— Придумано неплохо. Ну, а ты что скажешь, Джура?

У Кучака сразу закружилась голова. Испугавшись, что его заставят идти назад, он лег и закрыл глаза.

— А ты кто, и откуда ты, и почему ты расспрашиваешь нас? С каких это пор у мусульман такой обычай?

— Я не знал, Джура, что ты веришь в аллаха после того, как проклял его в верховьях Сауксая.

Джура пытливо посмотрел на старика, которому было все известно. Охотник не скрыл своего удивления, узнав, что путники перешли границу ночью, вместо того чтобы прийти днем прямо на заставу. Ведь Джуре нечего бояться: он и пограничники бьются за одно дело.

Тут Саид рассердился и, не дав старику говорить дальше, закричал, что пограничники могли бы принять их за басмачей и задержать до выяснения, а ждать они не могли.

— Тебя зовут Саид, по прозвищу Косой? — спросил старик. Саид настороженно буркнул:

— Откуда знаешь меня? Я тебя не знаю.

Охотник неодобрительно поджал губы.

На Кучака, испуганного встречей, старик не обратил внимания и начал расспрашивать Чжао, что он за человек и почему очутился здесь. Выслушав Чжао, охотник сказал:

— Слышал о тебе!

— А ты кто? — спросил Саид.

— Зовите меня Идрис, — сказал старик.

— Не Идрис, а черт! — проворчал Саид.

Охотник вышел из за камня, и все заметили, что он хромой. Джура старался припомнить всех хромых, которых он встречал в своей жизни, но этого он не помнил.

— Вы не удивляйтесь! Всю жизнь я прожил в этих горах и о многом слышал. И вот вчера я услышал от одного охотника, что ночью басмачи собираются перейти к нам по этой тропе контрабандистов. Что делать?

Он замолчал и испытующе взглянул на каждого.

— А нам какое дело! — зло ответил Саид.

— Надо послать за помощью, — пробормотал Чжао.

— Было бы оружие… — сказал Джура.

— Надо скорее уходить! — прошептал Кучак.

— Я послал моего сына предупредить пограничников. Ведь если вы прошли, то и басмачи могут пройти. Гор много, щелей много. Пограничный разъезд проедет, а басмачи проползут между камнями. Пока сын дойдет, они уже успеют пройти и спрятаться меж холмов Алайской долины, а оттуда пойдут грабить кишлаки и резать дехкан. Что делать?

— Не пускать! — ответил Джура. — Задержать!

— Но у них много оружия, — возразил охотник. — Была бы у меня в руках винтовка — ни один бы не прошел! — Джура спохватился и недоверчиво спросил: — Я не знаю тебя, старик. Скажи, на Памире нет басмачей? Могу ли я тебе верить?

— Ты скоро поверишь. Идут Тагай и Кзицкий. Ты поклялся их убить?

— О моей клятве все знают — и друзья и враги.

— Хорошо. Я ведь сказал тебе, что ты проклял арваха и аллаха в верховьях Сауксая?

— Я много говорил об этом в крепости, когда был ранен и лежал без памяти. Потом могли рассказать.

— Хорошо. А если я тебе скажу, что у тебя есть Зейнеб и она жива и находится в кишлаке Мин Архар, а туда может снова пробраться Тагай?

— Кто же ты? — спросил Джура.

— Кто бы я ни был, я враг басмачей. А ты, Джура, чье стремя ты держишь?

— Я друг Советской власти, — сразу ответил Джура, — и я помогу тебе против Тагая и Кзицкого. Давно я жду этого часа!

— Хорошие слова! — сказал старик. — Если бы я не узнал тебя, когда ты шел по тропинке, и не знай я твоей былой ненависти к басмачам, я бы не окликнул тебя. Ты меткий стрелок, и мне нужна твоя помощь, а я помогу тебе поймать Тагая и Безносого. У меня здесь есть беговой верблюд, он может пригодиться.

— Я друг Советской власти! — гордо повторил Джура. Старик удовлетворенно кивнул головой и спросил: — А это что за длиннорукий?

— Это Кучак, мой дядя. Он, как и я, из кишлака Мин Архар, а с Чжао и Саидом мы вместе сидели в яме. Мы все боремся за одно дело.

— Конечно, — подтвердил Чжао.

— Не все ли равно, кого бить? Было бы чем, — добавил Саид.

— Идите же сюда, — позвал их охотник.

Прихрамывая, он сам вышел им навстречу. Вынув из за пояса бутылочку, старик насыпал горсточку табаку под язык, затем передал бутылочку другим.

