Стада мамонтов, бизонов и лошадей не остаются, между тем, на месте. Они кочуют летом по долинам куда-то на север, и за ними, как волки, следуют двуногие. Там, на севере, вплоть до берегов Ледовитого океана, тоже масса зверя — мамонтов, лошадей, бизонов, овцебыков. Местами в перелесках пойм колышатся туши волосатых носорогов. В холодной, промерзшей насквозь, но кормной тундростепи, протянувшейся от Европы до Аляски, травоядным и хищникам живется привольно, и кажется, что этому благоденствию не будет конца. Весной и летом здесь поднимаются в рост буйные тундровостепные травостои злаков, осок, полыней, разнотравья. По долинам рек всюду густые заросли кустарников. Зимой сухо и морозно, но снег лишь слегка присыпает подсохшую траву и не мешает жировке. Стоячих водоемов мало, а поэтому мало комаров и гнуса, столь истощающих теплокровных животных. Кроме того, с севера дуют ветры, отгоняющие двукрылых кровососов. Имеется, пожалуй, единственная неприятность — ветры несут тучи мельчайшей желтоватой пыли. Она затмевает временами солнце, покрывает, как пудрой, траву, хрустит на зубах, стачивая их раньте времени. Но нет худа без добра — пыль богата солями и доставляет минеральное питание молодым костякам. Смешиваясь со снегом, пыль содействует быстрому таянию его весной, удобряет поверхностные слои мерзлого грунта, активизирует пышный рост луговых трав. Привольно живется и первобытным охотникам. В их руках теперь легкие дротики и тяжелые копья, с умело подвязанными наконечниками из оленьего рога, мамонтовых бивней, сизого халцедона или черного агата. После меткого броска дротики глубоко проникают между ребер, загоняются спереди в пах и выматывают любого крупного зверя.

Свой путь от субтропиков — Средиземноморья и Гималаев до вековых плавучих льдов Ледовитого океана первобытные немвроды уже отметили завалами мамонтовых костей на речных террасах. Они задерживались и у слоновых «кладбищ» в излучинах затопленных половодьем логов, куда волнами были забиты трупы гигантских зверей, погибших при наводнениях и переходе по непрочному льду.

Длинной чередой тянутся тысячелетия, но зимы почему-то становятся теплее, короче, а снег глубже и обильнее. Летом жарко, но не так солнечно, как раньше. Подземные льды начинают вытаивать, и на их месте образуются болота, топи, обширные озера. С хребтов и из ущелий на равнины спускаются и занимают все большую площадь темнохвойные леса, перемежающиеся в долинах рек с лиственными. Стада лошадей, бизонов, овцебыков и мамонтов гибнут массами на европейских равнинах от снегопадов и гололедиц, но уцелевают еще на крайнем севере — в далекой Берингии, на Таймыре. Южнее, в разросшихся темных лесах Сибири и затянутых сфагновыми мхами болотах и озерах средних широт, большинству травоядных нет места — голодно и многоснежно. Зато здесь новое приволье для бурых медведей, длинноногих лосей и таежных северных оленей.

Судя по периоду полураспада радиоактивных изотопов в ископаемых костях, прошло всего 10—8 тысяч лет, как погибли в Азии и Европе последние носорукие гиганты — мамонты и их спутники — волосатые носороги, пещерные медведи. Несколько дольше протянули лошади, первобытные бизоны, овцебыки. Вымирание этих зверей не было единовременным на всей площади обитания, они вымирали по-разному. Местами, в особо благоприятных участках, они задерживались, мельчая, плохо размножаясь, и доживали свой век подобно старикам и старухам в домах призрения.

Первобытные охотники, обитатели сократившихся плейстоценовых степей, были вынуждены перестраиваться на ходу. Опустели потайные пещеры, в которых жили бывало огромные пещерные медведи, редели грандиозные некогда стада бизонов, туров, яков, лошадей, и все трудное становилось добывать осторожного зверя. Приходилось переключаться на иные ресурсы. Жизнь в сплошных лесах и тундре стала возможна на иной основе — понадобилась новая охотничья техника. Звери в лесах другие — лоси, косули, благородные олени (изюбры), — держатся они в одиночку или небольшими группами и только два раза в год, весной и осенью, совершают переходы по набитым тропам. На этих тропах их можно, впрочем, тоже подстерегать, стреляя из луков, ловить в ременные петли и глубокие ямы, а потом заготавливать мясо впрок, провяливая нарезанные куски над дымными кострами. Речки и озера богаты крупной рыбой — жирной семгой, тайменем, щукой, — и нужно только немного приноровиться, чтобы успешно колоть их гарпунами, ловить на приостренные с концов костяные блесны. Ну что ж, — люди нового каменного века выдержали и этот экзамен. Они научились выделывать шлифованные каменные топоры — томагавки из нефрита, ювелирные наконечники стрел, затейливые поворотные наконечники гарпунов с кремневыми вкладышами для боя тюленей и белых дельфинов, большие долбленые лодки, скользящие лыжи и плетеные снегоступы. На очереди перед молодым человечеством Евразии стояла задача одомашнивания копытных и развития земледелия.

Каковы же общие и частные причины вымирания характерных видов мамонтовой фауны: самих мамонтов и их спутников — пещерных медведей, лошадей, волосатых носорогов, бизонов, овцебыков, пещерных львов, пещерных гиен, в конце последней ледниковой эпохи? Почему из мамонтового комплекса в Евразии уцелели к нашим дням северные олени, песцы, узкочерепные полевки и лемминги, а овцебыки (и бизоны) остались лишь в Северной Америке, Гренландии? Казалось бы, раз суровая ледниковая эпоха кончилась, стало быть условия обитания животных улучшились и, сбросив теплые шубы, можно было зажить припеваючи...

Проблема вымирания живых существ стара как мир, но в наши дни она приобрела необычайно острый характер. Нет сомнения, что умудренные опытом, седые старцы древнего каменного века, обгладывая и дробя камнями кости у пещерного костра, уже задумывались над причинами постепенного исчезновения стад лошадей, бизонов, выводков пещерных медведей, дававших такое вкусное и жирное мясо. Ведь тогда это были нередко вопросы жизни и смерти. Догадывались ли они о действительных причинах!? Возможно, но чаще они были склонны приписывать это воле божества. Зато у неолитических индейцев XVII—XIX столетий, видевших расправу белых вторженцев с бизонами, не оставалось сомнений в причинах исчезновения стад их кормильцев.

Философы и естествоиспытатели последних тысячелетий уделяли вопросам вымирания видов посильное внимание. Наиболее ранняя, дошедшая до нас в письме, гениальная догадка принадлежит Титу Лукрецию. В поэме «О природе вещей» (1946, с. 139, перевод Ф. А. Петровского) он писал по этому поводу:

Здесь есть, пожалуй, намеки и наметки большинства обоснований, которые приводились и приводятся для объяснения факторов вымирания животных крупнейшими биологами-эволюционистами 20 веков спустя (!) — гигантизм некоторых видов, ухудшенный обмен веществ, влияние внешней среды...

Между тем подтверждения и обоснования догадок могла дать только материалистическая наука, и в первую очередь — геология и палеонтология. Именно палеонтологам стали близки и понятны факты вымирания морских организмов — моллюсков, рыб, ластоногих и китообразных — при изменениях солености и колебаниях уровня, усыханиях древних морей. Вопрос жизни и смерти для водных организмов при усыхании водоемов всегда решался альтернативой: либо вылезай сам на сушу, либо помирай. Аналогично, но в обратном смысле решался он и для животных суши при медленных опусканиях в морскую пучину островов и частей континентов.