И в сердце Старого Билля закралось сомнение. И разум его колебался.

Несколько секунд Билль молчал, словно бы проверяя себя, и наконец сказал, обращаясь к Дунаеву:

— В той чепухе, которую говорил Чайк, есть только два обстоятельства, заслуживающие внимания: первое — то, что вы сами, Дун, были дурак дураком, что хвастались деньгами, а второе — то, что намерение Морриса и Дэка укокошить нас не приведено в исполнение… Что вы на это скажете, Дун?..

— Это верно… И признаюсь вам, Билль, после того, что говорил Чайк, я бы взял свое слово назад.

— Какое слово?

— А насчет казни этих агентов…

Билль не без снисходительного презрения сказал:

— Странные вы, русские. Один готов всех прощать, а вы… готовы менять свои Мнения… Ну, да это ваше дело. А слова ваши уже взять обратно нельзя. Теперь за мной голос.

Моррис замер в ожидании. Дэк, казалось, спокойно ждал.

— Частным образом я скажу, что постановил бы такое решение: Морриса вздернул бы на дерево на берегу ручья, а Дэка не повесил бы, но так как это было бы несправедливо, то я подаю голос, ввиду вышеуказанных двух обстоятельств, против казни…

Чайкин весь просветлел и, перекрестившись, воскликнул:

— Душа у вас, Билль, добрая… Бог вразумил вас.

Моррис ожил. Дэк принял известие, по-видимому, безразлично.

— Но что же мы будем делать с молодцами? Я их не повезу дальше! — сказал после раздумья Билль.

— Оставим их здесь, Билль! — подал совет Дунаев. — Пусть добираются до Фриски как им угодно.

— Мы доберемся! — обрадованно заметил Моррис.

— Но только ружья и револьверы вы получите, джентльмены, потом, из конторы дилижансов, а пока путешествуйте без них… А затем еще просьба на честное слово, господа.

— Какая? — спросил Дэк.

— Не сделайте ничего дурного телеграфисту в Виргинии. Он не виноват, что не передал вашей телеграммы. Обещаете?

— Обещаю, Билль.

— А вы, Моррис?..

— Я ему размозжу голову, если он тронет телеграфиста! — отвечал за Морриса Дэк.

Билль приказал Дунаеву собрать ружья и револьверы канзасцев, и, когда это было сделано, их развязали.

Они тотчас же пошли к дилижансу, вытащили свой багаж и провизию. Моррис тотчас же достал бутылку рома, и налив себе стакан, проговорил:

— Ваше здоровье, Билль. Ваше здоровье, судьи.

— Вы за здоровье Чайка пейте… Если бы не он, быть бы вам на дереве…

— За Чайка я выпью отдельно. Ваше здоровье, Чайк!

Дэк сидел молча на траве.

И только когда Билль приказал Дунаеву и Чайкину садиться в фургон, Дэк крикнул:

— Будьте счастливы, Чайк.

Чайкин вернулся и крепко пожал руку Дэку и потом Моррису.

Через пять минут фургон покатил дальше. Дунаев и Чайкин очень удобно расположились на местах, которые занимали агенты большой дороги.

ГЛАВА XIX

1

— Джентльмены, проснитесь!

Дунаев и Чайкин, проспавшие всю ночь, растянувшись в фургоне, быстро вскочили и взялись за револьверы, не разобравши спросонок голоса Старого Билля.

Но, увидавши его спокойное лицо, они тотчас же положили их за пояса и весело усмехнулись.

— Видно, агенты приснились? — засмеялся Билль. — И крепко же вы спали… Полагаю, что и кофе не мешает выпить и позавтракать… А утро-то какое!

Действительно, было чудное раннее утро, полное бодрящей свежести.

Фургон стоял в стороне от перекрестка, у небольшой речки. Вблизи горел костер, и над ним блестел на солнце большой медный кофейник.

Наши матросы побежали к реке мыться.

— Не торопитесь, джентльмены… Мы здесь простоим час, а то и два… Мы будем ждать почты из Сапервиля… Она должна быть в семь, а теперь всего пять…

Через несколько минут Билль и двое русских сидели за завтраком: ели ветчину и пили кофе.

