Но он не остановился.

— Ваши платья болтаются на вас. Может, вы больны?

— Нет, ну что вы, я чувствую себя прекрасно. — Да, так, как чувствует себя старая собака перед смертью.

Он подошел к ней поближе, и его запах ударил ей в нос, все еще смолистый запах пота, с легкой ноткой критского ладанника. Это не было ей неприятно.

— У вас температура? — Он положил руку ей под подбородок и так убедительно на нее посмотрел, что Паула не знала, куда девать глаза.

— Нет, у меня ничего не болит, горячая ванна все поставила бы на свои места.

Вильнев посмотрел на джунгли перед ними и покачал головой.

— Я боюсь, что вам еще долго придется этого ждать. Аромат ванили так важен для вас, что стоит всего?

— Это больше, чем просто аромат. Речь идет о наследстве моей бабушки.

— Но ведь это же и есть ванильная плантация, не так ли?

— Насколько я знаю, да. Вы имеете что-то против ванили?

— Как по мне, так она слишком сладкая.

— И что можно возразить против сладости? — Как можно всерьез иметь что-то против ванили, ведь никто ничего не имеет против солнца или против счастья!

— Сладость искусственная. Лживая.

— Что за бред!

— Только шарлатаны верят в сладкое чудо и прочие глупости. Но жизнь ведь не сахар, у нее нет ничего сладкого для нас.

— А почему же тогда материнское молоко сладкое? — Она с нетерпением ждала, захочет ли он опровергнуть и это. — Первое блюдо, которое попадает на наши вкусовые рецепторы, — это сладкое молоко!

— Это касается грудных детей, но так как мы уже давно выросли из этого возраста, то и всю сладость нам следует оставить в прошлом, потому что это просто обман. Ведь сладость отрицает боль, а все, что взрослый человек пережил, и есть боль, и ничего больше.

— А как же любовь? — спросила Паула и сама себя отругала за этот вопрос. Задала его та, которая еще никого не любила, кроме брата и отца.

Вильнев почесал свою трехдневную щетину.

— И снова же, любовь, которую называют сладкой, вызывает у меня отвращение, это какой-то монстр, это просто абсурд. — Его тон был полон иронии. — Именно тот вздор, о котором молодые девушки читают в «Летнем домике»[5], принимают за чистую монету и навлекают на себя несчастье на всю оставшуюся жизнь.

Паула медленно пыталась осознать, что он имеет в виду.

— Сладость — это только одна грань целого, которая так же свойственна жизни, как и горечь, и кислый вкус, и соленый.

— Нет, сладость — это ложь.

— Однако же она есть! Конечно же, сладость не существует сама по себе, как и парфюм нельзя создать с помощью одного только сладкого аромата, необходимы и другие нюансы.

Вильнев резко поставил ружье на землю. В тот момент, когда он собирался что-то сказать, они увидели подбегающего к ним Мортена, который размахивал жирным кроликом, держа его за уши.

— А вы что-то подстрелили? — закричал он издалека. Ружье висело у него с правой стороны, что в сочетании с бородой придавало ему опасный вид. Подойдя к ним, он с беспокойством посмотрел сначала на Паулу, затем на Вильнева. — У вас все в порядке?

— Да. — Вильнев снова положил ружье на плечо. — Нам нужно возвращаться к костру.

У костра раздавался запах имбиря, паприки и курицы, которая варилась в воде. Нориа была рада добыче Мортена, она взяла зайца и с тревогой спросила, где Ласло. Паула знала, что с тех пор, как они вышли из Амбохиманги, они каждую ночь спали вместе, этого нельзя было не заметить. И, к своему ужасу, она должна была признать, что завидует Нориа, хотя сама и не проявляла никакого интереса к Ласло. Невыносимо расслабленная улыбка у них обоих по утрам, счастье, которым светилась их кожа, пробуждали в ней страстное желание, такое таинственное для нее, которое она вынуждена была сразу же подавлять в себе, чтобы не погрузиться в печаль. И в моменты особого раздражения она спрашивала себя, что, черт возьми, привлекательного Ласло нашел в Нориа.

Тревога Нориа за Ласло была оправданной, поскольку казалось действительно странным, что его до сих пор нет. Как только еда была готова, он обычно появлялся, но так как все были голодны, решили его не дожидаться, и, хотя они никогда много не беседовали, Ласло все же не хватало. Пауле показалось странным обедать без носильщиков, и она с ужасом подумала о том, насколько беспомощными они были без них.

