Тем временем в глинской церкви разыгралась трагедия, повторявшаяся и в последующие дни, которую трудно описать словами, хотя это и пытались сделать оставшиеся в живых свидетели.

Вот что рассказывает ИВАН ПАЦИЕНТА, портной из Глины:

"… Я жил за церковью. Выглянув вечером из окна, я заметил, что пространство перед церковью было освещено. Слышны были доносившиеся оттуда глухие стоны… На следующее утро перед церковью я обнаружил лужи крови…"

Свидетелю МАТО БАКШИЧУ, столяру из Глины, удалось увидеть гораздо больше:

"… Я жил в пятидесяти метрах от бывшей православной церкви,– вспоминает Мато Бакшич.– Около девяти часов вечера я заметил из своего окна, что из церкви грузовиками вывозят людей. Затем я услышал, как из церкви доносились крики и стоны, похожие на завывания зверей или рев забиваемого скота. Выдержать это было трудно, и я отошел от окна. Но моя семья, все мы не могли заснуть от проникавших в нашу квартиру непрекращавшихся криков. Подойдя снова к окну, я увидел, что эти изверги выносят людей одного за другим из церкви, сваливая их в кучи. После этого их грузили на машины и увозили. Некоторых усташи убивали прямо перед церковью. До меня доносились приказы:

– Подыми ему рубашку! Где там у него сердце?

После чего слышался хриплый стон жертвы.

Они бросали несчастных в грузовики – один усташ хватал жертву за ноги, другой за руки, третий поддерживал посредине – до тех пор, пока не заполняли их доверху. Мне неизвестно, откуда были эти люди, но потом в городе говорили, что их пригнали из Вргинмоста или Топуско, чтобы перекрестить из православной веры в католическую".

Мато Бакшич вспоминает одну подробность за другой:

"Около полуночи мы с женой заметили, как из церкви вышел усташ с засученными рукавами. Его руки были окровавлены. В правой руке у него был нож. Не сдержавшись, моя жена спросила его:

– Что происходит в церкви?

Приостановившись, он коротко бросил в ответ:

– Режем.

– Кого режете?

– Сербов режем. До тех пор, пока не вырежем их всех до одного, нам, хорватам, спасения не будет.

Тогда и я вмешался в разговор:

– Почему это нам не будет спасения?

На это он только сказал:

– Хватит, я в эмиграции натерпелся".

Свидетельствует ЙОСИПА ШАРИЧ, домохозяйка из Глины. Вот как она вспоминает ту кровавую ночь:

"В ту ночь, когда происходила расправа, я была в доме усташа Янко Будака, который в тот день умер естественной смертью. Кроме меня, там были Мара Клаич и Драга Ликар. Около часа ночи в дом вошли трое усташей в форме, их одежда и обувь были в крови, в руках у них были окровавленные ножи. Подойдя к телу умершего, они подняли вверх свои ножи и стали размахивать ими, повторяя:

– Мы отомстим за твою хорватскую кровь!

В ответ на наш вопрос, почему они в крови, усташи сказали, если мы хотим знать, чтобы шли с ними. Подойдя вместе с ними к церкви, я увидела груды умерщвленных людей, вся земля вокруг была залита кровью. В церкви, которая время от времени освещалась прожектором, я тоже увидела убитых, слышались крики и стоны людей. Обращаясь к очередной жертве, один усташ спросил:

– Ну, куда тебе всадить нож?"

По свидетельству ДУШАНКИ БРЕКИ из Глины, это убийство совершили усташи из 13-й "сотни смерти". Об этом ей сказал Мича Михалец, который также находился в Глине, а затем в составе трудового батальона был переведен в Загреб. В числе тех усташей был и некий Зунац, который в 1943 году был жандармом в Петрине, а также механик Йосип Буткович из Беловара, который хвастался перед Душанкой Брекой, как он расправлялся в церкви с людьми, выкалывая некоторым из них глаза.

В этой бойне участвовало около пятнадцати усташей. Некоторые проявили при этом особую жестокость.

Проходивший в ту ночь мимо православной церкви ИГНАЦ ХАЛУЗА из Глины вспоминал:

"Я видел, как Йосип Мисон снимал с жертв одежду и бросал в корзину. Когда я шел парком, мне навстречу попался человек в гражданском, с засученными рукавами, руки его были в крови. Он попросил закурить. Я ответил, что у меня нет сигарет. Тогда он позвал меня в православную церковь. При входе возле забора я увидел около пятнадцати усташей, которые пили ракию. Из церкви вдруг раздался голос мальчика:

– Папа, спаси меня!

Детский крик, скорее стон, со слезами повторился несколько раз. В церковь вошел Йосо Зинич. После этого детского голоса уже больше не было слышно".

О том, что творилось в церкви, лучше всего знают сами усташи. А также единственный из мучеников, оставшийся в живых,– чудом уцелевший человек, который не знает, что хуже – умереть или остаться в живых. Ибо после всего, что произошло, жизнь ему стала казаться сплошным кошмаром.

"… Через несколько минут после того, как нас заперли в церкви, появился Крешталица, мясник из Глины, а за ним – жандарм Йосо Миленкович. Через час после того, как они нас переписали, в церковь пришел человек в форме домобрана, который сказал: "Вы, сербы, еще в 1919 году были приговорены к смерти, но тогда нам не удалось привести приговор в исполнение, поэтому мы всех вас уничтожим сейчас".

Так вспоминает о начале кровавой бойни в Глине ЛЮБАН ЕДНАК, крестьянин из Белиште, единственный человек, уцелевший в ту страшную ночь. Продолжая свое свидетельство, Еднак говорит:

"Потом пришли еще какие-то усташи. Один из них спросил: кто будет Перо Милевич? Вперед вышел человек.

– Что тебе известно о партизанах? – спросил усташ.

– Мне ничего не известно,– ответил Перо Милевич.

Тогда к нему подскочили другие усташи, поставили его к стене и стали бить веревкой до тех пор, пока он не почернел. Затем его, избитого, бросили в угол церкви. Он потерял сознание. К вечеру пришли усташи, которые сказали, что нас повезут в Лику на работу, путь далекий, и, если кто-то хочет запастись хлебом, можно сдать деньги на его покупку. Те, у кого были деньги, отдали их, и усташи все забрали себе".

И тут началась кровавая бойня. Вот как об этом вспоминает ЛЮБАН ЕДНАК, заново переживая весь этот ужас:

"Когда уже стемнело, мы вдруг услышали, что к церкви подъехал грузовик.

Как только смолк мотор, в церковь ворвались усташи. Прямо с порога они приказали:

– Немедленно зажгите свечи, чтобы лучше было видно.

Как только мы это сделали, последовал вопрос:

– Верите ли вы в нашего поглавника и в наше "Независимое Государство Хорватию"?

– Верим, верим…– ответили почти все, кто громче, кто тише.

И тогда раздались команды: "Лечь! Встать! Лечь! Встать!"

Пока мы послушно выполняли приказы, усташи стреляли из винтовок вверх, как бы пытаясь попасть в свечи. Из полумрака на нас падала штукатурка, которая сыпалась с церковных стен от пуль.

Затем усташи приказали нам снять с себя все, кроме нижних рубашек и трусов, и все свои вещи сложить в углу церкви. После этого нас заставили лечь на землю. Усташи ходили по нашим телам, как по бревнам, потом они приказали нам встать и снова стреляли по стенам церкви, ни в кого конкретно не целясь. Они хотели запугать нас. Затем опять вывели вперед Перо Милевича и вновь стали расспрашивать его, знает ли он что-либо о партизанах? И когда он снова ответил, что не знает ничего, один из усташей схватил его, и на виду у всех, вонзив нож в горло, распорол ему всю грудь. Милевич, не издав ни звука, замертво рухнул на пол.

На повторный вопрос, кому известно что-либо о партизанах, который на этот раз сопровождался обещанием отпустить домой того, кто сообщит о них, вперед вышел человек.

– Говори! – приказали ему.

– Я знаю, что партизаны недалеко от Топуско взорвали телеграфные столбы и остановили машину с усташами…– сказал человек, надеясь на освобождение.

Но вместо этого усташи приказали ему положить голову на стоявший в церкви стол, а когда он это сделал, один из усташей перерезал ему горло и приказал петь. Но из горла брызнул фонтан крови на расстояние в несколько метров, и петь он не смог. Тогда усташ так ударил его прикладом по голове, что из черепа потекли мозги.