— Правильно, — по-прежнему серьезно сказал Янош. — Только не выбрасывай волосы в туалет. Отнеси их в какую-нибудь большую сточную канаву, где вода течет постоянно.

Инз перестал улыбаться и стал столь же серьезен, как и Янош.

— Сделаю, как скажете, — сказал он. — Но даже без ваших советов я понимаю и чувствую, что в этом каменном городе нас за каждым углом поджидает опасность.

Мы все переглянулись. Инз тяжело вздохнул.

— Здесь так плохо, — сказал он, — что я жду не дождусь, когда мы окажемся в море, где мне, наверное, придется придерживать голову господина Амальрика над бортом, когда ему станет плохо, и предупреждать его, чтобы он не блевал против ветра — это дурной знак. Хорошо еще, что у меня луженый желудок. — Он поднял сумку и удалился.

— Насколько я знаю, — сказал я, — этот болтун Инз никогда в жизни не ступал на борт судна, разве что в пруду плавал на лодке.

Янош улыбнулся:

— Он мне напоминает мою няньку. Та тоже постоянно ворчала, хныкала, жаловалась, но всегда…

На улице раздался вопль. Янош и я выскочили в коридор. Янош уже сжимал в руке саблю, я вытащил свою. Мы с грохотом сбежали по лестнице во двор. Двое часовых у ворот, с оружием наготове, вглядывались в темноту. Остальные наши солдаты выскакивали из своих комнат, застегивая ремни.

— Инз! — воскликнул один из солдат, указывая на улицу. — Он только что прошел…

Остальное я не дослушал, и мы бросились вдогонку. Янош успел на бегу выхватить из держателя один из факелов. В конце улицы я разглядел трех дерущихся мужчин. Мы закричали и устремились к ним. Один из троих отскочил и метнулся в темноту. Другой задержался, и я успел увидеть, как он ударил третьего в грудь и тот стал оседать. На мостовой осталось только скрюченное тело.

Это был Инз. Мы перевернули его. Ему нанесли два удара — один в руку, разрезав ее до кости, а другой глубоко пронзил грудь. Но он еще был жив.

— Кассини сюда, — приказал я. Янош громко крикнул, чтобы сюда скорее шел воскреситель с его целебными травами. Кто-то побежал за ним.

Инз открыл глаза, узнал меня.

— Я… я не отдал им. Они не смогли… — выдохнул он. — Они хотели…

— Молчи, — рядом со мной на колени опустился Янош. Он поднял маленькую кожаную сумку с моими состриженными волосами. У меня внутри все сжалось. Вот в чем дело. Негодяи решили, что этот маленький, хорошо одетый человек несет в сумке деньги.

— Они сказали… они хотели что-нибудь принадлежащее вам… хозяин… и что они… заплатят за это. А если нет… — Инз глотнул воздуха, воздуха, который не мог уже удержаться в его продырявленных легких.

— Держись, — сказал я. — Кассини поможет. У него есть лекарства и заклинания. С тобой все будет хорошо.

Инз покачал головой.

— Нет, — прошептал он. — Одна просьба, хозяин. Одна последняя просьба. — Я понял, что он умирает. — Дайте мне волю, — смог он выговорить. — Дайте мне умереть свободным человеком.

Дело было не в этой просьбе. Дело было в том, что по моей вине он умирал здесь, на этой грязной мостовой в этом проклятом городе. И все, что я мог для него сделать, — это лишь выполнить его просьбу. Я пытался отыскать нужные слова, но до этого мне еще ни разу не приходилось освобождать раба. И тут заговорил Янош.

— Повторяй за мной, — приказал он. Я стал повторять.

— Я, господин Амальрик Антеро из Ориссы, сим объявляю раба Инза, Инза из… из…

— Из Мангифера, — донесся шепот.

— Из Мангифера свободным человеком. Не принадлежит он теперь к числу рабов и тем самым получает свои права и обязанности. Он имеет право на собственность, на жену, на детей, которые тоже отныне свободны. Имеет право жить своей жизнью и умереть своей смертью. Я, господин Амальрик Антеро, объявляю добровольно и открыто здесь, пред ликом всех богов, что отныне и навеки не предъявлю прав на этого человека, его детей, его семью, его душу.

Я повторил за ним слово в слово.

Губы Инза раздвинулись. То ли он хотел поблагодарить, то ли улыбнуться. И тут что-то изменилось в его взгляде, смотрящем теперь сквозь меня, за меня, в ничто. И тело его внезапно потяжелело.

За накатившими слезами я уже не мог разглядеть его лица. Кто-то поднял тело. Янош помог мне встать. И тут я вспомнил — набрав пригоршню пыли с мостовой, посыпал ею тело Инза. Вот теперь его призрак не будет бродить по земле. А я поклялся, что все сделаю, чтобы отыскать его убийцу, и тогда благословит Инза Темный искатель. Но сейчас я даже злости не чувствовал. А лишь великую печаль да великий стыд за то, что за столько лет я так и не удосужился спросить у верного слуги и преданного друга, откуда же он родом.

Янош обнял меня за плечи.

— Скорбеть будем позже, — решительно сказал он. — А сегодня мы отплываем.

Собирались мы торопливо. Я никак не мог привыкнуть к тому, что впервые за столько лет мне никто не подсказывает, где лежит щетка, какой плащ как надеть и так далее. И я еще раз выбранил себя за эгоизм. Ведь только что умер человек, а я думаю о том, как правильно упаковать мои кремы да в какую коробку их положить. Сержант Мэйн выделил мне солдата в помощь, но толку него было не много. А прикрикнуть на него мне воспитание не позволяло.

Я разыскал хозяина гостиницы и расплатился. Тот поклялся, что знает толк в ориссианских церемониях и потому после соответствующего ритуала предаст огню тело Инза, дабы, как требовала наша вера, его останки не мог поднять из земли и использовать в своих целях какой-нибудь злобный маг. Янош сказал, что доверяет ликантианину, так что я не стал намекать, что у семейства Антеро хорошая память и что хозяину гостиницы не поздоровится, если он не сдержит обещания. Но он и сам, поглядев в мои глаза, все понял.

Когда мы собрались во дворе, Янош раздал каждому по маленькому, покрытому золотом зубу на цепочке. Он сказал, что это зубы хорька и они должны уберечь нас от гибели. Я вспомнил моего хорька и как Халаб оживлял его, и решил, что это добрый знак. Кассини нахмурился — ведь все чары должны были бы идти только от него, — но ничего не сказал и наравне с остальными так же проворно нацепил цепочку с зубом на шею.

Янош застыл посреди двора, уставясь на один оставшийся зуб. Может быть, он думал о том, что, вручи он его Инзу двумя часами ранее, тот остался бы жив.

Из залива Ликантии «Киттивэйк» вышла поздним утром. Ушло время на то, чтобы разбудить Л'юра, затем чтобы он разыскал нанятых им моряков, разыскал портовую колдунью, которая погадала, что ждет путешественников. Густой летний туман все еще висел над водой, когда наконец отдали концы и четыре моряка взялись за длинные весла, чтобы уйти подальше в море, где легкий бриз со стороны суши наполнит наши паруса. Нос судна устремился в открытое море. За бортом оставался чудовищный замок архонтов, нависший над узким устьем залива, который, казалось, не хотел нас выпускать из своих каменных объятий.

Я обернулся бросить прощальный взгляд на Ликантию, исчезающую в дымке. Туман уже поднялся, и я смог разглядеть причал, от которого мы отошли. Там кто-то стоял — столь неподвижный, что поначалу я принял эту фигуру за камень. И тут я понял, кто это стоит, хотя расстояние было слишком велико, чтобы я мог разобрать черты лица. Но я просто знал, кто это. Знал.

Нас провожал Гриф.

Глава седьмая

АРХОНТЫ И ШТОРМ

В последующие дни меня все не покидала мысль отомстить за Инза. Ярко светило солнце, задувал бодрящий ветерок, катились высокие волны. «Киттивэйк» скользила по этим волнам, как птица. Огромный парус позволял развивать большую скорость.

По крайней мере, не сбылось одно из пророчеств Инза: в море я чувствовал себя так же прекрасно, как и на земле. Даже когда качка усилилась и волны окатывали корабль, так что мы промокали до нитки, я не переставал думать об Инзе. Солдаты постоянно нависали над бортами извергая содержимое желудков, чем вызывали насмешки капитана Л'юра и остальных моряков. Среди страждущих на радость Яношу, находился и Кассини. Похоже, морская болезнь, со смехом шептал мне на ухо Янош, действует на внутренности и магов. Я тоже веселился — никогда еще я не чувствовал себя так бодро. С каждой лигой, приближающей нас к Редонду, силы мои прибывали. В крови играл огонь приключений, и я совсем забыл о мрачной фигуре Грифа. Что же касается Инза, то я пообещал себе, что извлеку урок из его смерти, хотя толком еще не знал, какой именно. Про себя я посвятил эту экспедицию ему, обещая принести в случае благополучного возвращения в жертву жирную овечку и поминать Инза наравне с Халабом и моей матерью.