Билль сказал, что он тоже отлично выспался, проспавши четыре часа.

— А где-то наши спутники теперь? — заботливо спросил Чайкин.

Билль с удивлением взглянул на Чайкина и ответил:

— А вы, Чайк, все жалеете их?

— То-то, жалею.

— Не беспокойтесь, не пропадут… А я полагаю, что вчера, Чайк, вы взяли на душу греха! — неожиданно прибавил Билль.

— Каким образом?

— А таким, что ошарашили нас с Дуном своими речами, и мы отпустили на все четыре стороны этих молодцев, вместо того чтобы их вздернуть…

— Грех был бы, если б вы решились на это, Билль.

— А я не чувствую греха, хотя мне и пришлось двух вздернуть.

— Неужели вы повесили людей, Билль? — испуганно воскликнул Чайкин.

— Повесил и нисколько не раскаиваюсь!.. И снова повесил бы, если бы нужно было!

— За что же вы, Билль, вздернули двух? — спросил Дунаев.

— А тоже агенты были и сделали на нас нападение. По счастью, пассажиры не растерялись и не позволили ощипать себя, как куриц… Агентов встретили пулями. Они бежали, а двое не могли: под ними были убиты лошади… Ну, мы их судили и осудили, и я привел решение суда в исполнение…

— А пассажиры все целы остались? — спросил Дунаев.

— Один был убит, другой ранен, и меня задело в ногу! — проговорил Билль.

— А где это было?

— У Скалистого ручья…

Чайкин слушал и раздумчиво произнес:

— А я полагаю, что канзасцы своего дела больше не начнут!

Билль усмехнулся.

— Сомневаюсь! — промолвил он.

— Не начнут! — упорно настаивал Чайкин. — Другими людьми станут после того, как поняли, что их пожалели…

— Как волка ни жалей, он все останется волком, Чайк.

— Тем человек и отличается от зверя — у него другое понятие и другая совесть.

— Молоды вы очень, Чайк, и еще не знаете, что есть люди похуже волков. И таких людей жалеть нечего… Их ничто не исправит! — строго сказал Старый Билль.

— Всех жалко… Всякого совесть может переменить. Это разве который вроде как в уме потерянный и не понимает, что делает, ну, так с такого человека что взять. Он не виноват, что бог его лишил рассудка…

— Поживете в Америке, Чайк, так поймете, что жалеть всех нельзя… Большой вы чудак, Чайк!.. Налить вам еще кружку?

— Налейте Билль А какие люди бывают агентами, Билль?

— Всякие… Приедет молодец на Запад, попадет в дурную компанию, станет игроком, начнет пьянствовать — ну и собьется с пути… Захочет работать скверную работу, и сделается агентом большой дороги… Кто попадется на виселицу, а кто и прикончит работу вовремя и, наживши деньги, займется другим делом. Только таких мало, и такие больше из агентов-неубийц… Они только грабят, но не убивают… Из таких есть во Фриски несколько известных людей… Прежде были агентами, а теперь… ничего себе… живут порядочно.

— Значит, совесть-то свое взяла! — торжествующе заметил Чайкин.

— Вернее, что страх попасться заставил перемениться…

Билль некоторое время молчал и наконец произнес:

— В молодости и я был агентом!

— Вы? — в изумлении переспросил Чайкин.

— Был. Да Дун, верно, слышал про это. Слышали, Дун? — обратился к нему Старый Билль.

— Слышал, Билль…

— От этого я и преследую агентов, что сам им был, и не сделаться бы мне порядочным человеком, если бы не один случай…

— Расскажите, Билль! — попросил Чайкин.

— Какой это случай? — спросил и Дунаев.

— Я его до сих пор помню, хоть он и давно был, очень давно. Мне тогда было двадцать лет, джентльмены, а теперь шестьдесят два… Тогда еще Запада мы и не знали. Здесь индейцы одни жили… И тогда агенты были там, где теперь железные дороги… Что ж, я вам, пожалуй, и расскажу, как я чуть к самому дьяволу не попал в когти… Никому я этого не рассказывал, а вам расскажу… Видно, и мне надо выболтаться! — прибавил Старый Билль.

И Билль откашлялся, закурил трубку и начал.