Джессика спала рядом со мной, случайный звук вырвался из нее, как будто ей что-то снилось и она в беде. Ее рыжие волосы прикрывали большую часть лица, но я все еще мог видеть надутость ее едва обижающихся губ.

Я облажался, умственно. Хуже, чем что-либо пережитое мной, когда был моложе. За исключением той ночи, которая постоянно преследовала меня во снах. Опыт закалил и превратил меня в человека, которым я стал теперь. Толька так я мог вернуться к жизни после той ночи и не чувствовать ничего вообще. Либо это, либо умереть от душевной боли.

Джессика ломает стену, которую я построил, и я плохо отреагировал, потому что это испугало меня. Я технически не боялся чувств к ней, я боялся чувствовать что-либо вообще. Я упорно работал, отгораживаясь от всего, чтобы прожить все свои дни – чтобы отвлечь себя от одного единственного момента, который определил всю мою оставшуюся жизнь.

И худшее во всем этом, я причинил ей боль. Я видел это в ее глазах, когда лгал ей в лицо, говоря, что это никогда не будет любовью.

Протянув руку, я взял прядь волос Джессики и потер ее между двумя пальцами. Это правда и мне нужно признать это для себя. Я влюбляюсь в нее. Я – человек, не веривший в чушь этого слова, которым каждый вокруг разбрасывается; мужчина, который думал, что любовь – женское слово. Я всегда искренне верил, что мужчины не способны на любовь, особенно такой человек, как я. И все же я способен, смотрю на это прекрасное создание и пытаюсь выяснить, что же чувствую.

Все ощущалось удушливым, словно воздух вокруг меня был слишком густым, слишком влажным. Думал ли я о своих чувствах или о том, чтобы не быть рядом с ней, я постоянно чувствовал, что не мог дышать. Вес, столь тяжелый, как будто Нью-Йорк прижался к моей груди, и я не мог его поднять, независимо от того насколько я сердит, или это все же означает, что я способен любить. Он просто ни хрена не сдвигается с места.

И эти глаза… эти большие, доверчивые, прекрасные глаза. Я не мог, к черту, выбросить из головы этот момент, когда боль проникла в эти глаза. Они преследовали меня, потому что я был причиной этого страдания.

Выскользнув из постели, я тихо оделся, стараясь не разбудить ее. Пристально смотря на нее, пока она спит, я наблюдал, как ее грудь поднималась с каждым глубоким вздохом. Я был заворожен – эффектно пойман в паутину, которую лично сплел. Мне пришлось убраться оттуда. Я должен был развеяться, прежде чем не смогу уйти.

Прохладный ночной воздух заставил меня дрожать, пока я стоял снаружи и ждал камердинера, который должен был пригнать мой автомобиль. Городские огни мигнули, как будто вселенная пыталась передать секретное сообщение только мне – визуальная своего рода Азбука Морзе для сумасшедшего ублюдка. Я закрыл глаза на все это и держал их закрытыми, пока не услышал мурлыканье своего тормозящего Ягуара.

Как только оказался в тепле своего автомобиля, я еще некоторое время сидел, не двигаясь с места, и собирался вернуться обратно внутрь. Камердинер стоял у бокового окна со стороны водителя, ожидая меня, чтобы подняться обратно. Я ухватился за руль и встряхнул свою голову. Остаться на ночь – это не мое. Проводить время после секса с женщиной вообще было тем, чего я всегда избегал. Очевидно, это стало по-другому с Джессикой.

Я передумал и отправился в путь, поехав медленно, чтобы было время подумать. Я отмотал ночи назад и пытался определить точный момент, когда произошли все эти изменения во мне.

Когда я добрался до клуба, место было забито – кишело толпой людей, раньше и я был такой же. Но больше не чувствовал себя таким. Идя по залу, я наткнулся на танцоров и кивнул тем, кто знал мое имя, но не знал меня. Черт, я не знал себя – не может быть.

