Неожиданно Малфутка негромко рассмеялась. В ней все еще происходило некое странное оживление после выпущенной наружу силы. Поэтому девушка не терялась, была собранна, не позволяя страху и безнадежности овладеть собой. Сейчас же ей стало по-настоящему смешно. Громодар не доверился мощи людского мастерства, не доверился силе железа, а положился на заклятие. И было-то оно слабенькое, ничтожное — Малфутке не составило труда его снять. Зато в сундуке под крышкой оказалось немало добра. Прежде всего — богатые меховые шубы старосты. Был тут и мешочек серебряных монет дирхемов[51], оставшихся с торгов. Монеты — великое богатство, и Малфутке в ее мыканье по миру они пригодятся. Девушка на миг подумала, что так она обворует своих, но выбора не оставалось, и она только решилась взять половину денег, оставив остальные роду. Потом Малфутка выбрала одну из шуб Громодара, из мягкого меха бобра, немного великоватую для нее, зато вполне подходящую, чтобы не замерзнуть. Были тут и несколько пар онучей, и Малфутка какое-то время возилась с ними, оплетая по ноге ремешками, прилаживая, чтобы удобнее сидели по ноге и не спадали. На голову накинула пуховый серый шарф, обмотав его длинные концы вокруг шеи.
Потом она взгромоздила сундук старосты на ложе, залезла на него, балансируя. Кровать при этом скрипела, и Малфутка подумала, что сосновичи непременно решат по этому скрипу, что Громодар мнет на ложе строптивую девку. Что ж, пусть так и думают, никто не посмеет войти и помешать ее побегу.
Девушка быстро взобралась наверх, отодвинула ставень, потом вытолкала шубу, сбросила и мешочек с деньгами, а уж потом, извиваясь и налегая, протиснулась сама. Крыша на общинной избе была дерновая, но сейчас покрыта снегом, который поехал под Малфуткой, так что она упала в сугроб под избой Хорошо, что столько намело, иначе зашиблась бы сильно. Сей час же, на ходу натягивая шубу и подбирая дирхемы, девушка скользнула вдоль темной стены, выглянула за сруб.
Небо было ясным, колючим от морозных звезд. На фоне светлого снега избы сосновичей казались черными, а землянки больше походили на удлиненные сугробы под занесенными шапками крыш. Строения стояли свободно, кому где понравилось строиться на широкой поляне, но все были повернуты фасадами к возвышавшейся в середине открытой площадки высокой раскидистой сосне.
Малфутка огляделась. Вокруг было пустынно, только спущенные на ночь псы возились между домами. Один из них подбежал к девушке, но, распознав свою, сразу завилял свернутым калачиком хвостом. Собаки беглянке были не страшны, а вот встреча с назначенными на эту ночь сторожами-обходниками была нежелательной. Девушка долго вглядывалась, стараясь определить, где они сейчас, но никого так и не разглядела. Потому и быстро двинулась через открытое пространство к темневшему за селищем лесу.
И едва не наскочила на обходников. Она еще не увидела их, но различила скрип снега под ногами и негромкий говорок. Замерла, не зная куда бежать. Сторожа вот-вот покажутся из-за соседней полуземлянки, а она как раз на открытом пространстве около сосны. И девушка кинулась к покровительнице рода, спряталась за ее пахнущим смолой мощным стволом.
— Мать-Сосна, схорони, спрячь, отведи глаза людские.
То ли та смилостивилась, то ли девушку и впрямь было не разглядеть за древесным стволом, да только обходники прошли совсем рядом, не заметив ее. Они переговаривались о чем-то негромко, похлопывая себя по плечам руками в варежках, поправляли на плечах рогатины. Их окутывал морозный пар от дыхания, скрипел снег под ногами.
Когда они ушли, Малфутка перевела дыхание и со всех ног побежала в противоположную сторону.
