Причины такой пищевой перестройки и приобретения плотоядных наклонностей плохо выяснены. Возможно, что основное значение в ней имели сезонные голодовки, нехватка полноценных растительных кормов в периоды засух или зимних холодов. Известно, например, что миролюбивые и почти полностью растениеядные бурые медведи в засушливые годы — при неурожае лесных трав и ягод — становятся агрессивными и начинают охотиться на домашний скот, диких копытных, друг на друга и на людей.
Приобретение плотоядности предками людей произошло на весьма раннем этапе. По исследованиям палеонтологов Лики в Танзании и Кении стало известно, что уже африканские перволюди — зинджантропы и австралопитеки — полтора миллиона лет тому назад, по-видимому, умели охотиться и поедали самых крупных толстокожих — слонов и мастодонтов. В плейстоцене в умеренных широтах эти охотничьи и хищнические тенденции расселявшихся приматов неизмеримо усилились.
Итак, первобытные люди, не обладая ни когтями, ни мощными клыками, какими-то загадочными способами умели убивать самых крупных и сильных зверей — как мирных и трусливых, так и коварных хищников. Между тем в слоях, напичканных костями жертв, встречались лишь кремневые острия, скребла, ножевидные пластинки, пригодные, казалось бы, лишь для подрезки и съемки шкур, сухожилий, мяса. Попадались и острия из кости, рога. Выявлялось как бы большое несоответствие в технических средствах — примитивных орудиях добывания, изделиях из камня, рога, дерева — и мощью самих жертв, достигавших иногда веса в несколько тонн! Несоответствие можно было объяснить лишь особыми техническими приемами добывания.
По прямым и косвенным признакам, а также на основе современных этнографических сведений можно утверждать, что в каменном веке существовало три типа охот:
1) загоны стадных животных на обрывы или в вязкое болото, на лед;
2) добывание животных самоловами — ловчими ямами, опадными и давящими ловушками, силками;
3) убой животных метательным оружием — дротиками, копьями, стрелами, томагавками и оружием ближнего боя — дубинами, клевцами, кинжалами.
Загонные охоты на стадного зверя были наиболее добычливы. Особых орудий тут не требовалось. Стадо или стада животных — слонов, лошадей, бизонов, антилоп — охотники гнали по плато к скальным обрывам, к глубокому оврагу, на непрочный лед или в болото. Цепь загонщиков создавала панику факелами, криками или огненной завесой степного пожара. В результате таких загонов гибли сразу многие десятки и сотни жертв. Убившихся или утонувших животных первобытная орда нередко даже не могла использовать целиком, и поэтому в местах гибели образовывались своеобразные кладбища. Такие кладбища известны уже давно во многих местах, причем далеко не всегда близ них имелись подходящие обрывы. Например, «кладбище» мамонтов у Пшедмоста (Чехословакия), где залегали остатки примерно 1000 мамонтов, Волчья Грива — в Барабинской степи к западу от Новосибирска, почти с таким же количеством погибшего зверя, расположены на равнине. Возможно, что здесь мамонтов гнали веснами на непрочный лед озера, зажигая сухую траву. На Украине у Амвросиевки изучено «кладбище» первобытных бизонов, захороненных в промоине (овраге) среди мерзлой в то время лессовой степи. Около 1000 особей бизонов оказалось здесь брошено за невозможностью их использовать, как писал И. Г. Пидопличко (1953). Здесь же при разборке этого завала было найдено более 270 кремневых и 35 костяных наконечников копий и дротиков. Копья, вероятно, бросались в зверей во время облавы. Важно отметить, что глубокие овраги — промоины с отвесными стенками могли возникать в степях только после накопления толщ лессов (рис. 30).
