— Стой! Всё равно догоню!

Но ночной вор бежал быстрей старого прадеда. Отрываясь от преследования, он петлял по лесу, нырял под ветки елей. И не стало больше видно Матвею луча, прыгающего меж стволов.

Нестерпимо страшно за прадеда сделалось Матвею, он укусил себя за губу, чтоб не закричать, не позвать, и рванулся сквозь кусты в лес, резко потянув за собой Гамбринуса. Но Гамбринус, нервно повизгивая, дёрнулся в другую сторону. Выбрав сосну подальше от Матвея, натянул изо всей силы цепь, задрал заднюю ногу и занялся необходимым ему делом.

В этот миг тёмная фигура выломилась из кустов на опушку.

Человек не увидел натянутой поперёк кустов цепи и с разбегу споткнулся о неё. Один конец цепи вырвался из руки Матвея и захлестнул ногу человеку. А другой, пристёгнутый за ошейник Гамбринуса, рывком притянул к ноге бегущего собачью морду. И вместе с визжащим псом браконьер, ломая ветки, грохнулся в траву.

Рычанье, ругань, визг, возня… Бедный Гамбринус, который даже кусаться не умел, тщетно пытался высвободиться из запутавшейся цепи.

— Пра-а-дед! — отчаянно закричал Матвей. — Гамбринус поймал его-о!

Ветки затрещали, зашелестели, на опушку выбежал прадед. Луч его фонаря вспыхнул и уткнулся в человека, лежавшего вниз лицом.

— Убери собаку, — глухо сказал человек.

— Не спешите, — ответил прадед, задыхаясь от бега. — Беги, Матвей, к телефону, вызывай милицию. Я его посторожу.

Но уже с треском мчался по улице Зелёной мотоцикл с яркой фарой. Он развернулся, описав светлый круг, и стал. С него соскочил милиционер. А навстречу ему от детского сада бежала лёгкая, светлая женская фигура.

— Товарищ милиционер! Это я вызывала…

Алёна Ивановна! Это она пожалела белок. Услышала выстрел и побежала к телефону.

— Вставайте! — приказал милиционер браконьеру.

— Собаку уберите. Она меня зубами держит, — мрачно ответил лежавший.

А Матвей подумал: «Где-то я слышал этот голос».

— «Держит», — засмеялся милиционер. — Тут не поймёшь, кто из вас кого держит. Просто вы в её цепи запутались. Чья собака? Заберите.

Матвей с трудом развязал цепь. Гамбринус отскочил, сам до смерти перепуганный, залез в кусты и оттуда грозно зарычал на поднимавшегося с земли человека.

— Документы! — потребовал милиционер и осветил его лицо.

Матвей узнал ночного вора. Вот ты кто! У тебя есть корова и телочек, у тебя есть толстая свинья и розовые поросята. Всё тебе мало! Тебе отдай ещё всех белок. Тебе отдай, а ты их убьёшь!

Алёна Ивановна ахнула:

— Как вы могли, Фёдор Фаддеич, как могли? Мы учим детей любить живую природу, а вы…

Сторож недобро усмехнулся:

— Распелась! Шапки из белок больно хороши…

Милиционер сказал с презрением:

— Охотник вы, видать, никудышный. Зря зверя изводите. Летний мех на выделку не годен, он непрочный, вылезет. Ни один настоящий охотник летом белку не промышляет. А уж если вы ружьём обзавелись, надо бы вам знать: охота в летние месяцы не разрешается. Во всех лесах. А вблизи населённых пунктов, посёлков запрещена во всякое время года. Будете отвечать по закону, как браконьер, нарушитель.

Прадед поднял оброненное ружьё, осветил фонарём.

— Ведь вот как додумался! — сказал он. — Такую бы смекалку да на полезные дела…

К старой охотничьей двустволке был привёрнут проволокой длинный, в виде трубки, фонарь. Оборванный проводок болтался под ним.

— Хитрая конструкция, самая что ни на есть браконьерская, — сказал милиционер. — А провод куда вёл? В кармане батарейка? — И протянул руку: — Давайте её сюда.

Сторож неохотно вытащил из кармана батарейку.

— Да не браконьер я… — сказал он. — И ружьё не моё, братеника, на чердаке валялось. А фонарь я к нему пристроил — от мальчишек, чтоб ночами в мой сад не лазали.

