Судья зачитал обвинение и потребовал, чтобы де Брюс повторил свое признание. Над рыночной площадью воцарилась тишина. Все ждали, что граф будет отрицать свою вину, что его рыцари, которых Петер заметил у лотка с вином, вмешаются и освободят де Брюса. Но ничего подобного не произошло.

— Я, граф Оттмар де Брюс, признаю себя виновным в изготовлении в подвале моего замка разнообразных вин с добавлением свинцового глета и других запрещенных ингредиентов. Я признаю себя виновным в том, что впоследствии продавал эти вина с целью личного обогащения, — монотонно, почти равнодушно произнес де Брюс.

Над толпой пронесся удивленный, даже разочарованный гул. Все ожидали представления, а его, увы, не последовало. Петер взглянул на судей — других графов и герцогов. Все казались серьезными и собранными. Писарь быстро водил пером по пергаменту. Палач стоял неподвижно.

И вдруг Петер выпучил глаза, ошеломленно уставившись на палача. Точно! Нет никаких сомнений! Несмотря на то что палач скрывал свое лицо под черным капюшоном, Петер заметил огненно-рыжую прядь, упавшую ему на лоб. Заплечных дел мастер поспешно спрятал ее под накидку, но было уже поздно. Петер его узнал. Осанка, тонкие пальцы, сжимавшие меч для казни. Он не раз видел этого палача за работой, любовался его точными, выверенными движениями. Это был Мельхиор, городской палач Эсслингена. Петер ухмыльнулся. Ну все, дело в шляпе. Конрад Земпах будет им очень доволен.

***

Эберхард фон Закинген прикусил нижнюю губу. Его распирало от противоречивых чувств. Перед ним стоял его сюзерен, человек, которому фон Закинген присягнул на верность. И вот теперь этого человека ждала верная смерть. Хотя герцог Ульрих еще не огласил приговор, не было никаких сомнений в том, что де Брюсу отрубят голову. Граф зашел слишком далеко. Никого не интересовало, какими грязными делишками занимается бургграф Адлербурга, что он вытворяет с людьми низших сословий, пока он не навредил людям своего положения. Многие знатные люди были не лучше де Брюса, а иногда и хуже. Часто рыцари становились разбойниками, но их почти не привлекали к ответственности, и не только потому, что доказать их вину было крайне затруднительно, но и по той простой причине, что никому не хотелось много месяцев держать в осаде замок, чтобы вынудить сдаться засевшего в нем аристократа. Герцогу Ульриху удалось на редкость ловко заманить де Брюса в ловушку — Оттмар не ждал ничего подобного. И как только де Брюс мог оказаться настолько легкомысленным, чтобы поставлять своему сюзерену, герцогу Ульриху, отравленное вино? Можно было предвидеть, что тот нанесет ответный удар, как только поймет, что происходит. Особенно после смерти одного из своих рыцарей. Судьи на трибуне зашептались. Похоже, они сошлись во мнении, а это было дурным знаком. Фон Закинген старался не думать о том, какой будет его жизнь после смерти де Брюса. Ни один граф больше не примет его на службу, хотя фон Закинген был опытным капитаном стражи. Но любой из них будет думать, что он был вовлечен в противозаконные дела де Брюса. И неспроста. Фон Закинген знал о многих преступлениях де Брюса. Только об отравленном вине ничего даже не подозревал.

Что ж, кроме него, оставались и другие рыцари, не очень щепетильные, когда дело касалось их сюзеренов. Фон Закинген вздохнул. Ему не хотелось идти на службу к какому-нибудь раубриттеру и до конца своих дней грабить караваны. И дело было не только в том, что так он окажется вне закона. Нет, ему был омерзителен такой подход к жизни. Фон Закинген ничего не имел против кровной мести, как в случае с де Брюсом и Конрадом Вильгельмисом. Конрад зря убил сына де Брюса. Конечно, у него имелись на это все основания, но поступать так было бессмысленно и неразумно. Убийство сына оправдывало любую месть. Однако вырезать караваны ради добычи? Убивать честных купцов ради собственного обогащения? Это не для него.

С другой стороны, после смерти де Брюса ничто не встанет между ним и Мехтильдой. Впрочем, фон Закингена это не очень утешало: девушка как сквозь землю провалилась.

Ульрих поднял судейский жезл.