Особенно большое впечатление производят следы охот у палеолитической стоянки Солютре недалеко от городка Макон в северо-восточной Франции. Покатый склон горы, на котором расположилась деревушка Солютре, почти весь занят теперь виноградниками, но от вертикальных обрывов куэсты к селению тянется пустырь, местами с россыпями глыб известняка. Пологая площадка в его средней части сильно изрыта в разных местах археологами. Здесь, на площади в 1.5—2 га, почва буквально нашпигована костями лошадей. Из стенок раскопов и на обнаженных площадках торчат, лежат палевые обломки челюстей, лопаток, костей ног, зубы мелких лошадок. Прикинув насыщенность грунта костями, французские археологи подсчитали, что в Солютре было убито и разделано в эпоху позднего палеолита, т. е. около 15—30 тысяч лет тому назад, около 100 тысяч лошадей (!). Ландшафт и общая ситуация в районе Солютре очень напоминают некоторые участки северного Крыма. В районе Бахчисарая обнаружена стоянка древних крымчан, слои которой также переполнены костями. Только остатков лошадей там мало, а больше — тонконогих ослов.
Рис. 30. Загонная охота на первобытных бизонов в лессовой степи. Рис. Е. Я. Захарова.
Вот как можно представить картину древней охоты в Крыму у Бахчисарая и близ Солютре в Эльзасе.
На краю известнякового обрыва, метров тридцати высотой, обдуваемый осенним ветерком, отдыхал косяк косматых лошадок, сотни в две голов. Игривые жеребята резвились под надзором кобылиц на лужайке. Вожак — мощный черногривый жеребец — стоял в сторонке, отдыхая, но все время ощущая свою власть и ответственность. Его ноздри временами раздувались, когда из ближней долинки доносился неясный запах волков и двуногих. В остальном же ничто, казалось, не давало явных поводов к беспокойству. Внезапные дикие крики и появившиеся из лощины фигурки двуногих, размахивавших дубинками, привели в движение всю живую массу лошадиных тел.
С громким ржанием, подняв гриву, вожак бросился вначале навстречу к двуногим, потом, быстро вернувшись, промчался несколько раз перед фронтом своих подопечных. Он знал: за ними десятки метров воздушной пустоты, но сзади и справа приближалась цепочка странных и страшных кривляк. И он ринулся влево — вдоль обрыва, а за ним — весь табун, в восемь сотен топочущих копыт.
Левый край плато мягко проецировался на зеленой соседней горушке, и вожак, не задержав стремительного бега, внезапно исчез на глазах передовых лошадей. С предсмертным ржанием, похожим на короткий визгливый рык хищного зверя, кувыркаясь с 12-метрового обрыва, летели на камни целыми пачками жирные кобылицы и нежные жеребята. Уцелевшая часть разбитого косяка, проскользнувшая по пологому участку обрыва, двигалась растерянно маленькими группками вдали по межгорной лощине. Под скалами вздрагивали в предсмертной агонии мускулистые тела лошадей, другие еще сползали по склону на сломанных ногах. К ним уже спешили двуногие, сжимая в диком азарте кремневые ножи.
Загоны на обрыв могли быть эффективны лишь при обилии стадного зверя — лошадей, ослов, баранов, бизонов, коллективные подражательные инстинкты которых подавляли в момент опасности все другие (рис. 31).
Самоловные способы добывания животных изобретались и совершенствовались на протяжении всей истории человечества, во все его века.
Первобытные люди были очень наблюдательны и восприимчивы. Ведь их наглядно учили повседневный опыт и голод. Они иногда видели, как животные на бегу проваливались в естественные расщелины, ямы, под лед, завязали в болотах, запутывались в лианах, убивались падающими деревьями и камнями. Отсюда и возникало стремление создать подобные условия искусственно, чтобы добраться до свежего окровавленного мяса. Наиболее простым и коварным способом была ловля зверей волчьими ямами.
В одной из французских пещер — Фонт де Гом имеется рисунок мамонта, окаймленного снизу и с боков штрихованными полосами. Вероятно, художник изобразил зверя, проломившего перекрытие и попавшего в яму (рис. 32).
Рис. 31. Охота на плейстоценовых ослов в Крыму. Рис. Е. Я. Захарова.
