А Дёмочкин молчит и держит крепко.

Панков требует:

— Я буду капитаном!

А Дёмочкин молчит. Только кудряшки на нём прыгают, когда Панков дёргает сильно.

Пискля уже пищит:

— Зоя Петровна! Они дерутся!

А Зои Петровны нет.

Матвей топчется на улице, вцепившись руками в зелёные планки забора. Желание быть капитаном овладевает им со страшной силой. Ему тоже хочется дёрнуть руль к себе.

И вдруг случилось чудо: одна планка под его рукой тихо отодвинулась. Сама! Просто верхний гвоздь на ней забит крепко, а нижний отстал. Она отодвинулась, и Матвей просунулся в щель весь целиком.

В три прыжка оказался он рядом с Панковым и Дёмочкиным. Уцепился за руль и проговорил подряд без остановки командирским голосом все морские слова, которые знал наизусть, потому что прадед читал ему вслух разные книжки с приключениями на морях. Он сказал:

— Боцман лоцман на абордаж сарынь на кичку лево руля!

Панков и Дёмочкин так и застыли с открытыми ртами.

И руль оказался в руках Матвея. Он стал капитаном, а они — лоцманом и боцманом. Панков принёс три ободка с лентами, на которых написано серебряными буквами: «МОРЯК». Совсем настоящие бескозырки, только без донышек. Ясно, что в бескозырках самое главное не донышко, а золотые буквы и ленты.

Пискля явился с деревянной ложкой, которой девочки мешали кукольный суп, и сейчас же был назначен корабельным коком — так называется морской повар. Пока он ходит по суше — он повар, а как влез на корабль — так уж кок.

Потом они ушли в дальнее плаванье, все вчетвером, и попали в жестокий шторм. Волны так раскачивали скамейку, которая была кораблём, что она перевернулась, и деревянная ложка ударила Писклю по уху.

Тогда Пискля опять пошёл жаловаться Зое Петровне. И опять её не нашёл. Только нянечка сидела на крыльце и издали приглядывала за старшей группой. Но нянечка ответила Пискле:

— Ладно уж, заканючил!

И он пришёл обратно.

Потом кто-то с улицы громко застучал по забору. Оказалось, это сторож камнем прибил планку, ту самую…

— Недоглядишь, всё разнесут, тесину на тесине не оставят, — сердито сказал он Дёмочкину, который стоял к нему ближе всех и глядел на него задумчивыми глазами.

— Кто не оставит? — переспросил Дёмочкин.

Но сторож пошёл дальше, а Матвей немножко посидел на корточках за скамейкой, пока он не скрылся из виду.

Потом Панков и Матвей катались по очереди на педальной машине. Панков ездил быстро, кругами. А Матвей ездил задним ходом и наехал на жёлтые пластмассовые кегли, которые расставлял Пискля, и одну раздавил. Пискля поскорей побежал жаловаться, и опять Зои Петровны не нашёл.

Потом Панков, Дёмочкин и Матвей по очереди качались в гамаке и грызли печенье, которым у Матвея были набиты карманы. Матвей раскачался так сильно, что ноги у него оказались вверху, а голова внизу. Так он и ел печенье — вниз головой — и подавился, и стал кашлять очень громко.

И вдруг вместо Зои Петровны пришла тоненькая, беленькая незнакомая воспитательница. У неё были две косички, и никто бы не догадался, что это воспитательница, если бы не её белый халат.

Она поскорей вытащила Матвея из гамака, постучала ему по спине, дала напиться воды. Спросила взволнованно:

— Как же так? Разве можно есть печенье вниз головой?

Пискля тут же открыл рот, чтобы сказать: «Он не наш, он не наш, он отдельный мальчик, и он кеглю раздавил совсем», — но Панков ткнул его в бок, и он закрыл рот.

— Давайте познакомимся, — сказала беленькая воспитательница, — меня зовут Алёна Ивановна. Я буду у вас вместо Зои Петровны, ей пришлось срочно уехать в город. А теперь скажите мне все по очереди — как кого зовут.

Все сказали. И Матвей тоже сказал.

