— Не-е-е-е-ет! — завыл Клим.

Приблизив своё лицо к лицу Клима, Федя с ехидцей произнёс.

— А ведь в слове «нет» две буквы согласных…

— Не зна-а-а-аю, — захрипел Клим, Фёдор Витальевич крепко держал за лацканы. — Уже… знаю…

Федя разжал руки, и Клим рухнул на пол, распластался на спине. Федя присел на корточки рядом, поправил полы пиджака у Клима, разгладил складочки на его брюках.

— Климушка, к сведению, ты и твои дружки принесли мне урон в… — Федя остановился, перевёл взгляд на потолок, будто стараясь увидеть там подсказку, — … одиннадцать миллионов.

— Рублей? — вяло спросил Клим.

— Рублей, долларов, уже не важно, — усмехнулся Фёдор Витальевич. — Плюс неустойка и недополученная прибыль. Зарплата, так и быть, васаби с ней… Итого, тридцать миллионов рублей. Как собираешься возмещать ущерб?

Клим часто заморгал, соображая, что ответить; Фёдор Витальевич встал и, глядя вниз, добавил:

— Меня устроит наличка, соглашусь на безнал.

Вернулся за стол. Глядя на лежащего Клима, сказал:

— Срок… — полистал настольный календарь, — сейчас конец второй декады мая. Первые числа июня. Точной даты не говорю, ты же спец, считать умеешь. Следовательно, это очень, уверен, очень справедливо.

Клим приподнялся.

— У меня нет таких денег.

Фёдор Витальевич вынул из бара виски, налил полный стакан и, махом опустошив, сказал, будто оправдываясь:

— Жара! страшная! Не припомню такой в мае. — Обратился к Климу. — Говорят, климат меняется. Учёные. Ты тоже так думаешь?

Смена темы выбила Клима из колеи, он отрицательно затряс головой.

Федя наполнил стакан повторно, посмотрел на свет, любуясь соломенным цветом напитка.

— Да бог с ними с учёными! Какая нам разница, меняется климат, нет. У нас свои дела. Итак, когда вернёшь деньги?

Фёдор поманил Клима движением руки, предлагая подняться, хватит, належался. Клим встал, неуверенно стоя на дрожащих ногах.

— Ну?

— У меня нет таких денег, — повторил Клим.

— Возьми ссуду в банке. Кстати, у меня есть один знакомый банкир.

— Я напишу заявление в суд! — у Клима получилось неуклюже и вяло.

— Пиши, — посоветовал Федя. — Не забудь упомянуть в нём, как чуть не разорил мою фирму.

— Я напишу заявление в суд! — уже более уверенно, словно молитву, произнёс Клим. — Будет справедливое расследование.

— Значит, о справедливости не задумывался, когда просирал мои деньги; а как ответ держать — вспомнил. Ну, что за люди?!

Немного придя в себя, Клим заговорил увереннее.

— У меня в Москве серьёзные покровители, если они узнают… вам… — Клим замешкался, думая, говорить или нет, нерешительно закончил, — вам очень не поздоровится.

— Да ты что! — делая незначительные паузы между словами, произнёс Федя, откинулся на спинку кресла, скрестил пальцы на груди. — Угрожаешь?

— Нет… то есть… да!.. — выкрикнул Клим, словно выплюнул ненужные, мешающие говорить слова-крошки.

Федя расцепил пальцы, указал рукой на окно.

— Москва, она далеко. Забыл? Не-е-е-ет!.. А мы в Якутске. Но законы и там, и тут одинаковы: просохатил бабло, верни.

— Н-н-нет! — тонко пискнул Клим, полез в карман, вынул мобильный телефон. — Я позвоню друзьям, покровителям…

В кабинете раздался ироничный смех.

Клим озадаченно посмотрел на хозяина кабинета. Он откровенно смеялся на его словами, утирая набегающие на глаза слёзы. Ничего не понимая, Клим застыл в нерешительности, держа в руке телефон.

— Да ты, Климушка, свет наш Ефремович, звони, звони ты уже! Не тяни кота за хвост! — сдерживаясь, чтобы не лопнуть от смеха, сказал Фёдор Витальевич. — Звони скорее! Но запомни одно: в Москве сейчас раннее утро, люди твои, покровители, то есть, ещё спят, видят сладкие сны. Спят дома, или у любовниц, обнимая горячие молодые тела. Думаешь, они с большой охотой оторвутся от… — здесь Федя произнёс нечто непривычное с точки зрения воспитанного человека, но в связи с возникшей ситуацией, вполне приемлемую идиому. — Поверь моему опыту, не такая уж ты великая шишка, для того, чтобы спасти тебя к берегам города Якутска Америка и госдеп не направят свой какой-то там по счёту военно-морской флот.

Фёдор Витальевич остановился, глядя на произведённый им эффект.

— Я поступлю проще. Обращусь к своим друзьям из ОПГ.

Из горла Клима вырвался удушающий хрип.

— Из организованной преступной группировки?

Федя скривился.

— У! зачем так грубо!

Прошёлся по кабинету по диагонали, не сводя глаз с посетителя.

