Дочь моя, разумеется, упорно стояла на том, что утверждала раньше.

Однако ее предположение о причине самоубийства Розанны не приводило нас ни к какому заключению насчет алмаза, так же как и уверения в ее невиновности. Тайное путешествие Розанны во Фризинголл и все ее поступки оставались совершенно необъяснимыми. Бесполезно было указывать на это Пенелопе; возражения производили на нее так же мало впечатления, как мало следов оставляет проливной дождь на непромокаемом плаще. Дело в том, что дочь моя унаследовала мое собственное пренебрежение к умственным доводам, — и в этом отношении далеко опередила своего родного отца.

На следующий день (в воскресенье) карета, остававшаяся в доме мистера Эбльуайта, вернулась к нам пустая. Кучер привез мне записку от миледи и письменные приказания к горничным миледи и к Пенелопе.

В своей записке миледи сообщала, что решилась отвезти мисс Рэчель в свой лондонский дом в понедельник. Письменные приказания к обеим горничным состояли в том, какие им платья следовало взять и в какой час встретить своих хозяек в Лондоне. Многие другие слуги должны были также ехать туда.

Миледи, видя, что мисс Рэчель не желает после всего случившегося возвращаться домой, решила ехать в Лондон прямо из Фризинголла. Я же должен был оставаться в деревне впредь до дальнейших распоряжений, присматривать и вне и внутри дома. Слугам, остававшимся со мною, приказано было выдавать вместо пищи денежное содержание.

Все это напоминало мне слова мистера Фрэнклина о разбросанной и разъединенной семье, и мысли мои, естественно, обратились к самому мистеру Фрэнклину. Чем более я думал о нем, тем более тревожили меня его будущие поступки. Кончилось тем, что я написал с воскресной почтой к камердинеру его отца, мистеру Джефко (которого знал прежде), прося дать мне знать, на что решится мистер Фрэнклин по приезде в Лондон.

Воскресный вечер был еще скучнее субботнего, если только это возможно.

Мы кончили этот день, как сотни тысяч других людей кончают его регулярно раз в неделю на этих островах, — ожиданием, когда наконец наступит время ложиться спать, и не дождавшись, заснули на наших стульях.

Как прошел понедельник для остальной прислуги, не знаю. Мне он нанес порядочный удар. Первое предсказание сыщика Каффа о том, что я услышу кое-что от Йолландов, сбылось в этот день.

Я отослал Пенелопу и горничную миледи на железную дорогу с вещами в Лондон и шатался по саду, когда вдруг услышал свое имя. Обернувшись, я очутился лицом к лицу с дочерью рыбака. Хромоножкой Люси. За исключением хромоты и худобы (последнее, по моему мнению, страшный недостаток в женщине), эта девушка имела немало привлекательных качеств на мужской взгляд. Смуглое, умное лицо, приятный чистый голос, прекрасные каштановые волосы принадлежали к ее достоинствам. А горячий характер был дополнением к ее недостаткам.

— Ну, моя милая, — сказал я, — что вам от меня нужно?

— Где человек по имени Фрэнклин Блэк? — сказала девушка, устремив на меня свирепый взгляд и опираясь на свой костыль.

— Непочтительно говорить так о джентльменах, — ответил я. — Если вы хотите справиться о племяннике миледи, не угодно ли вам назвать его мистером Фрэнклином Блэком?

Она сделала шаг ко мне и взглянула на меня так, словно собиралась съесть меня живьем.

— Мистером Фрэнклином Блэком! — повторила она вслед за мной. — Его приличнее было бы назвать убийцей Фрэнклином Блэком.

Мой метод обращения с покойной миссис Беттередж помог мне и на этот раз. Когда женщина старается вывести вас из себя, постарайтесь, с своей стороны, вывести ее из себя. Женщина вообще приготовлена ко всякому отпору, какой вы можете избрать для самозащиты, кроме этого.

Одним-единственным словом можно добиться этого не хуже, чем сотней слов, и одним словом я добился этого от Хромоножки Люси. Любезно посмотрев ей в лицо, я сказал:

— Фи!

Девушка тотчас вспыхнула. Она тверже стала на здоровую ногу и раза три свирепо ударила об землю своим костылем.

— Он убийца! Он убийца! Он убийца! Он был причиною смерти Розанны Спирман!

