2
Чайкин проспал крепчайшим сном до восьми часов утра.
Когда он вошел в общую залу, Брукс был там.
— Ну что, отоспались, Чайк? — спросил он, пожимая Чайкину руку.
— Отоспался… И жара какая, однако! А когда почтовый фургон идет?
— В одиннадцать. Времени еще много. Позавтракайте хорошенько, а потом пойдем покупать провизию. А вот и Старый Билль!
В комнату вошел низкого роста, коренастый и плотный старик с седой бородой. Его красно-бурое, изрытое морщинами лицо с седыми клочковатыми нависшими бровями, из-под которых глядели серые, пронзительные глаза, казалось суровым. Он был в высоких сапогах, в кожаных штанах и в белом пиджаке; на голове была соломенная шляпа.
— Ну, Джипп… дайте-ка! — произнес он грубым голосом, подходя легкой и бодрой походкой к прилавку и протягивая свою широкую загорелую руку хозяину.
Хозяин налил рюмку рому, которую Старый Билль выпил с маху. Крякнувши, Билль проговорил:
— А затем можно и кофе пить. Так ладно будет.
Он отошел от прилавка и подсел к Бруксу.
— Это тот самый молодчик, о котором вы говорили мне вчера, Брукс? — спросил он, указывая бесцеремонно пальцем на Чайкина.
— Тот самый.
— Ладно… Довезем до Фриски! — сказал он, протягивая Чайкину руку.
— А много пассажиров везете, Билль?
— Нет. Всего три пассажира, и все ваши. Откуда те двое?
— Из Канзаса.
— Вы их знаете, Брукс?
— Знаю.
— Кто они?
— Игроки.
— Очень счастливо играют? — усмехнулся Билль.
— Да. И потому улепетывают из Канзаса.
Билль, казалось, не особенно был доволен этими сведениями.
Он отпил несколько глотков кофе и, обращаясь к Чайкину, сказал:
— Покажите-ка ваш револьвер!
Чайкин вынул из-за пояса револьвер и подал Биллю.
Старик внимательно осмотрел его и, возвращая назад, промолвил:
— Умеете стрелять?
— Не стрелял никогда. Из ружья учился.
— У меня есть запасная винтовка, если понадобится. А ну-ка, попробуйте выстрелить из револьвера вон в этот стакан! — указал Билль на стакан, стоявший на одном из близких столиков. — Как цена, Джипп?
— Десять центов.
— Так валяйте. Я плачу за стакан.
— А разве здесь стрелять можно? — спросил Чайкин.
— Отчего же нельзя. Ну, цельтесь.
Чайкин нацелился и выстрелил. Стакан разлетелся вдребезги.
— Отлично, Чайк… Зарядите снова…
С этими словами Билль ушел.
Вскоре Брукс с Чайкиным ушли покупать провизию на дорогу и через полчаса вернулись с большим ящиком, в котором был окорок ветчины, сухари, бутылка коньяку, сахар, кофе и кофейник.
— Ну, теперь все в порядке! Можете ехать! — сказал Брукс.
В одиннадцать часов Чайкин вышел на двор гостиницы и увидел легкий фургон, закрытый со всех сторон кожей, с отверстиями в виде маленьких окон. В задней части была почта — тюки газет и писем, а впереди оставалось пространство, набитое сеном.
— Садитесь, джентльмены! — крикнул Билль.
Два молодых канзасца сели в фургон. Чайкин хотел садиться на козлы. Но Билль сказал:
— Внутри и для вас места хватит.
— Но у меня билет на козлах.
— Садитесь в середину. Надеюсь, джентльмены ничего не будут иметь против?
— Конечно! Садитесь. Места довольно! — отвечали джентльмены.
Старый Билль уселся на широкую скамью впереди и хлопнул бичом.
Фургон двинулся.
Вскоре за Денвером начался подъем на Сиерру-Мадре, и затем, когда фургон миновал проход за гору, он направился к северу, к городу Соляного озера, вдоль Черных гор, потом по лесистому месту, полному ручьев и потоков, и снова по склонам гор. И все — и горы, и земля, и деревья — в этой горной стране было красного цвета. Потому-то испанцы, первые завоеватели этой страны, и назвали ее Колорадо.
Скоро, однако, эта красивая местность остается сзади, и фургон плетется по холмистой возвышенности, покрытой песком с растущим на нем диким шалфеем, пересекая часто ручьи и овраги… Дорога однообразная и скучная. Жара нестерпимая. Станции, где меняют лошадей, редки, и там ничего нельзя достать, кроме водки… Нередко на горах и на склонах Чайкин видел индейских всадников из окна фургона и объявлял об этом спутникам.
