Радостные, сели они у костра. Кучак разрезал ножом кожаный курджум и высыпал его содержимое возле костра. На землю посыпались золотые и серебряные браслеты, кольца, цепи, чаши. Золотые монеты раскатились по пещере. У ног обезумевшего от счастья Кучака, сверкая, лежало несметное богатство. Расколов топором большой, ещё не растаявший кусок льда, Кучак вынул несколько смерзшихся, твердых, как камень, пшеничных лепешек.

Но вид золота даже у Кучака отбил аппетит. Пораженный невиданным богатством, он, как затравленный волк, озирался во все стороны, ожидая нападения, и вдруг, схватив вещи, бросился в угол — зарывать.

Джура еле вырвал у него одну серебряную чашу. Он накрошил в неё мяса, разогрел его и дал Тэке.

Кучак бросился к сплющенной серебряной шкатулке, надеясь найти в ней новые сокровища. Он быстро сорвал с неё крышку. В шкатулке, выложенной красным бархатом, лежали пергаменты, свернутые в трубку и перевязанные красной шелковой нитью, три гусиных пера и бутылочка.

— Аксакалу отнесем, — сказал Джура.

Кучак зарыл шкатулку вместе с остальными сокровищами. Потом ели мясо и оттаявшие лепешки.

Кучак ел без аппетита. Он жевал и глотал мясо, а сам все думал о золоте: «Какое богатство! Как бы кто его не отнял. Надо ещё поискать, не осталось ли чего нибудь в трещине».

Джуру разбудил Тэке. Гоняясь за крысами, щенок наскочил на него.

Заметив в углу развороченную яму, Джура удивленно спросил Кучака:

— А где золото?

Кучак оглянулся и тихо сказал:

— Я его спрятал ещё лучше. В другое место.

Но Джура золотом не интересовался. Он был совершенно равнодушен к золоту и искренне удивлялся странной власти этого желтого металла над душой Кучака.

Джура поручил Кучаку кормить Тэке, а сам ушел на охоту. Он шел, внимательно оглядывая склоны…

А в это время Кучак, греясь на солнце у пещеры, опять дразнил Тэке. Подав ему кусок мяса, он придерживал его голову так, что щенок только касался пищи носом и не мог есть. Щенок сердился и, разозлившись, рычал и лаял.

В горах грянул выстрел: это стрелял Джура. Резкий звук сорвал где то лавину. Грохот от её падения несколько секунд сотрясал горы.

Из-за камней выскочил архар и, увидев Кучака, замер. Кучак задрожал от жадности. Архар и так близко! Кучак громко закричал: — Джура! Джура!

Архар ускакал. Опять прогремел выстрел. Кучак взобрался на высокий камень и огляделся. Совсем недалеко он увидел Джуру: тот уже снимал шкуру с убитого козла. А ещё через полчаса Кучак, напевая, поджаривал печенку с нутряным жиром.

Началась сытая и хорошая жизнь.

Пора было уже заготовлять мясо.

II

Прошло полтора месяца. Тэке быстро рос и все более привязывался к Джуре. Уходя на охоту, Джура каждый раз приказывал Кучаку удерживать Тэке.

— Разве ты не видишь, что он хочет бежать за мной? А что толку от молодого щенка на охоте? Одна помеха, — говорил Джура. Однажды, когда Джура был уже далеко. Кучак отвязал Тэке. Возбужденный щенок носился по пещере и грыз все, что попадалось ему под ноги. Он гонялся за крысами, изгрыз ичиги Кучака, порвал халат и шкуры. Кучак поймал его и крепко привязал ремнем к камню возле котла, а сам уселся варить мясо.

Тэке бесшумно перегрыз ремень и побежал по следу Джуры. Кучак кинулся за ним в погоню:

— Сюда, Тэке, сюда!

А Тэке, обрадовавшись свободе, мчался от Кучака все дальше через камни и рытвины, оставив в стороне след Джуры. Когда крика Кучака не стало слышно, Тэке побежал тише. Он с любопытством рассматривал незнакомые места. Ящерицы разбегались перед ним. Но скоро это ему наскучило. Он влез на большой обломок скалы.

Ветер с ледников шевелил на нем шерсть и обдавал холодом. Тысячи шорохов и шумов неслись со всех сторон. Поблизости в горах что то загремело, и от снежного обвала задрожали скалы. Тэке прыгнул, больно ударился о землю и с визгом помчался домой. Заметив по дороге сурка, он остановился и хотел его поймать, но сурок спрятался в нору. Тэке тихо побежал дальше. Вдруг он споткнулся. Под его ногой хрустнул белый камешек, и из него что то потекло. Взъерошив шерсть, Тэке заворчал, понюхал камешек, потом лизнул. Жидкость оказалась вкусной, и Тэке слизал её. Он набрел на гнездо горной куропатки. Так впервые он съел яйцо. Нечаянно он раздавил второе яйцо и тоже съел его. Остальные яйца он уже раздавил зубами.

