Изменить стиль страницы

– Вы ничего интересного в доме не находили? Образно выражаясь, памятные подарки от предыдущей владелицы.

– Если что-то здесь раньше и было, то оно сгинуло. После свадьбы мы устроили в доме ремонт и все переделали. Иногда мы прибегали к советам мистера Уистлера… Естественно, когда Оскар был склонен им последовать, – добавила она. – Боюсь, сейчас они друг с другом на ножах.

– Когда ссорятся творческие люди, они особенно сильно становятся похожи на распушивших хвосты павлинов, – заметила Ирен.

– Именно. Я бы даже выразилась, рассерженных павлинов. Вот скажите, мисс Адлер, вам когда-нибудь доводилось слышать, как павлины кричат? Жуткие, дикие вопли, доложу я вам. Эти птицы своими криками отвлекали от работы мистера Карлайла, и потому он называл их «порождениями дьявола». Мне знакомы их вопли, потому что их держал Россетти[51], который тоже жил неподалеку отсюда. После его смерти павлины разбрелись по округе.

– Какие у вас чудесные соседи, – покачала головой Ирен.

Мы стали спускаться по лестнице. На мгновение подруга остановилась и выглянула в окно.

– Ну и ну! А у вас еще есть и сад? Какой он милый. Изумительно!

– Пока еще холодно, так что ничего особенного в нем нет. А вот придет весна, виноградные лозы зазеленеют, и тогда совсем другое дело.

– А вон тот колоритный каменный крест? Он как-то связан с юношескими воспоминаниями вашего мужа? Ведь мистер Уайльд провел детство и отрочество в Ирландии.

– Крест?

Миссис Уайльд наклонилась к подоконнику, желая понять, о чем именно спрашивает Ирен. В саду действительно стоял каменный крест, сродни тем, что возводят в Ирландии на кладбищах и на перепутьях вдоль дорог. От обычного креста его отличал круг в самом центре. В неярком свете дня я увидела морщины на бледном лице Констанс. Неудивительно, она ведь родила мистеру Уайльду двоих детей, а такое не проходит для женщины бесследно. Не сомневаюсь, что вскоре, благодаря обществу Казановы, я буду выглядеть такой же измученной.

– Крест действительно ирландский, но только к Оскару он не имеет никакого отношения, – произнесла миссис Уайльд. – Он здесь был, когда мы купили дом, причем уже покосившийся. По правде говоря, я хотела нанять рабочих, чтобы его выпрямить, но Оскар воспротивился, заявив, что эстетизм благоволит к любым отклонениям. Он сказал, что в наклоне креста есть свое очарование, куда более пленительное, чем честная прямота стройных колонн. Оскару свойственны очаровательные странности, но порой мне не угнаться за ходом его мыслей.

– Понимаю, – сочувственно произнесла Ирен. – У вас, наверное, скоро дети проснутся, не будем вас больше задерживать. Спасибо за ваше гостеприимство. Пожалуй, нам пора откланяться.

– Я непременно передам Оскару, что вы заходили. Рада была знакомству, мисс Адлер и мисс… – она посмотрела на визитную карточку Ирен. Без толку – моей фамилии там не было.

– Хаксли, – представилась я.

Попрощавшись и обменявшись вежливыми улыбками, мы вышли на улицу и направились к нашему экипажу, ожидавшему нас у ворот Королевского госпиталя[52].

– Только зря время потеряли. Мистера Уайльда не застали… – проговорила я, окинув взглядом голые ветви деревьев. – Жалко, что он больше не работает дома.

– Ты не права. Весьма плодотворная поездка. Теперь надо решить, что делать. Из соображений вежливости следовало бы посоветоваться с Годфри – как-никак речь идет не только о Бриллиантовом поясе, но и о его матери.

– Ирен! Хочешь сказать, что ты знаешь, где Бриллиантовый пояс?!

– Ну конечно. У Оскара Уайльда.

– Но как… – Я застыла как вкопанная, и Ирен, взяв меня за запястье, потянула вслед за собой:

– Глупышка, он сам об этом ни сном ни духом. Вопрос в другом: как заполучить пояс так, чтобы Оскар ни о чем не узнал?

– Но это же… кража. Мистер Уайльд, несмотря на известность, далеко не богат.

Ирен окаменела, словно я вдруг превратилась в Медузу Горгону, стоящую на страже моральных обязательств.

– Не ерунди. Между прочим, он мне ни гроша не дал за то, что я вернула ему тот золотой крестик. Вот теперь он заплатит, причем сам того не зная. Нелл, мне приходится объяснять тебе элементарные вещи. Скажи еще, что бриллианты по праву принадлежат Годфри.

– Неужели ты собралась скрыться с сокровищем, оставив Годфри с носом? И это после всех его трудов, после всего того, что он сделал для нас и для тебя лично?

– Да, он был полезен. Иного от хорошего адвоката я и не ждала. Между прочим, ты забываешь, что я заплатила ему за услуги, которые он оказал нам в своем профессиональном качестве.

– Ирен! Не надо думать, что все мужчины такие же, как король Богемии. Как можно быть настолько черствой? Я же знаю, что Годфри значит для тебя больше, чем… подносчик багажа.

– Не надо путать бизнес и дела сердечные. А как совершенно верно заметил мистер Тиффани, приносящий выгоду бизнес не может вызывать сожаления. Услышь я это мудрое изречение до того, как ввязалась в богемскую авантюру, все могло бы сложиться иначе. Если бы я больше думала о себе и карьере, то никогда не оказалась бы в столь шатком положении. Такого больше не случится.

– Ты хочешь сказать, что любовь делает человека слабым?

– Нет, желание быть любимым, желание, чтоб тебя боготворили. Мы, творческие люди, очень часто оказываемся подвержены этой навязчивой страсти. Не сомневаюсь, мистер Уайльд даже мог бы сложить об этом стих пятистопным ямбом. Я абсолютно уверена, что несчастная Констанс, с которой мы только что имели удовольствие общаться, любит и боготворит своего мужа-эстета, точно так же, как и Каролина Нортон любила и боготворила Блэкджека, когда шла с ним под венец. Видимо, Каролина именно в силу этой причины согласилась выйти замуж за отца Годфри. Зачем-то ей это понадобилось, верно? Впрочем, к чему умной женщине, ценящей свою независимость, вступать в брак – все равно остается за гранью моего понимания.

– Признаться, Ирен, я уже стала опасаться, что ты разучилась меня шокировать. Теперь я вижу, сколь серьезно я заблуждалась.

– Это хорошо, – улыбнулась Ирен. Мы как раз подошли к экипажу. – Мистер Уайльд совершенно прав, утверждая, что способность шокировать является островком сладости посреди океана горечи, которым является наш мир.

Мы сели в ландо и поехали домой, в Брайони-лодж. Всю дорогу я хранила молчание. За годы знакомства с Ирен я хорошо усвоила: есть только один способ отбить у нее желание шокировать. Спросите, какой? Держать рот на замке.

Глава тридцать первая

Сумеречная зона

Солнце погрузилось в серые неспокойные воды Темзы, и на Челси опустились сумерки. Напоминающий армию привидений туман запутался в железных оградах домов на Тайт-стрит, Свон-Уок и Чейни-Роу. Сквозь полупрозрачные занавески на улицу падал призрачный свет газовых ламп. Запах затхлости, которым тянуло от реки, мешался с ароматом горящего угля, шедшего от невидимого в темноте дыма, клубившегося над десятком располагавшихся неподалеку труб.

Я плотнее запахнулась в жакет, силясь отогнать холод. Темно, зябко… Ну чего меня занесло в этот Челси?

Из-за ограды Королевского госпиталя доносился хриплый заговорщицкий шепот. Из Аптекарского сада[53] тоже послышался шум – несмотря на то, что он был уже закрыт, туда явно кто-то пытался проникнуть.

В закатном сумраке я крадучись пробиралась по саду Оскара Уайльда, изо всех сил стараясь не расчихаться.

– Ирен, – проквакала я, – мы здесь себя угробим. Или, в лучшем случае, загремим на весь вечер в полицейский участок.

– Не глупи. Мы не нарушаем никаких законов. Хозяева пригласили нас сами.

– Мы здесь по надуманному предлогу.

– Кроме нас об этом никто не знает.

– Зачем ты отправила Годфри в бывший дом Карлайла?

– Это было самое правильное решение. Пусть уведет как можно больше народу подальше отсюда.

вернуться

51

Россетти Данте Габриэль (1828–1882) – английский поэт, переводчик, иллюстратор и художник.

вернуться

52

Королевский госпиталь – инвалидный дом для престарелых бессемейных военнослужащих, учрежденный указом Карла II в Челси в декабре 1681 г. по образцу парижского Дома инвалидов.

вернуться

53

Аптекарский сад – второй по старшинству ботанический сад Великобритании, основанный в районе Челси в 1673 году.