Она закричала это самым пронзительным голосом. Два человека, работавшие в саду подле нас, подняли глаза, увидели, что это Хромоножка Люси, и, зная, чего можно было ждать от нее, опять вернулись к своему делу.

— Он был причиною смерти Розанны Спирман? — спросил я. — Что заставляет вас говорить так, Люси?

— Какое вам дело? Какое дело какому бы то ни было мужчине до этого? О, если бы только она думала о мужчинах так, как думаю я о них, она была бы сейчас жива!

— Она всегда хорошо думала обо мне, бедняжка, — сказал я, — и я всегда относился к ней хорошо.

Я проговорил это насколько мог успокоительно. Сказать по правде, у меня духа не хватило раздражать девушку колкими ответами. Раньше я примечал только ее дурной прав. Сейчас я приметил то несчастье, которое часто заставляет быть дерзкими людей простого звания. Мой ответ смягчил Хромоножку Люси. Она опустила голову на свой костыль.

— Я любила ее, — нежно сказала девушка. — У нее была несчастная жизнь, мистер Беттередж; гнусные люди дурно поступили с нею и причинили ей вред, но это не испортило ее кроткого характера. Она была ангелом. Она могла бы быть счастлива со мною. У меня был план ехать в Лондон нам обеим, устроиться, как двум сестрам, и зарабатывать шитьем. Этот человек приехал сюда и испортил все. Он околдовал ее. Не говорите мне, что он но имел этого намерения и не знал об этом. Он должен был знать. Он должен был пожалеть ее. “Я не могу жить без него, а он, Люси, даже не смотрит на меня”, — вот что она говорила. Жестоко, жестоко, жестоко! Я говорила ей: “Ни один мужчина не стоит, чтобы о нем изнывать”. А она отвечала: “Есть мужчины, ради которых стоит умереть, Люси, а он один из них”. Я накопила немного денег. Я договорилась с моим отцом и матерью. Я хотела увезти ее от унижений, которые она терпела здесь. У нас была бы маленькая квартирка в Лондоне, и мы жили бы как сестры. Она получила хорошее воспитание, сэр, как вам известно, и писала хорошим почерком. Она умела проворно шить. Я шью не так проворно, как шила она, но я тоже могу шить. Мы жили бы прекрасно. И что же случилось сегодня? Приходит письмо от нее, и она пишет мне, что расстается с тяжелой жизнью. Приходит письмо, где она прощается со мною навсегда! Где он? — вскричала девушка, подняв голову и опять вспыхивая гневом. — Где этот джентльмен, о котором я должна говорить не иначе, как с почтением? Недалек тот день, мистер Беттередж, когда бедные в Англии восстанут на богатых. Я молю бога, чтобы начали с него! Я молю бога, чтобы начали с него!

Думаю, что даже сам пастор (хотя признаюсь, это сказано слишком сильно) не мог бы образумить девушку в таком состоянии, в каком находилась она. Я отважился лишь на то, чтобы вернуть ее к предмету ее гнева, в надежде услышать от нее что-нибудь полезное.

— На что вам нужен мистер Фрэнклин Блэк? — спросил я.

— Мне нужно его видеть.

— Для чего?

— У меня есть к нему письмо.

— От Розанны Спирман?

— Да.

— Вложенное в письмо к вам?

— Да.

Неужели мрак начинает рассеиваться? Неужели то, что я стремился так страстно узнать, само собою открывается? Я был вынужден помедлить с минуту. Сыщик Кафф оставил после себя заразу. По некоторым лично мне известным признакам сыскная лихорадка снова начала овладевать мною.

— Вы не можете увидеть мистера Фрэнклина, — сказал я.

— Я должна его видеть и увижу.

— Он вчера уехал в Лондон.

Хромоножка Люси пристально посмотрела мне в лицо и поняла, что я говорю правду. Не сказав более ни слова, она тотчас повернулась и пошла к Коббс-Голлу.

— Постойте! — воскликнул я. — Завтра я жду известий о мистере Фрэнклине Блэке. Дайте мне письмо, и я пошлю его по почте.

Хромоножка Люси оперлась на свой костыль и взглянула на меня через плечо.

— Я передам ему письмо только из рук в руки, иначе не смею.

— Написать ему об этом?

— Напишите, что я его ненавижу, — и вы скажете правду.