Гнездо пахло резким, легко запоминающимся запахом. Пробежав ещё немного, Тэке уловил опять запах гнезда. Он бросился прямо к нему. Но с гнезда взлетела куропатка и села рядом. Тэке погнался за ней, но куропатка опять взлетела и, как бы дразня его, вертелась перед ним, уводя его все дальше и дальше от своего гнезда. Тэке устал гоняться за птицей и прилег, но его внимание привлекли ящерицы.

Они бегали совсем рядом. Тэке накрыл одну ящерицу лапой, потом приподнял лапу — ящерица убежала. Он поймал другую ящерицу, понюхал её и сжевал.

Третья ящерица была большая, темная, с полоской на спине и непугливая. Тэке тоже прикрыл её лапой и хотел съесть, но она вдруг ущипнула его за нос.

Щенок пронзительно и жалобно завизжал и помчался в рощу. Нос у Тэке распух и сильно болел. Сам не понимая зачем, он съел какую то траву. Собачий инстинкт подсказал ему, что эта трава нужна.

У Тэке припухли глаза, исчезло чутье. Он хотел бежать домой. Понюхал воздух, но домом ниоткуда не пахло. Он пошел напрямик в горы и уходил все дальше от дома.

Ночью Тэке прилег у камня. Где то совсем близко завыли волки. Тэке взъерошился, подобрал хвост, прижал уши и оскалил зубы. Волки завыли ещё ближе. Тэке испугался и побежал от них. Но, выбежав на поляну, он увидел рядом с собой нового врага. Это была его собственная тень. Тэке с лаем бросился на нее, но она метнулась в сторону. Щенок побежал за ней, потом закружился на месте, но не в силах был её поймать. Он лег, и тень улеглась с ним рядом. Тогда Тэке сел и тоскливо завыл на луну, скосив глаза на неуловимого спутника.

Рассвет застал Тэке далеко от пещеры. Усталый и голодный, он дрожал от ночного холода. Взошло солнце. Тэке, отогревшись, побежал искать Джуру и Кучака. Голод гнал его вперед. Ящерицы разбегались перед ним, но теперь он боялся их. Тэке бежал весь день.

Поднявшись на высокий бугор, Тэке увидел труп киика, а вокруг него барсуков. Звери отбежали, но сейчас же, злобно рыча, вернулись обратно.

Заметив сильных противников, Тэке опустил голову, лег и жалобно заскулил. Барсуки защелкали зубами. Тэке отступил назад. Он тоже рычал, оскалив зубы. Барсуки продолжали пожирать киика. Вдруг появился барс, и барсуки разбежались.

Голубоватая, в пятнах шкура барса показалась Тэке знакомой, но какое то непонятное чувство страха заставило его прижаться к земле.

Барс только что съел киичонка и был сыт. Он огляделся кругом и понюхал труп киика. Вдруг Тэке чихнул. Барс вздрогнул и умчался по камням вверх.

Тэке подождал, осмотрелся и, подбежав к остаткам мяса, с ворчанием стал есть. Испугавшись тени, упавшей сверху, он бросился в сторону. На камень у трупа уселся гриф, хищно оглядываясь вокруг. Через несколько минут прилетели ещё три снежных грифа. Тэке, привыкший к новым гостям, подошел к ним, но сильный удар крыла сбил его с ног. Он упал и, покатившись по склону, свалился в лужу с родниковой водой. Выбравшись на камень, Тэке, повизгивая, облизал мокрую шерсть.

Наступил вечер. Взошла луна и осветила скалы и камни, бурные реки и пропасти.

На одном из камней одиноко сидел заблудившийся Тэке и выл.

III

Джура возвращался с охоты.

— Не бей меня, я не виноват! — закричал Кучак, увидя Джуру.

— Где Тэке? Почему он не выбежал мне навстречу? — спросил Джура, сбрасывая на землю убитого киика.

— Ай ай, большое горе! — застонал Кучак. — Я не виноват!

— Где Тэке? — сердито повторил Джура. — Или ты разучился говорить?

— Я все расскажу, все! — сказал Кучак, с испугом наблюдая за правой рукой Джуры, в которой тот держал палку. — Сижу я возле котла, — Кучак показал в сторону котла пальцем, — и варю мясо. Вдруг, — и он показал на небо, — появился джинн в виде огромной птицы и бросился сверху на Тэке. Я выхватил нож и прыгнул к нему, как барс, но дракон открыл пасть и дунул на меня огнем. Я упал на спину, а он унес Тэке.