— Приговор вынесен! — воскликнул он. — Оттмар де Брюс, граф Адлербурга! Вы приговариваетесь к казни через обезглавливание. Учитывая особенные обстоятельства, казнь состоится незамедлительно.

От многоголосого рева, казалось, дрогнула сама площадь. Рыцарь, стоявший рядом с фон Закингеном, ругнулся. Это был Адам. Когда-то он служил у графа оруженосцем.

Голова де Брюса упала на грудь, вся надменность его растаяла. Стражники с трудом оттесняли людей от эшафота: толпа не хотела ничего пропустить. Взгляд фон Закингена на мгновение задержался на палаче. Он глазам своим не поверил. Этот палач кого-то ему напоминал. Другого палача, которого фон Закинген уже встречал. Какая чушь! Рыцарь поспешно отогнал эту мысль. В своей жизни он присутствовал при многих казнях, стольких, что и перечислить не смог бы. Наверное, он просто когда-то уже видел этого заплечных дел мастера за работой.

***

Вендель наблюдал за палачом, который медленно поднялся на эшафот. В какой-то момент юноша оцепенел, на него обрушились воспоминания о тюрьме. Мельхиор! Это был Мельхиор, палач из Эсслингена! Тот самый человек, который когда-то пытал его, а потом помог сбежать из темницы. Его походка, его осанка… А главное — непокорная прядка, все время выбивавшаяся из-под капюшона и сиявшая на солнце.

Что тут делает Мельхиор? Разве его не объявили погибшим много месяцев назад? Вендель в смятении оглянулся. Все, как и он, наблюдали за происходящим на эшафоте, но никто не заметил подмены палача. Да и немудрено. Никто в Урахе не был знаком с палачом из Эсслингена. Но как этот человек попал сюда? Неужели он устроился на работу в другом городе? Просто так, взяв себе новое имя? И никто не стал проверять, кто он такой?

Вендель присмотрелся внимательнее. Сейчас Мельхиор казался сильнее, чем раньше. Но, может быть, он что-то подложил в одежду, чтобы его не узнали по фигуре. Что ж, его маскарад не удался. Что за странный человек! Венделю очень хотелось узнать, почему Мельхиор рискнул жизнью, чтобы спасти его. И хотелось поблагодарить его. Может быть, после казни он сумеет найти палача. Действовать придется осторожно, чтобы не навлечь опасности на своего спасителя, ведь в Урахе тоже было рискованно общаться с палачом.

Де Брюс встал на колени, палач подошел к нему. Кажется, Мельхиор что-то сказал графу: по традиции палач должен был извиниться перед своей жертвой, прежде чем выполнить приговор. Вендель удивленно вскинул брови, присматриваясь. Да, сомнений быть не могло, губы палача шевелились. Но палач из Эсслингена был немым! Как такое возможно? Мгновение назад Вендель мог бы поклясться, что это тот же самый человек, но теперь у юноши появились сомнения. Наверное, он просто готов был увидеть в любом палаче своего мучителя и спасителя. А может, он вообще уже не помнит, как выглядел Мельхиор на самом деле. Его воспоминания померкли, он даже не смог бы сказать, какого цвета глаза у того палача, а тут вдруг подумал, что узнал его. Рыжая прядь? Ну и что? Многие люди были рыжими. Да, скорее всего, он ошибся. Это все от нервов, точно.

Вендель обвел взглядом толпу, надеясь увидеть Мертена, но тщетно. Ему так хотелось поговорить со своим другом. Вендель был уверен, что после разговора с Мертеном смог бы все расставить по своим местам. Юноша разочарованно повернулся к эшафоту — и как раз вовремя. Священник произнес последние слова, и палач занес меч. Де Брюс ждал удара, гордо вскинув голову, слабость, на время сковавшая его тело, уже отступила. Палач замахнулся, собираясь нанести удар с разворота… и меч обрушился на доски эшафота.

Над площадью воцарилась недоуменная тишина. А потом все произошло очень быстро. Палач спрыгнул с эшафота и скрылся в толпе. Стражники бросились ему вдогонку. Солдаты, стоявшие вокруг площади, удивленно переглянулись. Де Брюс отпрыгнул в сторону, его рыцари помогли ему спуститься с эшафота. Священник упал на колени и начал молиться. Граф Ульрих вскочил, отдавая приказы. Повинуясь его распоряжению, стражники оставили преследование палача и бросились к трибунам — как и солдаты, только сейчас осознавшие всю серьезность случившегося.