Охотник позвал: «Тэке!» Пес насторожился, подошел к старику, обнюхал его и радостно оскалился.

Тон голоса и то, что старик знает имя собаки, особенно поразили Джуру. Охотник позвал Тэке не тем голосом, каким только что разговаривал с ними, а другим, странно знакомым. А если Тэке ласков со стариком — значит, знает его. Тэке ошибиться не мог, как же он сам не может вспомнить, кто это такой? И правду ли он сказал о Зейнеб? Неужели его звездочка здесь?…

Саид мигнул и жестом показал Джуре, что надо охотника обезоружить и сбросить в сай.

Старик заметил этот жест и спокойно спросил:

— Что тебе толку в моей смерти, Косой?

— Очень ты мне нужен! Пошутить нельзя! — ответил Саид, заметив осуждающий взгляд Джуры.

— Ты ему доверяешь? — обратился охотник к Джуре, кивнув головой в сторону Саида. — Верный ли он человек?

— Он мой друг, мы с ним вместе в яме мучились.

— Ну и что же?

— Если ты, Идрис, хочешь быть моим другом, верь Саиду. Но кто же ты?

— Не надо, не верь! — обиженно закричал Саид. — Нашел кого спрашивать — Джуру! Он в три раза моложе меня.

— Хорошо, не сердись и не хвастайся. Против меня ты мальчишка, — и старик погладил седую бороду.

Кучак сидел в стороне на камне, с наслаждением посасывая насвой. Он внимательно прислушивался к разговору.

— Если ты советский охотник, — сказал Джура, — то укажи мне хоть одного пограничника, хоть одного джигита из добротряда Козубая, которому я мог бы доверить важную тайну…

— Скажи её мне, — спокойно сказал Идрис.

— Но кто же ты, наконец? — сердито закричал Джура. Старик насмешливо посмотрел на него и сказал:

— Вот мой пропуск, подписанный Козубаем, ты знаешь его руку. Смотри.

Расстелив на земле пояс, старик достал из курджума лепешки и холодное мясо. Когда он отвернулся. Саид быстро засунул руку в его курджум, но старик заметил его движение и оттолкнул Саида.

— Я за лепешкой, — объяснил Саид, сжимаясь под его пристальным взглядом.

— Я вижу, — сказал охотник.

— Ой, не верь ему! — шептал Саид Джуре. — В его курджуме я видел коробку с маузером. Разве бывают маузеры у охотников?

— Он с нами за одно дело, — ответил Джура. — Может, он и не охотник, может, из добротряда, но он с нами вместе против басмачей. Не все ли равно, кто он?

После долгого вынужденного безделья в яме и работы погонщиком в торговом караване истосковавшийся Джура мечтал о борьбе с басмачами. Предстоящей кровавой встречи с Тагаем Джура ждал так жадно и нетерпеливо, как путник в пустыне, умирающий от жажды, мечтает о воде.

Может быть, по обычаю отцов и дедов, принести жертву арваху, чтобы он послал победу над басмачами? Джура даже фыркнул от досады, что такие пустые мысли приходят ему в голову. Разве забыл он джаду — чародейство, оказавшееся просто миражем? Но каким диким он был тогда, поверив в чародейство и подставив себя под пулю Безносого? И тут же он с радостью вспомнил свой меткий выстрел в голову басмача Чиря.

Многое он понял тогда в добротряде и со многими заблуждениями расстался.

Послышались выстрелы. Все посмотрели на юго восток. Внизу, на склоне, Джура увидел бегущую по склону, по направлению к ним, группу басмачей.

— Басмачи бегут сюда, надо действовать! — сказал Джура. — Смотрите! Смотрите!.. Басмачи нарвались на засаду красных аскеров!

— Никогда не тревожься напрасно и будь достоин доверия, — спокойно сказал охотник, вынимая маузер из курджума. — Никуда не уходите. Ждите меня здесь. Я скоро вернусь.

С этими словами старик, вынув маузер из кобуры, поспешил вниз и скрылся в хаосе каменных обломков.

— Скорее, скорее, или мы пропали! — сказал Саид. — Мы в мышеловке. Может, он тоже басмач.

— Я тоже думаю, что он не тот, за кого себя выдает, — сказал Чжао.

— Это наш человек, — ответил Джура. — Будь это басмач, он не оставил бы нам оружие. — Джура погладил ствол карамультука.

— Может быть, он не стрелял, боясь привлечь внимание, — сказал Кучак.