Третья революция была на самом деле контрреволюцией, непрямо признававшей, что марксизм и ленинизм провалились. За свое примерно пятнадцатилетнее существование Советский Союз добился многого для тех своих граждан, которые все еще были живы; например, когда Большой террор достиг своего пика, были введены государственные пенсии. Однако некоторые из существенных посылок революционной доктрины были оставлены без изменений. Бытие, как сказали марксисты, больше не определяло сознания. Люди были виновны не из-за своего места в социоэкономическом порядке, а из-за свoей персональной идентичности или культурных связей. Политика больше не определялась в терминах классовой борьбы. Если диаспорные национальности Советского Союза не были лояльными, как утверждалось в делах против них, то не потому, что они были приверженцами старого экономического строя, а потому, что они своей этничностью якобы были связаны с иностранным государством[214].

* * *

Связь между лояльностью и национальностью в Европе образца 1938 года принимали как данность. Гитлер использовал этот же аргумент в то же самое время, чтобы доказать, что трем миллионам немцев Чехословакии и землям, которые они населяли, нужно разрешить присоединиться к Германии. В сентябре 1938 года на конференции в Мюнхене Британия, Франция и Италия согласились разрешить Германии аннексировать западную часть Чехословакии, где жило большинство этих немцев. Британский премьер-министр Невилл Чемберлен заявил, что это соглашение принесло «мир для нашего времени». Французский премьер-министр Эдуард Даладье этому не верил, но разрешил французам тешиться иллюзиями. Чехословаков даже не пригласили на конференцию, от них просто ожидали принятия результата. Мюнхенское соглашение лишило Чехословакию естественной защиты горных хребтов и находящихся там укреплений, открыв страну будущему вторжению немцев. Сталин интерпретировал договор как уступку, которую западные державы хотели сделать Гитлеру, чтобы развернуть его на Восток[215].

В 1938 году советское руководство заботилось о том, чтобы представить собственную национальную политику как нечто совершенно отличное от расизма нацистской Германии. Кампания того года, посвященная этой цели, включала в себя публикацию детских рассказов, среди которых была «Сказка про цифры». Советские дети читали о том, что нацисты «роются в старых документах», чтобы установить национальность немецкого населения. Это, конечно, была правда. Немецкий Нюрнбергский закон 1935 года лишал евреев возможности участвовать в политической жизни германского государства и определял еврейство по происхождению. Немецкие власти действительно использовали записи синагог для установления того, чьи дедушки и бабушки были евреями. Однако в Советском Союзе ситуация ненамного отличалась: советские внутренние паспорта содержали графу национальной принадлежности, так что каждый советский еврей, каждый советский поляк и вообще каждый советский гражданин имел официальную запись о своей национальности. По идее, советским гражданам разрешалось выбирать национальность, но на практике так было не всегда. В апреле 1938 года НКВД требовал, чтобы в определенных случаях информация о национальности родителей записывалась. Согласно этому же приказу полякам и другим представителям диаспорных национальностей открыто запрещалось менять национальность. НКВД не нужно было «рыться в старых документах», поскольку у него уже были собственные[216].

В 1938 году немецкие притеснения евреев были гораздо более заметными, чем национальные операции в СССР, хотя их размах был гораздо меньшим. Нацистский режим начал программу «ариенизации», разработанную для того, чтобы лишить евреев их недвижимого имущества. Эта программа не шла ни в какое сравнение с более публичными и спонтанными кражами и бесчинствами, последовавшими за аннексией Германией Австрии, произошедшей в том же месяце. В феврале Гитлер поставил ультиматум австрийскому канцлеру, Курту фон Шушнигу, в котором требовал, чтобы тот сделал свою страну сателлитом Германии. Шушниг сначала принял эти условия, а затем вернулся в Австрию и бросил вызов Гитлеру, объявив референдум о независимости. Немецкая армия вошла в Австрию 12 марта, и на следующий день Австрия прекратила свое существование. Около десяти тысяч австрийских евреев были депортированы в Вену тем летом и осенью. Благодаря энергичным усилиям Адольфа Эйхмана, они оказались среди многих австрийских евреев, покинувших страну в ближайшие месяцы[217].

