Иеросхимонах Рафаил (Нойка)
ФИЛОКАЛИЯ. Любовь к красоте
Слово священника Василия: На протяжении нескольких последних дней мы слышим слова: Филокалия, филокалические вечера (встречи), филокалическая литература. Простите меня те, кто знает о Филокалии больше, чем я, для остальных напомню, что Филокалия — это любовь к прекрасному. Но что это может означать, если филокалические тексты были написаны монахами, пустынниками, что это может быть, трактат или учебник по искусству? Это действительно искусство, но искусство, отражающее не красоту этого мира, не тварную красоту, а искусство спасения, совершенства. И таким образом, Филокалия в особенности является тем, что через молитву и созерцание даёт нам познать Высшую Божественную Красоту. Это не только было написано отцами пустынниками, но, говоря словами отца Ефрема Ватопедского, который недавно был здесь, скажем, что это «университет пустыни говорит нам — университету академическому».
Возможно, вы спросите, почему филокалические встречи проводятся в большой аудитории университета Бухареста? Потому что отцы Филокалии помогали и помогают нам понимать самое важное, самое главное для достижения Бога. Я обращаюсь к отцу Рафаилу; мы осмелились обеспокоить Вас, помолились Богу, не знаю как, хорошо ли, достаточно ли мы молились, чтобы в этот вечер мы собрались здесь, и да поможет нам Бог. Хочу сказать, что мы много молились, чтобы Господь вложил в Ваше сердце и ум то, что следует сказать нам. Мы все ждём Вашего слова.
Отец Рафаил: Спасибо Вам, отче, и всем тем, кто молился о нашей встрече.
Я надеюсь, что Господь в этот вечер даст мне действительно интересное слово. Слова, которыми начал беседу отец Василий, в точности совпадают с тем, как хотел начать этот вечер я.
Филокалию я не рассматриваю как книгу. Книга с таким названием, скажем, является книгой, которая говорит нам о Филокалии. Я ещё не дошёл до точного определения Филокалии. Возможно, это какое-то движение, даже точнее сказать — это Церковная Культура. Та культура, которая единственная имеет право называться Культурой. Всё, что мы созидаем, можно назвать культурой, но Филокалия, по словам Отцов, взращивает в нас то, что не от этого мира, а от Мира Вечного. Этот мир преходящ, все древние мудрости говорят, что человек странник на земле. И я хочу теперь сказать, что не только странник. Чем мы были во чреве матери, тем мы являемся снова здесь, на земле. Вторая гестация, смысл нашего существования на земле, если бы мы могли понять это, не является ничем иным, что мы трагически называем смертью. Но смерти для человека нет, и, как говорил наш духовный отец, и не может быть. Человек не может умереть.
Но здесь мы, возможно, коснёмся другой темы: что есть жизнь, и что есть смерть? Смотрите, Филокалия — это Культура Жизни. Всё, что мы обретаем в этой жизни, заканчивается могилой. Филокалия начинается с могилы, для чего мы и готовимся.
Филокалия на русский язык переводится иногда как любовь к добру. Ошибки нет, по-гречески это означает и добро, и красоту. Но я более склоняюсь к слову красота по множеству мотивов. Это слово, которое звучит во мне эхом с тех пор, как я услышал название «Филокалия — любовь к прекрасному». И это, скорей всего, первичный смысл греческого перевода. Калос в первую очередь значит по-гречески «красивый». Посмотрев в словарь древнегреческого языка, я увидел, что слово «калос» переводится и как красота, и как доброта, но первосмысл сохраняется в слове красота.
Ещё один повод и больше даже, чем повод, по которому я больше склоняюсь к смыслу «красивый», одно переживание, которое оправдывает мою приверженность к смыслу «красота» более, чем к смыслу «доброта» — это момент, который я пережил со своим духовником отцом Софронием.
В одном из своих писем отец Софроний говорил, что все двери этого мира всегда были для него закрыты. В один из вечеров я находился с отцом Софронием, и он, будучи в подобном душевном состоянии, в конце концов спросил: «За что меня ненавидят люди? Ведь я был не более чем человек, любящий красоту?». (Отец Софроний в молодости был художником-портретистом, он выставлялся в лучших галереях Парижа в 20-х годах). И говорит: «Я человек, который любил красоту. Вначале красоту видимую, а затем и красоту, которую невозможно увидеть плотскими очами». Вот о чём говорит культура, которую мы называем «Филокалия».