— Сейчас у нас будет занятие «Наш огород», — сказала Алёна Ивановна. — Мы пойдём пропалывать грядки. Я знаю, что вы посеяли морковь, редиску и лук, но после вчерашнего дождя густо поднялись сорняки, надо их осторожненько выполоть. Все умеют различать, где сорняки, а где морковь, редиска и лук?

— Все! — дружно крикнули все.

Но когда подошли к огороду, Алёна Ивановна всё же выдернула с одной грядки кудрявый листик моркови, а с другой — двойной листок редиски и тонкое пёрышко лука.

— Посмотрите на них внимательно и запомните! Старайтесь работать осторожно и грядки не топтать.

Панкову, Дёмочкину, Матвею и Пискле досталась грядка моркови.

— Эту, что ли, запоминали? — спросил Панков, показывая на кудрявый листик.

— Угу, — кивнул Матвей.

Они трудились долго и старательно. Рядом с грядкой росла и росла горка выдернутых побегов.

И вдруг девочки зашумели над их головами:

— Ой, Алёна Ивановна! Они всю морковку повыдергали!

Алёна Ивановна охнула. Она взяла в руки загубленные растения.

— Да как же вы, ребятки? Я ж вам показала, просила хорошенько запомнить…

— А мы запомнили и повыдергали, — сказал Пискля.

— Ага, запомнили и повыдергали, — эхом повторил Дёмочкин и вздохнул.

А Пискля прибавил:

— Потому что вот этот отдельный мальчик сказал «угу».

— Какой отдельный мальчик? Почему отдельный мальчик? — встревожилась Алёна Ивановна.

Но увидала только, как сверкнули пятки Матвея, когда он юркнул за беседку к забору и дальше, за кусты.

— Потому что он не наш, — сказал Пискля.

— Ага, не наш, — подтвердила девочка Лана.

— У него есть длинная собака, — сказал Пискля и улыбнулся от уха до уха.

А Панков и Дёмочкин молчали. Панков думал: «Поколотить бы этого Писклю».

— Куда ж он ушёл? Ещё заблудится, — в тревоге сказала Алёна Ивановна. Лицо её покрылось розовым румянцем.

Тогда Панков её утешил:

— Не заблудится. Он напротив живёт.

— У него есть прабабушка, прадед и петух, который клюётся, — прибавил Пискля.

А Матвей за кустами тыкался в забор. Ни одна планка не поддавалась, как назло, все теперь крепко стояли на своих местах. И он метался, как чиж в ловушке.

На площадке между тем стало тихо и пусто. Все ушли мыть руки. Сейчас у ребят начиналось тихое время, когда кто хочет — может рисовать, а кто хочет — рассматривать картинки или играть с автомашинами или с куклами. Все ушли в группу, и Матвею представилось, как Алёна Ивановна будет сидеть на низеньком детском стуле, пригорюнившись, как Алёнушка из сказки, когда потеряла братца Иванушку. И будет думать грустные мысли про морковку, которую ребята выпололи, потому что он — Матвей — сказал «угу».

Матвей тихонько вылез из кустов. Пригнувшись, он пересек опустевшую площадку. На огороде он сразу узнал свою грядку: на всех остальных щетинкой стоял лук, круглились двойные листочки редиски и кудрявилась тонкими зелёными рядками морковь. А тут была только лысая земля и некоторые оставшиеся сорняки.

Сев на корточки, он их все до одного выдрал. Он осторожно брал из горки выполотых растений смятые ростки моркови (теперь-то он их узнавал без ошибки) и засовывал обратно в землю.

Они не хотели стоять и ложились поникшими рядами, но он твёрдо решил, что они должны опять расти тут на грядке, и уже косился по сторонам, соображая, где бы достать воды, чтобы их полить.

И тогда он увидал рядом с собой ноги в белых босоножках.

Кто-то ласково положил ему руку на затылок.

— Они уже не примутся, Матвей. — Голос был грустный и нежный. — Но мы посеем новые семена, и они взойдут.

Матвей вскочил на ноги, дёрнулся в сторону, но Алёна Ивановна придержала его за плечо:

— Подожди.

И тут подошёл сторож.

— Этот как сюда попал? А ну, давай отсюда!

Алёна Ивановна взяла Матвея за руку и улыбнулась сторожу.

— Этот мальчик — мой гость, — спокойно сказала она. — Пойдём, я провожу тебя через калитку.