— Откройте, — приказал строителям Владимирцев, — соблюдая осторожность. Вдруг там что-то ценное.

Двое узбеком с трудом загнали под первый ряд гвоздодёры и навалились всем телом. Доски поддавались с трудом. На лицах мужчин выступил пот, напряглись жилы, вздулись буграми мышцы рук, плечей, спины. „Хорошая работа, — похвалил Мубашир. — Надёжно закреплено. Продолжайте“. С третьей попытки доски с противным тягуче-резким скрипом поднялись на несколько сантиметров. Фёдор приказал, присоединиться ещё двоим, дескать, так можно и до вечера провозиться. В четыре лома доски, соединённые в один монолит, подняли на десять сантиметров и все увидели кованные крупные гвозди, которые цепко держали крышку. Пара минут работы и её отбросили в сторону.

Под крышкой, изготовленной из лиственничных досок, обнаружилось небольшое пространство — примерно метр на метр. Поверхность застилал плотный кусок серого домотканого полотна.

Строители отошли в сторону.

Перед тайником Владимирцев присел на корточки и провёл ладонью по материи. Чувствительная кожа руки почувствовала грубое плетение волокон ткани. Про себя Фёдор отметил, что материал хорошо сохранился. Разговаривая с собой негромко вслух, „что под собою ты хранишь?“, он уверенно взялся за края ткани и поднял вверх.

Что он ожидал увидеть в тайнике? Что могли спрятать в нём, жившие давным-давно в этом доме люди, судя по тому, где дом построили, жильцы далеко не богатые. Бабушкино свадебное платье? Перламутровые бусы? Семейные фотографии? Деньги? золотые украшения? письма? Кем и когда был сооружён тайник: в годы революции или в более позднее время?

Культурологического или иного вида шока Федя не испытал. Был готов к любым неожиданностям.

В тайнике находились две плотно уложенные объёмные кипы газет „Правда“ и „Искра“.

Как ни держался молодцом Федя Владимирцев, но когда взял в руки один экземпляр „Искры“, они заметно дрогнули. Сердце быстро застучало, жар прошёлся горячей волной по телу. Федя облегчённо выдохнул задержанный в груди воздух.

Ещё бы! Он держал в руках само свидетельство Истории и её саму!

Развернув газету, он бегло пробежал по статьям. Просмотрел последнюю страницу и вернулся на первую. Вот это находка — дата печати первое мая одно тысяча девятьсот первого года! Сгибом кисти протёр глаза. Газета никуда из рук не исчезла!

Фёдор Витальевич развернулся боком к строителям и окинул их горящим взором. Мужчины не поняли его повышенного настроения, но улыбнулись в ответ.

— Ребята, вы знаете, что вы нашли? — задал он вопрос, — хотя бы догадываетесь?

Мужчины только пожали плечами и переглянулись.

— Это… это… — радостное чувство изнутри распирало Владимирцева, — ценная реликвия!

Мужчины наперебой заговорили по-своему.

— Всем, — Владимирцев обвёл рукой строителей, — хорошая премия и на сегодня — баста! — работа окончена!

Мубашир поинтересовался, сколько может стоить находка. Фёдор ответил, что в общечеловеческом понимании с его поклонением культу материальных ценностей она бесценна; и он уверен, что так прекрасно сохранившихся экземпляров газет, а их, по меньшей мере, не менее трёх десятков, нет ни в одной частной коллекции или в государственных библиотеках.

Услышав ответ, строители разочарованно засобирались уходить. Владимирцев остановил работников и дал каждому по пять тысяч рублей. Мужчины удивились, зацокали языками и начали витиевато благодарить за щедрость хозяина.

Послушав немного бесконечный поток словоизлияний, Фёдор прервал их хвалебные речи, сообщив, если через минуту он будет их наблюдать в визуальной близости, он забудет, что дал выходной.

Этого оказалось достаточно.

Через пять минут Фёдор Витальевич остался один на чердаке, сел на кипу газет сбоку от тайника и углубился в чтение газет.