Я не пошел в свой офис, потому что не хотел иметь дело с Вик. Вместо этого, направился в свою квартиру. Придя домой, я последовал прямиком в ванную принять душ. Я снял одежду, которая пахла Джессикой, и стоял под горячими струями воды в тишине и комнате, покрытой кафелем. Это, казалось, единственное место, где я мог думать теперь. Мой офис напоминал о Джессике, клуб, автомобиль, все было испорчено памятью о ней.

Я стоял дольше, чем обычно, позволяя воде обрушиваться непосредственно на мою голову – поражая мою кожу жаром, и надеясь заглушить свои мысли этим. Когда я вышел, то схватил полотенце и обнаружил Вик, прислонившуюся к дверному проему со скрещенными руками.

- Игнорируешь меня? – спросила она с приподнятой бровью.

Я пробежался полотенцем по лицу и волосам, прежде чем обернуть его вокруг тела и выйти из душа.

- Мне был нужен душ, прежде чем связываться с твоим дерьмом.

Взяв зубную щетку, я выдавил слой зубной пасты на нее и начал чистить зубы. Она бесила меня, стоя надо мной со скрещенными руками, как будто контролировала меня. Настало время указать Вик ее место.

Прополоскав рот, я снял свое полотенце с талии и вытер лицо. Я прошел мимо нее в свою спальню. Она последовала за мной. Вытащив боксеры из верхнего ящика, я прикрыл задницу и направился к своему шкафу.

- Что с нами происходит, Себастьян? Мы раньше были так близки. Это не похоже на тебя, ты даже не разговариваешь со мной больше. Это чушь собачья, и ты знаешь это.

С меня достаточно. Я резко повернулся к ней и подошел ближе, отчего она сделала шаг назад. Я никогда не обижу женщину, но это дерьмо должно прекратиться.

- Виктория, оставь меня уже в покое. В течение многих лет я прикрывал твою задницу – подставляя щеки действительно чертову дерьму, и вот как ты мне отплачиваешь? С меня хватит, - я показываю фак, - Возвращай свою задницу туда, где я нашел тебя. Теперь оставь меня, черт побери, одного!

Я увидел, как это случилось, но не мог в это поверить. Ее стойкое лицо разрушилось, и то самое страшное выражение, от которого я сбегал долгое время, появилось на ее лице. На ее глаза наворачивались слезы, а губы задрожали…, и именно тогда я понял – я просто, черт, знал. Вик держалась рядом, чтобы помочь мне из лояльности и денег, но было кое-что еще, чего я не замечал. Как могло что-то настолько значимое, проскользнуть мимо моего радара? Это было то, на что я думал, Вик неспособна. Она показала эмоции, и это было для меня.

Я смотрел на Вик, как на сестру, а теперь я видел, что она скрывала запретные чувства к мужчине, который до недавнего времени не знал, что он способен испытывать какие-либо чувства.

- Нет. Не ты. Этого не может быть, - умолял я шепотом.

- Себастьян…

- Уйди, - потребовал я.

- Себастьян, пожалуйста, послушай…, - начала она.

- Я сказал, убирайся из моей квартиры, сейчас же!

Она уставилась на меня так, словно я передумаю, а затем развернулась и ушла без лишних слов.

Вместо того, чтобы слоняться по клубу и общаться, я остался в офисе на весь остаток ночи. Я погрузился в работу с документами, отстраняясь от внешнего мира.

Тем утром я лег спать с мыслями о Джессике, гуляющей по улицам в одиночку. Внезапная мысль о каком-либо несчастном случае с ней уничтожала меня изнутри. Я вспомнил о ее страхе перед оружием, и мне стало интересно, что могло случиться с ней такого, чтобы у нее появился этот страх. Было так много вещей, о которых я хотел знать, многое я уже мог знать, если бы не был таким эгоистом.

Вместо моего привычного кошмара, мне снилась Джессика с ее мягкими губами и доверчивыми глазами. Сон превратился в кошмар, когда я понял, что смотрю на нее сверху вниз – на то, как она умерла у меня на руках.

На следующий день, я оказался там, где не появлялся некоторое время. Грэйди, мужчина за стойкой, кивнул мне, когда я вошел. Он итальянец в годах с сильным нью-джерским акцентом.