Остановилась уже в лесу. И впервые пришла мысль: куда идти? темный лес казался защитой от людей, но сам по себе он был опасен для человека. Особенно древлянский, где зверье дикое хоронилось, а то и нечисть лесная шалила. Об этом хорошо страшилки рассказывать, сидя в кругу родовичей у горящего очага, но совсем иное дело ночью в лесу находиться. Да и пора была самая неподходящая для ночных блужданий: и зверь на исходе зимы особенно голоден, и нежить лесная, которая перед приходом весны, когда силы ее начнут таять с теплом, как никогда лютует. А ведь Малфутка кинулась в лес без лука и рогатины, без обычного подношения лесному хозяину Лешему. Все, что могла сейчас девушка, так это положить на снег один из взятых у Громодара дирхемов. Но нечисть серебра не выносит, и подношение вышло не самое желательное. Оставалось надеяться, что Леший все же углядит в том добрую волю и не обидит ее.
Селище Сосны, как и большинство местных селений, окружали буреломы и густая поросль. И Малфутка долго кружила среди них, запутывая следы, делая заячьи петли в надежде сбить со следа тех, кто поутру станет ее искать. Еще девушка подумала, что ей не следует идти ни в одну из расположенных в округе зимних заимок-землянок, где ее будут искать прежде всего. Тогда куда? Можно попробовать по известной дороге двинуться в сторону Искоростеня. Однако у беглянки не было надежды, что князь Мал, даже из расположения к Свенельду, захочет ее прятать, если в город явятся движимые местью сосновичи и объявят, что она сгубила их старосту, который к тому же был в ладах с волхвами. Оставалось два выбора: во-первых, попытаться добраться до Киева и там отыскать Свенельда, а во-вторых, углубиться в чащу и, пройдя через опасное Нечистое Болото, схорониться у Яги. Но и тут был подвох. Не ведала девушка, как ее примет в Киеве Свенельд, которому сейчас не до нее, и она не знала, долго ли ее захочет прятать Яга, у которой своя жизнь, свои дела, поэтому присутствие гостьи может ее не очень обрадовать.
От мыслей Малфутку отвлекло неожиданное появление за Кустами волка. Если бы она не умела видеть впотьмах, то вряд ли заметила бы его, а так она вдруг различила зверя в зарослях да еще совсем близко. Волк глядел на нее, страшный, одинокий' с торчащими острыми ушами, только глаза желтовато сверкали. Малфутка медленно попятилась. Она не раз охотилась на волков, но никогда не выходила против них без оружия. Почти машинально девушка стала шептать наговор, отгоняющий опасность, хотя и с запинкой, мало веря в его силу. А зря. Ибо не успела она и первый наговор произнести, как зверь вдруг заскулил почти по-собачьи и кинулся прочь.
Впору бы порадоваться, однако Малфутка понимала, что зверь навряд ли тут один, и попросту кинулась в другую сторону, побежала. Теперь было не до раздумий, куда идти, надо было найти хоть какое-то убежище, чтобы схорониться до светлого дня.
Она шла до самой ранней зорьки, утопая в снегу, постоянно твердя наговоры и, когда начал розоветь край неба, дошла до расположенного в стороне небольшого древлянского поселения. Всего пять-шесть землянок теснилось в логу у незамерзающего ручья, а вокруг жилищ высились шесты с рогатыми черепами коз — отгонять нечисть.
В поселении еще спали, когда Малфутка постучалась в первую из землянок. Ее приняли приветливо, признав охотницу из селища Сосны, правда, немного подивились ее виду: обычно девушка приходила одетая пареньком и с охотничьим снаряжением. Однако видя, как она утомлена, не стали изводить расспросами, а дали вяленого мяса с киселем и уложили на земляной приступке спать. Утомленная, она скоро забылась тяжелым сном, а проснулась внезапно, словно кто-то толкнул ее. И хотя в землянке никого не было, в очаге еще горели угли, давая тепло, Малфутка сразу поняла — рядом опасность.
Она быстро поднялась, накинула шубу и кинулась к двери.
Ей повезло, рядом никого не было. Однако скоро она различила долетавшие со стороны голоса, уловила, что говорят о ней, и побежала прочь, прячась за скатами крыш землянок.
Голоса теперь звучали совсем рядом:
— С утра по ее следу идем. Головница[52] она, старосту нашего погубила.
Как до спасительных зарослей добралась, не помнила. Одно только понимала: погоня за ней. Сосновичи не последние следопыты в лесу, вот и выследили ее, несмотря на все ее старания. И теперь спасение для Малфутки лишь в том, как скоро она успеет убежать в чащу и сбить преследователей со следа.