла отрицать его поразительной красоты. Конечно, горе оставило на нем свой отпечаток. У него был загнанный взгляд, а тело стало прочным и холодным  как гранит. Она знала, что из гранита можно строить, но этот материал мог стать и погибелью.

Не проронив ни слова, девушка сделала последние несколько шагов, выйдя за пределы его владений.

- Если ты хочешь, чтобы я вернулась в дом, иди и возьми меня.

Элеонор не шутила. Все, чего она хотела   помочь ему.

- Не делай этого со мной, - Дэниэл посмотрел на нее настолько ласково, что ей моментально стало стыдно за свое поведение, но она не сдвинулась с места.

- Ты сам меня вынудил пойти на это, - ответила она, - я люблю Его всем своим естеством, а ты просишь меня забыть об этом, оставить Его. Я так не поступлю. Я не могу. Я люблю его так же как ты любил ее. Может, даже больше, потому что, если бы Он умер, я бы продолжила жить так, как того хотел Он, а не как какой-то отшельник в лачуге.

- Тогда просто скажи «нет». Позволь мне вновь озвучить свою просьбу и скажи «нет». Ни к чему получать обморожения и ломать комедию.

- Я не могу позволить тебе повторить свою просьбу, - сказала она.

Дэниэл сделал полшага к ней навстречу.

- Почему нет?

- Потому что, - отозвалась она, уставившись вниз на свои туфли, припорошенные снегом, словно сахарной глазурью, - я не уверена, что буду в состоянии ответить «нет».

- Почему нет?   спросил Дэниэл, продолжая продвигаться к ней, казалось, по миллиметру в минуту.

- Он  - она запнулась, по ее щекам текли слезы, - каждую секунду, что я провожу с ним, мне приходится красть. Я сплю в его постели, зная, что это единственное место на земле, где мне хотелось бы быть, но последнее, где мне быть следует. Я провожу с ним ночи в субботу, иногда в четверг, если повезет. Но утро   никогда. Я бы все отдала за утро среды или воскресенья

- Ты влюблена в священника, Элеонор. Чего ты ожидала?

- Ну, для начала, не влюбляться в священника, - сказала Элеонор, наполовину смеясь, наполовину рыдая, - ты занимался со мной любовью днем и по утрам. Ты весь сплошной день, утро и вечер. И мне не приходилось красть ни секунды твоего времени.  Ты мог отдать мне его целиком. Поэтому, если ты попросишь меня остаться  Пожалуйста, Дэниэл, не проси меня остаться.

В этот раз, когда мужчина кивнул, это был жест согласия.

- Единственной просьбой, которую я озвучу, будет просьба вернуться со мной в дом, - он по-прежнему стоял на территории своего особняка, но его протянутая к ней рука, была за пределами его частной собственности. Она взяла его ладонь, ненавидя про себя ощущение того, как хорошо ее холодные пальцы устроились в его широкой теплой ладони. Она ненавидела себя за эти мысли, но не отпускала его руку до тех пор, пока они не оказались внутри.

Дэниэл позволил забрать у себя ее руку, но взял девушку за плечи и притянул к себе. Целуя, он начал раздевать ее. Прежде чем, она это поняла, мужчина прижал Элеонор спиной к входной двери.

- Я позволю тебе уйти, - произнес он ей на ухо, одновременно с этим приподняв за бедра и погрузившись в ее лоно, - но сделаю все, чтобы ты скучала по мне.

Он был безжалостным. Элеонор оставалось лишь вцепиться в его плечи. Дэниэл был полностью одет, а она   полностью обнажена и распята на твердой поверхности парадной двери. Она брала все, что он так щедро давал ей, он дарил ей себя с каждым толчком, и она принимала его жажду, его печаль, его упорное желание удержать ее, и его злость на самого себя за бессилие; она принимала прикосновение его пальцев к своему клитору и его семя в себе, когда он подарил ей еще один оргазм.

Элеонор обхватила Дэниэла за шею, и он аккуратно поставил ее на холодный пол. Прислонившись к нему, она вдохнула его запах   теплый и чистый со слабой ноткой древесного дыма, запечатлевая тот в памяти.

- Не волнуйся, - произнесла она, наконец, отпустив его, - я уже скучаю по тебе.