— Мы, Климушка Ефремович, даже здесь, на крайнем севере, не дикари, чай, живём как-никак в двадцать первом веке. Или забыл, или от бабла, у меня скоммунизденного, потерялся во времени? — сказал Федя. — Все без исключения вопросы решаются в правовом ключе. Согласен?

Клим облизал пересохшие губы:

— Бе-бе-бе…

Фёдор скривился.

— Что ты как овца, блин, бекаешь! Зассал, подлец?

Клим, наконец, произнёс заикаясь:

— Бе-бе-безус-словно, Фёдор Витальевич.

Федя снова скрестил руки на груди.

— Ergo, я тоже не буду нарушать установленных правовых норм. А «ОПГ», к твоему сведению, это общественно-патриотическая группа. Она создана моим лучшим другом, Витей Рябым. Ой, прости, Климушка, прости Ефремович, Виктором Викторовичем Рябцевым. Он и название ей придумал, проникнись, лично сам — «Преступление и наказание». Ничего не напоминает? Ассоциации есть?

Клим кивнул согласно, затравленно глядя на Фёдора Витальевича.

— Да ты расслабься, — предложил ему хозяин кабинета. — Расслабься, Климушка Свет-Ефремович! Давай придём к общему знаменателю: или оглашаешь методы возврата денег, или я звоню Рябому, ой, прости, дорогуша, Виктору Викторовичу.

«Предстанут ли моей памяти мои дурные дела — и найдёт на мою душу жгучая тоска позднего раскаяния?»

В отличие от пафосного «Мраморного», безвкусного «Эллинского» или претенциозного «Охотничьего» залов, «Белый» зал подкупал абсолютной простотой и строгой аскезой в дизайне и оформлении.

Несмотря на название, в декоре и интерьере присутствовали помимо белого и другие тона.

Молочно-белый лепной карниз по периметру потолка, белые под мрамор с тёмными прожилками стены.

К столикам, расположенным у стен вели бежевые ступени подиума; белые льняные скатерти и ослепительно-белые салфетки на столах, на стульях — чехлы слоновой кости; столики разделяли мобильные перегородки, обитые кремовой кожей; на стенах светильники со светло-фисташковыми абажурами, распространяющими вокруг себя приглушённый, не раздражающий глаза мягкий свет. Высокие окна скрывала бирюзовая органза и полосатые, молочные с кремовым портьеры.

Сцена, где выступали музыканты, тонула в соломенных полутонах, и от зала её отделял плотный тяжёлый, цвета спелой пшеницы занавес.

Свободное пространство пола посредине зала, где под ретро-мелодии любили танцевать посетители ресторана, застелено дубовым паркетом природного цвета.

С потолка свисала плоская люстра с плетёным плафоном из искусственной светло-коричневой соломки.

Больше в интерьере не было ничего: ни фальш-колонн под античность, ни картин а-ля Ренессанс, ни прочей архитектурной мелочи.

Импонировал ещё один маленький фактор — в «Белом» зале категорически не проводили банкеты-фуршеты и не справляли свадьбы; обходились без вычурной суеты, кражи туфельки невесты и пошловатеньких игр. Поэтому и горожане, и постояльцы гостиницы с удовольствием проводили в нём время.

С воодушевлением Сильвестр Борисович Фетисов, генерал-майор ФСБ, принял предложение друга Александра Петровича Борисенко, замминистра МВД, встретиться и провести вечер в приятной обстановке и в дружеской атмосфере, слушая живую музыку. Но сначала выдвинул контрпредложение встретиться у него на даче; попариться в баньке с берёзовыми веничками, с купанием в холодной купели, в дубовой бочке с водой и со льдом. Затем заманчиво расписал ужин у мангала, шашлык из баранины или речной форели на выбор, да под ледяную водочку из рюмочек хрустальных и охлаждённое пиво. Однако, Александр Борисович мягко отказался, аргументируя, что дача с баней и шашлыки с выпивкой у костра никуда не денутся; но у него имеется весьма интересный предметный разговор. А «Белый» зал идеальное место, где можно открыто, не маскируясь, говорить о делах любой важности, при этом, будучи уверенным, что тебя никто не прослушает. Сильвестр Борисович усмехнулся, сказал, неужели его друг решил сменить поприще на старости лет и заделаться в разведчики-шпионы. На полном серьёзе Александр Петрович ответил, что разведка как раз не по его части, хлеб у лучшего друга отбирать не будет и вопросом в лоб сразил Сильвестра Борисовича наповал, ответь, раз уж ты такой умный, где лучше спрятаться грибочку. Вот как мы заговорили, воскликнул удивлённо Сильвестр Борисович и ответил молниеносно: — Конечно, в лесу под кусточком. Друг напоследок заключил, тогда строимся в три шеренги и в пятницу в ресторан. Хорошо, сказал Сильвестр Борисович и попросил напомнить время встречи, а то он что-то запамятовал. Да не запамятовал ты, укоризненно произнёс Александр Петрович, с памятью у тебя всегда проблем не было, а время я не называл, но, думаю, в шесть часов вечера, если это устроит господина главного республиканского шпиона. «Главного шпиона устроит, — сказал Сильвестр Борисович. Попрощался, отключил телефон и про себя сказал: — Тоже мне, полковник Исаев!»