В октябре 1938 года Германия вытеснила семнадцать тысяч евреев, которые были гражданами Польши, из Рейха в Польшу. Этих евреев арестовывали ночью, сажали в железнодорожные вагоны и бесцеремонно выгружали на польской стороне границы. Один из польских евреев во Франции, чьи родители были высланы, решил отомстить. Он убил немецкого дипломата – поступок злосчастный и сам по себе, и ввиду времени его совершения: убийство состоялось 7 ноября, в годовщину большевистской революции; жертва скончалась на следующий день – день годовщины гитлеровского «пивного путча» 1923 года. Убийство дало немецким властям предлог для «Хрустальной ночи» – первого большого и открытого погрома в нацистской Германии. В Рейхе усиливалось давление, особенно в Вене, где в течение предыдущих недель происходило по крайней мере одно ежедневное нападение на собственность евреев. С 9 по 11 ноября 1938 года были убиты несколько сотен евреев (по официальным сводкам – девяносто один человек) и разрушены тысячи магазинов и сотни синагог. В Европе это считали знаком варварства все, кроме тех, кто поддерживал нацистов[218].

Общественные бесчинства в нацистской Германии принесли пользу Советскому Союзу. В этой атмосфере сторонники Народного фронта полагали, что Советский Союз защитит Европу от пучины этнических чисток. Однако Советский Союз и сам проводил кампанию этнических убийств, причем гораздо большего масштаба. Наверное, будет справедливо сказать, что никто за пределами Советского Союза не имел об этом понятия. Через неделю после «Хрустальной ночи» прекратился Большой террор – после того, как 247 157 советских граждан были расстреляны в ходе национальных операций. К концу 1938 года Советский Союз уничтожил в тысячу раз больше человек по этническому признаку, чем нацистская Германия. СССР на тот момент убил гораздо больше евреев, чем нацисты. На евреев не была направлена специальная национальная операция, но они, тем не менее, погибали тысячами во время Большого террора и во время Голодомора в Советской Украине. Они погибали не потому, что были евреями, а просто потому, что были гражданами самого кровожадного режима того времени.

За время Большого террора советское руководство уничтожило вдвое больше советских граждан, чем проживало евреев в Германии, но никто за пределами Советского Союза (и даже сам Гитлер) не понимал, что массовое уничтожение такого сорта было возможно. Ничего подобного точно не происходило в Германии до войны. После «Хрустальной ночи» евреи впервые стали поступать в систему немецких концлагерей в больших количествах. Гитлер в этот момент хотел устрашить немецких евреев так, чтоб они покинули страну; подавляющее большинство из двадцати шести тысяч евреев, которые попали в это время в концлагеря, вскоре из них освободились. В конце 1938-го и в 1939 году более ста тысяч евреев покинули Германию[219].

Погромы и выселения стимулировали воображение нацистов по поводу судьбы европейских евреев вообще. Через несколько дней после «Хрустальной ночи», 12 ноября 1938 года, близкий соратник Гитлера, Герман Гёринг, представил план избавления от европейских евреев: их предполагалось отсылать кораблями на остров Мадагаскар, находящийся на юге Индийского океана у юго-восточного побережья Африки. Хотя Гитлер и Гёринг, без сомнения, хотели бы видеть, как немецкие евреи будут работать на износ в такой себе островной резервации СС, но такие грандиозные воображаемые планы относились к будущему сценарию, согласно которому Германия контролировала бы подавляющую массу еврейского населения. Мадагаскарский план больше всего подходил бы для будущего, в котором Германия покорит большинство евреев. Евреи на тот момент составляли не более 0,5% немецкого населения, но даже эта цифра уменьшалась из-за эмиграции. В Германии никогда не было слишком много евреев, но поскольку их считали «проблемой», то ее «решение» уже было найдено: экспроприация, запугивание и эмиграция (германские евреи уезжали бы даже быстрее, чем они это делали в действительности, если бы британцы разрешили им ехать в Палестину либо если бы Америка увеличила или хотя бы выполнила квоты на иммиграцию. На Эвианской конференции в июле 1938 года только Доминиканская Республика согласилась еще принять еврейских беженцев из Германии)[220].