Суп, который так вкусно пах, был еще не готов, потому что жесткая курица еще не сварилась до съедобного состояния. Кроме того, она предназначалась для ужина, на обед был рис, который Нориа после варки еще и обжарила с последней луковицей.

— Сегодня намного меньше комаров, чем обычно, — сказал Мортен, произнеся молитву.

— Я не могу понять, где Ласло.

— Он, наверное, подстрелил медведя. — Мортен демонстративно засмеялся, но Паула понимала: он надеялся, что кто-то скажет, мол, на острове нет ни медведей, ни львов, ни слонов, а он потом ответит, что пошутил. Но никто не сделал ему такое одолжение. Эта неуклюжесть, косолапость, схожесть с медведем, которая ей в нем так нравилась в начале путешествия, раздражала ее все больше и казалась показной.

Вильнев поглощал рис, будто он несколько дней ничего не ел, и Паула старалась брать с него пример. Он прав, ей нельзя больше терять вес, ей нужны силы, чтобы двигаться дальше. Паула непроизвольно улыбнулась, подумав об их недавнем разговоре. А что-нибудь сладкое не помешало бы, что-то вроде пудинга из яиц, муки, молока, сахара и ванили.

После того как они пообедали, а Ласло так и не пришел, беспокойство Нориа передалось и всем остальным: Пауле, Мортену и Вильневу.

— С ним, должно быть, что-то случилось! — Паула сказала вслух то, о чем все думали.

— Хоть Ласло и жалкий бабник, но он все же может за себя постоять, ничего с ним не случится. И там, где мы находимся, нет ни опасных зверей, ни каннибалов. — Вильнев попытался их успокоить, но Пауле показалось, что он убеждал в этом самого себя.

— На юге есть каннибалы, я читал об этом у Эллис, — сказал Мортен, и это, несмотря на переживания за Ласло, вызвало у Нориа только веселый смех.

— Вам не следует верить всему, что пишут о нашем острове европейцы.

— Если он не стал жертвой людоедов, значит, он, так же, как и я недавно, провалился в болото. Кроме того, здесь есть змеи, ядовитые пауки и крошечные ядовитые жабы.

— Мы должны отправиться на его поиски. — Мортен поднялся. — Все!

— Паула, вы останетесь здесь! — скомандовал Вильнев, но сам его тон заставил Паулу подскочить и возмущенно ответить на его замечание.

— Каждый может помочь! — поддержал ее Мортен.

— Но у нас еще варится суп, и кто-то должен остаться у костра, нельзя тут все бросить. — Нориа подпевала Вильневу, и, к сожалению, она была права. Разжигать мокрые дрова — дело хлопотное.

— Нориа, тогда вы оставайтесь у костра! — вырвалось у Паулы.

— Она больше нам поможет в поисках и сможет привести нас обратно. Кроме того, — Вильнев подмигнул Пауле, — Нориа так переживает, будто она его жена, нам следует с уважением относиться к этому!

Скрипя зубами, Паула сдалась и осталась у костра.

Остальные разошлись в трех направлениях, каждый взял ружье, и они договорились, что, если им нужна будет помощь, они дважды выстрелят в воздух.

Паула впервые оказалась одна у костра. «Осталось десять дней», — сказала Нориа, только десять дней, и они у цели.

«Ах, да у какой цели, Паула? — отозвался ее зловещий внутренний голос. — Ты в лучшем случае будешь сидеть одна на клочке земли, который тебе не принадлежит, а все остальное покажет время».

Она взяла в руки колбу, висевшую у нее на шее, открутила маленькую крышечку и понюхала, чтобы приободриться. Она справится. Она пообещала себе.

Кастрюля с супом покачнулась, потому что поленья под ней медленно превращались в пепел. Паула встала, положила еще одно полено и поправила кастрюлю. Затем она обернулась, потому что услышала шум за спиной. Но там никого не было. Паула сделала несколько шагов в том направлении, откуда доносился шум, но ничего не обнаружила, даже животных. Она не хотела больше присаживаться, у нее зудели ноги, хотя ее тело и устало после утомительного пути, который они уже проделали.