Что есть красота? Вспоминаю псалом 132 из 18 кафизмы: «Как хорошо и как приятно жить братьям вместе», псалом, часто востребованный в монашеской жизни, где мы пытаемся жить как братья вместе для Господа. Но аналитически речь идёт не только о братском пребывании, но о братстве, которое ведёт к тому единению, когда ныне живущие и жившие до нас, и те, которые придут после нас, будут одним человеком. Так же, как Господь, Три Персоны в Одной на личностном уровне неслитно и нераздельно, так и мы не будем своеобразной кашей под названием человечество. Как персона — и ты, и ты, и ты не можешь быть смешан с кем-либо другим. А на уровне творения — мы будем одним человеком. И к этому дана Божья Заповедь о любви. Любовь к Богу — первая заповедь, любовь к ближнему — вторая, которая распространяется и на врагов.
Филокалия, в конце концов, является культурой любви к врагам, той любви, которая есть то самое божественное качество, что делает нас вечными. Мы должны научиться тому, что есть любовь, и не путать её, как бы это сказать… Многое в нашем сознании перемешано, в итоге многое, что мы называем любовью — это суррогаты той или иной формы. Так научимся от Бога тому, что значит любовь. И это учение называется Филокалия.
Может быть, достаточно теории. Я хочу вернуться к рассказу об отце Софронии, который был одним из последнего поколения отцов-филокалистов, вместе со многими другими, например, старцем Иосифом Афонским. Сознание его было в том, что он «человек, который любил красоту». И, думаю, именно это неожиданно объясняет, что значит Филокалия.
Что такое Филокалия? Это любовь к красоте. Если будем следовать этой мысли и следовать божественно, мы окажемся на правильном пути.
Сейчас я бы хотел рассказать вам одну или две истории, которые не вымышлены, а реально произошли. Хочу этим показать вам, что есть настоящая красота. Хотел бы добавить, что для нас понятия красоты и эстетики часто смешиваются. В правильном понимании Церковной Культуры красота является составляющей частью Истины. Если что-либо некрасиво, оно и обманчиво. Если слово, которым мы выражаем божественное, не красиво, значит, оно ложно. И если всё, что мы имеем в Церкви, не красиво, и притом красотой особенного свойства, литургического свойства, оно не может рассказать нам об Истинном Боге.
Хочу вам показать пример красоты.
В нашем монастыре в Англии была одна пожилая монахиня-немка, которая приняла Православие во время второй мировой войны и в старости стала монахиней в нашем монастыре. И вначале, особенно в 60-70-е годы, я много беседовал с ней о разном. Однажды она рассказала историю, случившуюся в Берлине во время войны.
Выли сирены. На город шли бомбардировщики. В квартире на третьем этаже жила со своим сыном больная женщина. Она не могла ходить. Когда началась бомбёжка, она сказала: «Сын, спускайся в бомбоубежище. Я прожила свою жизнь. Если что-нибудь, не дай, Бог, со мной случится, моя жизнь продолжится в тебе». Сын отказался. Она настаивала. Тогда он ответил: «Я останусь. Или мы вместе выживем, или вместе погибнем». При этом он решительно сел.
Во время этого налёта бомба упала в основание дома — убежище и дом были разрушены. Люди, которые находились в бомбоубежище, погибли. Уцелел только угол здания, где на обломках плиты находилась кровать, на которой сидели мать с сыном. Когда закончилась тревога, появились пожарные, которые спасли их.
Мне хочется сказать, что это не может быть совпадением, потому что там, где жива любовь, такая, которую отцы-пустынники называют филокалической, любовь личностная (мать думала о сыне, а сын о матери, думая не эгоистично, не с позиции, что мать больна, а я молод, каждый думал о другом) — это не что иное, как следование Божией Заповеди. Божественная энергия, работающая в человеке, любовь жертвенная, любовь личностная — идёт речь о личности: или вместе будем жить или умрём. Не по каким-либо практическим мотивам, а для ипостасной личности, которая выражается в любви. Мне хочется сказать, что там, где существует такая любовь, смерть невозможна. Между нами говоря, если бы Господь решил взять их с этой земли страданий, — это бы тоже означало жизнь для них обоих. Но, может быть, для того, чтобы показать нам, что жизнь является не только тем биологическим состоянием, в котором мы пребываем, а что жизнь для нас — это то, что начинается после могилы.