Прочитав от корки до корки „Правду“ и „Искру“, он решил узнать, сколько экземпляров содержится в его находке. Не торопясь начал перебирать газеты и наткнулся на плотный светло-коричневый почтовый конверт. В правом верхнем углу для марки красивым с завитками женским почерком написано „В.Г. Бессонову“.

Испытывая двоякое чувство, будто подглядывает в замочную скважину за тем, чем занимаются люди, Фёдор открыл не заклеенный конверт. Вынул вдвое сложенный тетрадный, в клетку, листок. Тем же почерком написано письмо. Содержание далеко не любовное.

„Дорогой партийный товарищ Вениамин Геннадьевич!

Отправляем вам новые экземпляры нашей боевой литературы. Распространите её среди наших товарищей. Объясните нашу роль в грядущих переменах. Работайте больше с массами. Разъясняйте населению, какая радостная и светлая жизнь их ждёт, когда будет покончено с самодержавием. Оно себя изжило в корне. Общество России и всего мира стоит на пороге больших перемен.

Проводя партийную работу, не теряйте бдительности. Полицейские ищейки ищут любой предлог, чтобы нас остановить, чтобы под любым видом влиться в наши ряды.

Соблюдайте осторожность и конспирацию!

Есть подозрения, их нужно перепроверить — нет дыма без огня! — в вашей ячейке есть предатель. Используя своё умение и опыт, постарайтесь его разоблачить.

Лишний раз не рискуйте. Вы для нас очень ценный человек. Берегите себя для будущих грандиозных дел обновлённой России.

В заключение повторюсь: соблюдайте осторожность и конспирацию!

С искренним партийным приветом Н.Н.“

Но более всего заинтересовала приписка. Она вызвала нежный трепет в душе. Мелкий, разборчивый почерк.

„P.S. Горячо любимый Венечка! Сильно соскучилась по тебе, по твоим сладким поцелуям и нежным словам. Едва наступит ночь, все мои мысли о тебе одном. Ничего не могу с собой поделать. И вижу явственно твоё лицо, суровую складку между бровей, наморщенный лоб, серьёзные глаза. Ты всегда стараешься выглядеть вдумчивым. Тебе к лицу солидность. Но я-то одна знаю, что в глубине души ты другой, чувствительный и чувственный. Я, наверно, пишу всякий вздор и глупости. Прости, это от избытка чувств. С нетерпением жду встречи.

Твоя…“

Ника вечером, ознакомившись с содержанием письма, заявила, что никакие революции и смуты, природные и техногенные катаклизмы не убьют в человеке желание любить и, благодаря этому возвышенному чувству, человечество просто обречено на бессмертие. Ох, ты, восхитился экспромтом жены Фёдор Витальевич, не кажется ли тебе, дорогая моя, что тебе следует попробовать себя в литературе. Ника неопределённо покачала головой и плавно перевела разговор в струю бизнеса. Полюбопытствовала, сколько можно выручить за газеты; уверена, деньги приличные. Нужно выставить газеты на аукцион. Желательно, „Sotheby“ s». Других авторитетных аукционных домов в мире не существует. «Вот с этим хочу тебя огорчить, — огорошил супругу Фёдор Витальевич, — у меня на этот счёт несколько иные намерения». И поделился с Никой.

Во-первых, поставлю стенды во всех общественных местах, внутри размещу в развороте найденные газеты; прежде, в советские времена так население имело возможность ознакомиться с новостями. В библиотеках, кинотеатрах. Улицы исключены. Духовная деградация общества не позволяет это делать, в людях проснулись варварство и вандализм. Во-вторых, подарю по одному экземпляру в администрацию президента и города. Чувствую, в будущем это даст дивиденды. И, наконец, как бизнесмен, я должен проявлять благотворительность. Моя находка — это история нашего города, края и государства. Предоставление бесплатного доступа масс к этим ценным документам истории — это духовные инвестиции нашей семьи в общую историю нашей Родины — России.

— Ты пафосен, Федя! — констатировала Ника, — как обстоят дела с охранным бюро?

— Отлично! — отозвался Федя. — Провёл собеседование с претендентами. Выбрал десяток. Один, бывший контрактник, тянет на старшего смены. А там посмотрим.

Резиденция Вити Рябого. 8 июня 2014 г.

Утро выдалось на редкость тёплым.