И тогда все схватывались за револьверы.
Но Старый Билль успокаивал.
— Не нападут… Я нарочно закрыл фургон, чтобы они не видели, сколько пассажиров… Они могут думать, что тут целый десяток… Видите… Поворачивают назад…
И действительно, поворачивали.
Несмотря на опасность от индейцев и всякие лишения, на этой горной дороге то и дело встречались эмигрантские и товарные фургоны и кучки пешеходов.
Вот как объясняет В.Диксон, автор весьма любопытной книги об Америке шестидесятых годов, эту кипучую деятельность янки, прокладывавших путь через равнины и горные дороги, через пустыню, среди враждебных племен индейцев. Позволю себе сделать большую выписку, из которой читатель узнает, какой еще недавно, всего лет сорок тому назад, был запад Америки, теперь прорезанный железными дорогами, покрытый городами и фермами и не знающий уже страха от индейцев, остатки которых кое-как влачат свое существование.
«Какой-нибудь торговец на реке (Миссури) узнает, например, что горные округи Запада терпят недостаток в каком-нибудь товаре — в чае, в хлопчатнике, во фруктах или, быть может, в дубленой коже. Он тотчас соображает, что через несколько недель запрос будет громадный и цены сильно поднимутся.
Купив товар дешево, он решается рискнуть, положившись на свои соображения. К главному своему товару он присовокупляет с дюжину мелких предметов, например, к обозу чая немного живности, немного красного вина, немного хинина и других лекарств, попоны, перчатки, быть может тысячу пар сапог.
Он покупает пятьдесят или шестьдесят легких фургонов с двенадцатью волами на каждый, нанимает смотрителя обоза, или капитана, и сто человек сторожей, потом упаковывает свои товары и отправляет караван в степь. Никакая контора не застрахует эти товары, не поручится за благополучное доставление их в Денвер, на Соляное озеро, в Виргинию. Это путешествие считается рискованным приключением. Люди, предпринимающие его, должны быть хорошими стрелками и отлично вооружены. Но никто не ожидает, чтобы они стали защищать обоз от нападения индейцев: если число напавших краснокожих очень велико, то возчикам позволяется отрезать постромки, вскочить на мулов и лететь на ближний военный пост или станцию, оставив фургоны, товары, волов и мулов в жертву индейцам. Нет человека, который желал бы, чтоб у него содрали кожу с головы, а возчики, имея, быть может, жен и детей в Омахе или в Ливенворте, естественно, заботятся о безопасности своих волос. Убийства случаются в обозах, устроенных самым лучшим образом, но храбрейший западный молодец ценит свою жизнь дороже сотни ящиков чая и тысячи мешков муки.
Некоторые из этих обозов берут по дороге пассажиров, предоставляя им кормиться вместе с возчиком и самим стряпать себе пищу.
Путешествие, если оканчивается благополучно, совершается от реки Миссури до Соляного озера в девяносто дней. Всего расстояния тут тысяча двести миль — до Денвера шестьсот и оттуда столько же. Средним числом делают в день четырнадцать и пятнадцать миль, хотя некоторые возчики проходят до двадцати миль в день.
Среди дня, часа в четыре или пять, они отдыхают, пускают мулов пастись на траве и сами варят себе кушанье. К ночи они останавливаются лагерем подле ручья или, если возможно, подле леска. Для безопасности они делают забор из фургонов, то есть ставят их в виде эллипса, открытого только с одной стороны. Каждый фургон прижат к своему соседу и возвышается над ним по крайней мере на треть, как чашки весов на гербах. Форма эллипса считается лучшей защитой против нападения индейцев и принята за правило после многих опытов старых мексиканских торговцев.
Когда фургоны расставлены как следует и волы пущены на траву, возчики принимаются рубить и ломать сучья; женщины и дети (если таковые есть налицо) разводят огни, приносят воду из ближнего ручья или источника, ставят на огонь котел и пекут хлеб. Некоторые из молодых людей отправляются через ручьи и овраги за поисками луговых собачек, степных цыплят и ржанок. В счастливые дни эти охотники нападают на след антилопы или лося. При такой удаче вечер оканчивается веселым банкетом. Другие охотятся за гремучими змеями и убивают их, также и за волками, которые часто рыскают вокруг лагеря. Я однажды видел, как убили большого серого волка в двух шагах от фургона, в котором спал ребенок.