— Ещё того чище, — сказал прадед. — По людям, значит?

В темноте Матвей шагнул к прадеду и взял его за руку. Первый раз в жизни он видел рядом, на самом деле, а не в сказке, такого злодея.

— Следуйте за мной, — сказал милиционер сторожу.

И вдруг у сторожа голос переменился, стал каким-то тонким, и заговорил он так поспешно, что слова наскакивали одно на другое:

— За что же меня забирать, товарищ начальник? Я ж для острастки… для порядку, припугнуть ребят. Посвечу в лицо, а стрельну в воздух. Чтоб не повадно… За что ж меня, а? За белок, что ли? Так кабы я знал, что у них шкура слабая… Да я ж на пробу…

— Хороша проба, — сказал милиционер. — Не тяните, папаша, поехали…

А сторож говорил всё торопливее:

— Какая тут вина? Бес попутал. Нынешнее лето белок уйма. Пушистые. Запросто бегают даже через улицу. А лес тут редкий, хвоя — не листва. Дай, думаю, посвечу ночью, никому не помешаю, может, и высвечу какую-нибудь на воротник или на малахай… Так она ж, тварь, вёрткая, прячется, её не уловишь. За все разы одну подбил, и ту не нашёл… За что ж меня, товарищ-друг?

«Капа нашла», — подумал Матвей, и радостно ему стало от того, что белка живёт у них в спинке дивана, целёхонька.

— В отделении милиции разберутся, за что. Пройдёмте.

И сторож, мрачный, пошёл к коляске мотоцикла впереди милиционера, который нёс его ружьё.

Милиционер включил мотор. И Гамбринус, забыв, что он пограничная собака, поймавшая нарушителя, бросился, как простой деревенский пёс, вдогонку, оглашая спящий посёлок отчаянным лаем, и все собаки на улице Зелёной и в окрестностях откликнулись дружным хором.

Глава 9. Знаменитый пёс Гамбринус и укрощённый Вельзевул

Наутро Матвей чуть не проспал зарядку. Хорошо, что сквозь сон к нему прорвались с улицы Зелёной призывные звуки дудки:

На бегу засовывая ноги в кеды, неумытый, встрёпанный, с торчащим на макушке хохолком, Матвей выскочил из дома за калитку. Гамбринус выскочил вместе с ним и, придя в отличное настроение, не остался рядом с Матвеем за бузиновым кустом у скамейки, а отправился прямо на середину улицы.

И случилось удивительное: все три группы, которые делали зарядку, увидев Гамбринуса, закричали «Ур-ра!», замахали руками, и даже все три воспитательницы улыбнулись смешному длинному бородатому псу на коротких лапах.

Но Гамбринус смутился. Он не понял — хвалят его или ругают. Он не знал, что за эту ночь стал знаменитой собакой. И он ещё никогда не слыхал таких дружных приветственных криков. На всякий случай он повернулся ко всем хвостом и залез под скамейку и сидел там смирно.

А зарядка продолжалась. И как раз начался в старшей группе бег по кругу. Алёна Ивановна командовала: «Шире круг, шире!» — и все, кто бежал мимо бузинового куста и скамейки, что-нибудь говорили про Гамбринуса, но совсем другое, чем раньше.

— Храбрая! — говорили девочки. — Молодчина! Геройский пёс!

— Настоящая пограничная собака!.. Поймала нарушителя… медаль ей надо! — говорили мальчики.

Из этих обрывистых речей Матвей понял, что все в детском саду знают о геройстве Гамбринуса.

Да разве только в детском саду? Нет! Все жители улицы Зелёной и прилегающих к ней переулков знали о событиях минувшей ночи. Не знала только прабабушка. Потому что ни у прадеда, ни у Матвея языки не поворачивались растревожить её сообщением о своих ночных похождениях.

А прабабушка меж тем удивлялась, почему над головой крепко спавшего Матвея ранним утром оказалось непритворенным окно. А ещё она удивилась, куда с заднего крыльца исчезла цепка, которой она выбивает половики.

Но совсем была потрясена прабабушка, когда в калитку постучалась повариха из детского сада с полной миской всяких вкусных кусочков и сказала: