— Так тому и быть; — подытожил Председатель — Великий магистр. — В этом мире нет ничего невозможного, мы уже неоднократно в том убеждались.

Было принято решение: одна из групп, направляемых в Иерусалим, получит там фактор наибольшего благоприятствия, она будет находится под постоянным контролем и наблюдением Сионской Общины; с этой целью следует отозвать ломбардца Бера из Клюни, сети вокруг которого затягивались, и перебросить его в Палестину. Вторая группа будет уничтожена на подходе к Константинополю. А в отношение третьей, вернее только лишь ее руководителя, применен старый, но действенный план, смысл которого не надо было объяснять заулыбавшимся старцам. Покончив с этим вопросом, Мудрецы перешли к неудавшемуся заговору графа Шампанского против короля Людовика IV.

Встретившись со своим агентом, невзрачным служкой из синагоги, монах-киновит выслушал его сообщение и спрятал переданные ему документы в складках гарнаша. Лицо его оставалось невозмутимым, хотя он почувствовал, что наконец-то удача плывет к нему в руки. Когда на постоялом дворе он вскрыл пакет с документами, то понял, что предчувствие его не обмануло. Протокольная запись одного из собрания Старцев показалась ему столь важной, что он не решился доверить ее письму, и, свернув свою работу, в тот же вечер выехал из Нарбонна в Клюни.

Рыцари, их оруженосцы, латники и слуги, — всего около пяти десятков человек, находившиеся уже несколько дней в пути, приблизились к небольшому селению близ Ульма. Место для лагеря на опушке леса показалось приемлемым и пока не стемнело, установили шатры, расседлали лошадей, разожгли костры под большими походными котлами. Бизоль де Сент-Омер лично взял на себя обустройство привала и приготовление пищи, подгоняя своих поваров пинками и затрещинами, другие же рыцари занялись кто чем: маркиз де Сетина — своими фолиантами, граф Норфолк — рисунками в альбом, Людвиг фон Зегенгейм — обучением молодых воинов ратным приемам, а Андре де Монбар просто исчез, скрывшись в лесной чаще. Гуго де Пейн и Роже де Мондидье, прихватив с собой Раймонда и пару слуг, направились в ближайшее селение. Харчевня, в которую они зашли, пустовала: лишь одинокий хозяин, низко кланяясь дорогим посетителям, поспешил выставить на стол кубки с вином. Мондидье приказал слугам стоять у входа в харчевню и никого не пускать, чтобы посторонние рожи не мешали благородным рыцарям. Гуго де Пейн при этом неодобрительно покачал головой, но спорить с одноглазым рыцарем не стал.

— Кому принадлежат эти владения? — спросил он у хозяина.

— Сеньору Курту Агуциору, — ответил трактирщик.

— Судя по тому, что я видел, местность и селение в большом запустении.

— Увы! Живем мы не богато.

— Не его ли это замок на холме? — полюбопытствовал Роже. — Он напоминает выброшенный на берег корабль с пробоинами.

— Сеньор Агуциор стар и немощен, — ответил трактирщик. — А единственный наследник, отправившись более десяти лет назад в Палестину, так и не вернулся.

— Не навестить ли нам отца одного из защитников Гроба Господня? — предложил де Пейн.

— Непременно, — согласился Роже. — Как только управимся с этими кубками.

В это время за дверью перед входом в харчевню послышался какой-то шум и гневные голоса. Брань все нарастала, и вот — прямо через дощатую дверь, разлетевшуюся вдребезги, в харчевню ввалился один из оставленных там слуг, шлепнувшись на земляной пол. Второй слуга очутился рядышком с ним, оставив похожую на свою фигуру дыру в тростниковой стене.

— Не люблю, когда кто-то стоит на моем пути! — строго проговорил вошедший человек, — не то монах, не то рыцарь, поскольку под рясой у него виднелась кольчуга, а к поясу был прицеплен широкий меч. Было ему около сорока пяти лет, и, глядя на его загорелое, покрытое сетью мелких морщин лицо, коротко подстриженные седые волосы, можно было предположить, что большую часть времени он проводит в дороге — на свежем воздухе, под знойным солнцем или проливным дождем. Он был среднего роста, широк в плечах и крепок в сложении. Следом за ним вошел маленький человек, желтолицый, с узкими щелочками вместо глаз и заплетенной на затылке косичкой. Человек этот помог подняться очумевшим слугам и невозмутимо отряхнул их от пыли.

— Оставь, Джан! — сказал монах-рыцарь. — Позаботься лучше о хлебе насущном, да глотке вина.

— Ну и как это понимать? — с вызовом спросил Роже, отставляя свой кубок. — Что за бесцеремонное обращение с нашими слугами, сударь?

— Да уж какие церемония, когда я чертовски голоден, — повернулся к нему монах-рыцарь. — Вот и пришлось их посторонить.

— Пустой желудок плохой советчик в вопросах этикета, вы правы, — согласился Гуго, делая Роже успокаивающий знак. — Присаживайтесь к нашему столу и будем считать инцидент исчерпанным.

— И все же вам, рыцарю, не следовало драться со слугами, как простому поденщику, — не унимался Роже, тем не менее пододвинувшись на скамье.

— Я к ним и не прикасался, — усмехнулся странный посетитель. Свою благодарность они могут передать моему слуге, Джану.

— Как? Вы хотите уверить меня, что ваш маленький азиат, сер, швырнул двух таких огромных балбесов сквозь стенку?

— Вот именно! — трактирщик уже налил новому гостю вино и поставил огромное блюдо с бараниной, которая стала быстро исчезать меж крепких белых зубов монаха-рыцаря. — Однако, не мешало бы представиться. Меня зовут Милан Гораджич. Оставив свое княжество в Сербии более пятнадцати лет назад, я с тех пор путешествую по свету, чему очень рад.

— Но мы видим на вас монашеское одеяние, — промолвил Гуго де Пейн.

— Стены моего монастыря — все четыре стороны света, — ответил сербский князь. — А крыша — небосвод. Правда, она иногда протекает, но зато молитва уносится к Богу прямой дорогой.

— Где же вы побывали за это время?

— Без преувеличения — везде! — блеснув улыбкой отозвался Милан. — Если я начну перечислять страны и города, то к концу рассказа мы все вместе встретим утреннюю звезду. А мне еще нужно поискать ночлег. Думаю, я найду его в том замке на холме.

— Неподалеку отсюда мы остановились лагерем. Вы можете воспользоваться нашими шатрами, — предложил де Пейн, заинтересовавшийся необычным собеседником.

— Конечно, — подтвердил Роже. — Я тоже много постранствовал: мы бы с вами посостязались в рассказах о далеких и волшебных странах.

Милан Гораджич не успел ответить — вновь перед входом в харчевню возник шум, сопровождаемый громкими причитаниями, а через несколько секунд на пороге появился окровавленный мужчина с пробитой головой, поддерживаемый женщиной в порванной одежде.

— Помогите! — взмолился мужчина, падая на колени и протягивая к рыцарям руки. — Несчастье! Они убьют моего хозяина и его жену!

Трактирщик помог раненому подняться и усадил его на скамью. Женщина, громко рыдая, опустилась рядом. Из их бессвязных слов трудно было что-то понять.

— Это Гюнтер, дворецкий сеньора Курта Агуциоре, — шепнул трактирщик рыцарям. — И его супруга Мария. Видно, в замке какая-то беда.

— Плесни-ка им вина, — посоветовал Роже. — И клянусь своим единственным глазом, я восстановлю справедливость!

Несчастные, понемногу успокоившись, рассказали следующее. Утром в замок синьора Агуциора приехал его старый знакомый рыцарь Пильгрим с двумя своими товарищами. Встретили его хорошо, ласково, накормили и напоили медом и вином. Но, видно, Пильгрим задумал недоброе дело, поскольку предложил Агуциору поохотиться в полях с кречетами. Готовясь к поездке, Агуциор отправил большинство своих людей за ворота замка, остальных же Пильгрим сам разогнал, посылая то за одним, то за другим. И вот, когда Агуциор остался наедине с этими злодеями, Пильгрим выхватил нож и набросился на него, нанеся три раны, а затем обмотал его шею веревкой и поволок к башне, намереваясь повесить. Досталось и слугам, которые попытались вступиться за своего хозяина. Жене же его Пильгрим сказал, что теперь все их добро принадлежит ему, а если она будет кричать, то и ее повесят. Он отобрал у нее все драгоценности и запер в подвале замка, а сеньора Агуциора пока посадил на цепь в башне. Только недавно Гюнтеру и Марии удалось вырваться и бежать.