— Я хочу чувствовать тебя также, как ты чувствуешь меня. Быть с тобой без каких-либо ограничений, даже если это всего на один раз, — прошептал я. Мои пальцы дергались, желая коснуться ее.

Я не мог заставить себя закончить. Вместо этого я наклонился к ней, я был достаточно близко, чтобы чувствовать, как ее дыхание доходит до моих губ. Связь вспыхнула между нами, притягивая меня ближе.

— Но ты — не ты, — прошептала она.

— Посмотри мне в глаза, Эмма. — Я поместил ладони по обе стороны от ее лица, и был шокировал ощущение ее кожи, жаром… я закрыл глаза, и дыхание с дрожью вышло из меня. Я распахнул глаза, нуждаясь в ее понимании, прежде чем они явятся за мной. — Это — я. Финн.

Она кивнула. Ее голубые глаза смотрели в мои.

— Ты — Финн.

— Пожалуйста, скажи, что все нормально, — сказал я, срочность топила меня.

Она кивнула, и я не мог больше сдерживаться. У меня не было времени. Я поцеловал ее, и пространство тонкое между нашими губами было вытеснено из существования. Ее рот немедленно открылся, впуская меня, и я провел руками по ее бедрам к краю хлопчатобумажных шорт. На вкус она была как шоколад, мята и сама жизнь. Ее гладкая кожа чувствовалась подобно шелку. Я нуждался в большем. Во всей ней. Я едва мог дышать через желание, которое росло во мне. Я не хотел напрасно тратить время дыханием.

Мое сердце колотилось так громко, что я всерьез думал, что она могла услышать его. Это было странное ощущение после отсутствия сердцебиения в течение семидесяти лет. Я наклонился к ней, и мое бедро ударилось об ее травмированную ногу. Эмма ахнула против моих губ.

— Проклятие. Прости. — Мягко, я сдвинул ее дальше на кровати. Я хотел этого, но я знал, сколько боли ей пришлось вынести. Мои ладони прижались к матрасу по обе стороны от ее головы, когда я склонился над ней и коснулся ее нижней губы. Я хотел целовать ее снова, но не знал, как сделать это, не теряя контроль.

— Не останавливайся, — прошептала она, и ее слова разрушили тонкую стену самообладания, которую я построил.

— Я не хочу причинять тебе боль. — Не больше, чем уже сделал. Я поцеловал ее горло, пробуя пятно позади ее челюсти. Эмма издала разочарованный звук, потянула мое лицо, и наши губы соединились с такой силой, что я застонал.

Эмма захныкала, и я проглотил звук, когда ее пальцы зарылись в мои волосы, таща длинные пряди. Незнакомые покалывания танцевали по черепу. Я чувствовал головокружение. Я чувствовал себя пьяным. Полностью опьяненным от всей Эммы — от ее запаха, от ощущения ее кожи, от ее вкуса. Это бездумно вело меня к краю.

Она дернулась обратно на кровать, хватая меня за футболку, чтобы я последовал за ней. Я так и сделал. Я последовал бы за ней в пламенные глубины Ада, если бы она попросила меня об этом в тот момент. Двадцать семь лет желания ее пролились в меня, отказываясь удовлетворяться. Отчаянный голод скрутил мой живот в тревожные узлы.

Ее пальцы потянули подол моей футболки, и я отдалился, чтобы помочь ей снять футболку через голову, прежде чем погрузиться обратно. Большее хныканье и стон сорвались с ее губ, пока я не мог назвать разницу между удовольствием и болью. Но она не позволила мне останавливаться. Я не хотел останавливаться. Недовольный стон раздался где-то глубоко в моей груди. Она чувствовалась настолько теплой подо мной, настолько живой. Боже, я хотел ее больше, чем я когда-либо хотел что-нибудь в своей жизни.

— Ты такая вкусная, — прошептал я против ее двигающихся губ. — На вкус ты как мята. Я почти забыл, какой нее вкус. — Что более важно, на вкус она была как дом. Мои руки медленно сдвинули вверх ее майку и прикоснулись к обнаженному животу, об этом я мечтал в течение нескольких месяцев. Прошлым летом, когда она лежала, пытаясь заставить загореть ее бледную кожу, все, что я хотел сделать, это прикоснуться к ее животу. И теперь я это мог, и черт побери это того стоило. Я бы сходил в ад тысячу раз, чтобы мои руки были там, где они были сейчас.

— Что, черт возьми, ты делаешь?

Каждый мускул в моем теле напрягся от звука голоса Истона. Я откатился от Эммы. Он стоял в конце кровати, его глаза были темны, сердиты. Лезвие в его руке блеснуло.

— Финн… в чем дело? — Эмма прикоснулась к моей руке.

Я переплел свои пальцы с ее и сжал. Не сейчас. Боже… я пока не готов.

— Я люблю те…

Я не успел закончить. До того как коса Истона проникла в грудь Кэша и вытащила меня одним быстрым рывком. Боль прошла через меня, когда я отделился от крови, кожи и костей, и задыхающийся звук вылетел из моего горла. Он схватил меня за руку, опаляя мою кожу. Знакомая черная пещера криков открылась у наших ног. Я не мог смотреть на него. Мой взгляд был прикован к окну в Ад.

— Надеюсь, что это того стоило, — сказал Истон.

Я глянул через плечо на Эмму, трясущую Кэша за плечи, пытающуюся разбудить его бессознательное тело. Я никогда не обниму ее снова. Никогда не попробую ее, не поговорю с ней и не услышу ее смех. Там не будет ни какого «выхода из тюрьмы на свободу» для меня. Не в этот раз. Все кончено.

Я не знал, что мог сказать, чтобы что-либо изменить, поэтому я просто сказал:

— Стоило.

Глава 32

Финн

Для каждого существует своя версия Ада. По крайней мере, так говорил мне Истон. Кто-то горит в огне. Большинство тонет в ночных кошмарах или же захлебываются искривленными страхами и искореженными воспоминаниями. Только одна вещь здесь у всех одинаковая — неважно какой яд травит тебя, несомненно, это будет длиться вечно.

Истон тащил меня вниз по пеплу через сверкающие ворота, потом через меньшие железные ворота, куда мы принесли те две души. Он постучал косой по решеткам, и я знал, что должен был бояться, но вместо этого, я думал об Эмме. Я хотел помнить ее тепло. Я хотел помнить ее дыхание в моем рту и руки в ее волосах. Я хотел помнить ее как сон, которым она была, прежде чем они превратят ее в кошмар.

Ворота открылись.

— Идем.

Здесь было темно, и жар душил меня. На расстоянии крики слились в один длинный, непрерывный стон, который чувствовался заразным. Как будто звук пытался добраться до низа моего живота, пытаясь вытянуть мой крик, чтобы я присоединился к ним. Я вздрогнул, когда гудящий звук цепной пилы повторил дальше по коридору. Что-то влажное плескалось под моей обувью, но это чувствовалось слишком толстым, чтобы быть водой. Запах был слишком металлическим, чтобы быть чем-то кроме крови.

Кто-то откашлялся, и Истон остановился. Мягкий жар осветил темную пещеру, брызги света на каменных стенах были похожи на расплавленное золото. Порыв холода превратил пот, капающий с моего носа, в сосульку.

Бальтазар.

Он сложил руки за спиной и вздохнул. Позади него желтые горящие глаза моргнули из углов.

— Ты просто не мог послушаться, не так ли? — сказал он, ступая ко мне. Он просмотрел за мое плечо на Истона и дернул подбородком. — Ты можешь идти. Я уверен, что у тебя есть много других дел.

Истон сжал мою руку один раз, прежде чем отпустить.

— Что ты собираешься с ним делать?

— Это не твоя забота. — Глаза Бальтазара осветились, когда он прищурил их на Истона. — Но если ты намерен остаться, может быть, мы могли бы организовать что-то для тебя.

Истон колебался в дверном проеме, в его фиолетовых глазах горело сожаление. Затем он ступил в темноту. Я остановился, слушая плеск его шагов, пока он не ушел. Подняв подбородок и утрамбовав страх во мне, я посмотрел на Бальтазара. На его лице читался его собственный вид сожаления, но этого было не достаточно, чтобы изменить что-либо. Вероятно, он был больше расстроен, что испачкал свою ярко-белую одежду, которая была пропитана кровью от лодыжек донизу.

— Вселиться в человека? — прошипел Бальтазар. — Ты пытаешься выставить меня идиотом? Ты честно думал, что это могло остаться безнаказанным?

Я покачал головой и подумал о том, чтобы выдать Скаута, который ясно не был на радаре Бальтазара, но я не сделал этого. Я знал о последствия своих действий. Они были моими и только моими.